Тёмных дел мастера. Книга третья
И лишь спустя несколько часов, когда тело Гортера достаточно окрепло, а порядком одеревеневшие члены позволили ему вновь ощутить себя, он наконец-то смог вспомнить события последних дней, и то время, что он провёл в Варгосе. После чего бывший следопыт поднялся на ноги, чтобы получше оглядеться.
Как оказалось, это и вправду был всё тот же лесистый север Сентуса, где Гортер провёл едва ли не большую часть своей жизни. Но каким образом он смог так быстро и, что самое главное, совершенно неосознанно и незаметно для себя сбежать из Варгоса? Ведь, казалось, буквально только что он отражал своим прижатым к луку диском атаки тамошних магусов-надзирателей, впопыхах решая, как же ему поступить дальше… Гортер совершенно не понимал, что произошло.
«Дедов слиток!» — взметнулась вдруг в голове раскалённая докрасна мысль, от которой вмиг нахлынуло волнение и бросило в жар.
Обернувшись и бросившись на колени Гортер машинально прощупал лежавший на земле рюкзак и всё-таки смог найти там последнее из трёх самых главных своих наследных сокровищ после лука и диска. Тогда, вздохнув с облегчением, он вновь позволил себе порядком расслабиться, так и оставшись сидеть в невысоком бурьяне. Всё же случившаяся с ним метаморфоза выпила его силы до капли, и Гортер определённо не желал испытывать нечто подобное вновь.
Спустя ещё некоторое время, он принялся усиленно размышлять над забросившими его в это место событиями. Седовласый бродяга отметил, что уже давно, ещё с того дня, как он впервые ступил в пределы города, в нём зародилось некое странное чувство. И, как ни крути, оно оставалось странным даже для него — бывшего охотника за головами, частенько бравшего заказы на опасных магусов. Не говоря уже о том, что Гортер как-то незаметно для себя сумел обзавестись новыми талантами, которые, по всей видимости, уже успели до некоторой степени стать частью его натуры. Однако он столь мастерски их игнорировал, что можно было смело говорить о раздвоении личности или о воздействии на него самой тайной и сильнейшей магии из всех возможных. Но как вообще такое могло произойти, если бывший следопыт всегда оставался предельно осторожен во всём, что касалась магических воздействий на разум? Тем более что ни при захвате Гортера, ни во время его пребывания в тюрьме никто и не подумал наложить руку на выкованный когда-то из наследного слитка амулет, вероятно, посчитав его обычной побрякушкой. А между тем наследство старинного рода Устенов работало везде и всегда, в том числе и во время последнего столкновения Гортера с тем самым лысым изувером, дружки которого уничтожили остатки семьи бывшего следопыта почти пятьдесят лет назад. Да и за свой древний, истёртый веками полудиск матёрый охотник, бывало, хватался по пять раз на дню. Хотя, когда тот приходилось прижимать или полностью приматывать к луку, целиться становилось нелегко, поскольку изначальный баланс рукояти заметно смещался в сторону. О чём когда-то постоянно глаголил молодому Гортеру его дед, как только парень впервые заинтересовался всеми тремя наследными инструментами, а не только висевшим в светлице над иконой Единого красавцем-луком.
«Что же за чертовщина здесь происходит?.. И когда она со мной началась, Единый упаси?..» — задавался про себя всё новыми вопросами старый охотник, пока в какой-то момент не почувствовал, что уже бессчетное количество раз использовал эти способности и прежде, кидаясь вдогонку за какими-нибудь бандитами. Или спеша на помощь попадавшим в их магические капканы ланям, куницам и кабанам, пока ещё было не слишком поздно, после чего собственноручно исцелял их и отпускал на волю, оставляя жалким людским неумехам ровно столько пойманной ими добычи, сколько нужно было, чтобы не помереть с голоду.
«Но как?!.. — продолжал терзать себя Гортер, с удивлением припоминая все эти случаи и отмечая, что они происходили уже после того, как он удалился жить в леса. — Как я сам-то стал магусом?..»
