Волшебница Вихря

– И он искал?
– Да. До нынешнего года постоянно. Потом решил, что хватит уже мотаться по свету. Теперь вот почти всё время с нами, чтобы успеть наглядеться… – Она всхлипнула. – И Слав туда же. Когда поймёт, что мгновения утекают, будет уже поздно. А ведь я уверена, что могу стать для него самой лучшей женой!
Мы долго ещё шептались, а потом разошлись по комнатам, и в эту ночь я видела густые туманы, серые призраки кораблей и розовых чаек, что кричали за окном Вихреградья, будто с кем-то прощаясь…
 
Власа не было дома уже три дня, и мне было страшно – вернётся ли? Воины тренировались без него, я специально ходила проверять. Жаль только, не успела вовремя сорваться с глаз долой, снова напоролась на Шимеля, который поглядел на меня с напускным равнодушием и поздоровался нехотя.
Чубарый конь Власа, Шершень, подружился с Храном. Они любили бродить вместе по берегу, и я не боялась за своего вислоухого друга – непременно вернётся, не пропадёт. Да и в крепости пса полюбили, подкармливали, гладили. Хран был счастлив, Элик был счастлив, чего нельзя было сказать обо мне. Мало того, что воины насмешничали в открытую, так ещё и вожак будто испарился… А вдруг ему грозила новая беда? Могла ли я хоть чем-то помочь?
Я поспешила к Эльте. Девушка не выпускала из виду Слава, который упражнялся вместе с воинами Власа. Я заметила, что теперь она почти всё время рисует только возлюбленного.
– Прости, что отвлекаю, но ты не знаешь, где Влас? Корабль на месте, и Шершень стоит в стойле.
Девушка взяла меня под руку и увлекла подальше от сражающихся.
– В хижине он, Веда.
– В какой? Зачем?
– Проклятье нещадно его ломает, медленно и мучительно высасывает соки.  Он уходит, чтобы не причинить никому вреда.
– Что это за чары? – тихо спросила я.
– Проклятие зверя – то самое, что ведьма после Эрховой выходки наложила. Каждую тридцатую луну Влас брат мучается вдали от крепости. Жестоким становится, не контролирует себя. Может ударить, отшвырнуть… даже родного человека. Или вовсе убить, а потом и не вспомнить. Раньше мы все старались ему помочь, а потом он сам велел дом поставить в горах, и не ходить туда. То самый строгий приказ, ослушаться его – всё равно что кровные узы разрушить. – Она внимательно глянула на меня. – В горах прохладней. Тропы там путаные. А, знаешь, я ужасно люблю дикий розовый виноград. Он растёт только в одном месте, у