Невольно споткнувшись на этой мысли, старик поперхнулся:
— Хе-хе, чёрть его дери… магусом…
И после этой короткой, но до боли ироничной паузы продолжил свои мучительные размышления:
«Сам стал одним из этих зарвавшихся ублюдков, на которых вю жизнь охотился. И даже не заметил того. Вот дубина! Сам, едрёна вошь, са-ам!.. Эх, так вот оно как, оказывается, бывает с ними…» — на полном серьёзе уже было заключил старый охотник, припоминая, что вроде бы и те растреклятые магусы-разорители, за которыми он столько времени охотился в прошлом, тоже использовали похожие силы, не требующие ни палочек, ни иногда даже слов. И вдруг почувствовал под рукой копошащуюся где-то в лесной подстилке одинокую мышку-полёвку.
Эта тварь была совсем ещё юной и, спасаясь от разлагающейся дряни, пропитывающей землю у находившихся недалеко, за ближайшим человеческим городом, пустошей, жила теперь в этой местности. А ведь тут её предки раньше даже никогда не бывали.
Пожалуй, спроси сейчас кто-нибудь Гортера, откуда же он смог узнать о ней так много сведений, бывший следопыт наверняка и сам удивился бы этому вопросу, не ответив на него ничего вразумительного, кроме разве что своих обычных охотничьих предположений. Но откуда-то, глубоко изнутри и в то же время полностью и целиком снаружи вокруг себя, бывший следопыт получал эти сведения, даже не видя объекта своего наблюдения.
И тогда Гортер всё понял.
— Нет, это никакая не магия-я, — уверенно проговорил он в тот же момент уже вслух и, в очередной раз опёршись ладонью о колено, медленно встал на ноги.
Вокруг всё так же продолжал тихо шелестеть его родной лес, а побуждаемая осенью дневная прохлада всё так же наполняла ноздри, отчего матёрый охотник буквально чувствовал корень истины всего живого мира, в окружении которого он когда-то рос, охотился и становился мужчиной. А когда пришла пора, то смог наконец даже отчасти породниться с ним… И лишь последнее дело в жизни продолжало ещё удерживать его по эту сторону бытия, упрямо не давая усталому затворнику заслуженного покоя.
Мельком кинув взгляд на свой лук и всё ещё валявшийся рядом в траве колчан со стрелами, Гортер чуть печально усмехнулся и принялся вновь старательно рыться в вещах, поочерёдно разбираясь и с пряжками доспеха, и с иными втиснутыми в рюкзак предметами.
«Ещё нет. Ещё не пробил час. Но скоро… Уже скоро», — заверил он сам себя напоследок каким-то странным голосом, словно бы это говорил другой человек.
После чего, закончив быстрые сборы, привычно перекинул фамильный лук через плечо, пристегнув его за специальное крепление к доспеху, поправил кожаную портупею с кармашками, поддёрнул поудобнее за лямку рюкзак и висевший с ним же на плече колчан. И уже был готов вновь отправляться в путь, но тут взгляд его ненароком упал на давно знакомый неровный шрам от дико горячего пламени на одном из принадлежавших доспеху Гортера металлических наплечников. Магия, оплавившая его когда-то — во время их последней дуэли с тем лысым душегубом и его сопляком-мальчуганом, которого бывшему следопыту сегодня снова повезло увидеть — живо напомнила старику, что ему наверняка предстояло снова испытать в будущем.
«Покуда я жив и руки мои крепки — ты будешь отомщена, матушка, — мысленно прошептал Гортер ближайшим соснам и елям свою давнюю клятву мести. После чего суховато прибавил: — А ты смотри там за ней у Единого за пазухой, батька! И передавайте оба привет деду. Надеюсь, он на меня оттуда тоже иногда посматривает. Так пусть знает, что род наш всё одно будет отомщён!.. Пусть даже я и последний, кто ещё вправе держать в руках наш лук. Однако ж нету у них пока ещё надо мною власти! И над лесом нашим здешним — её тоже нет!»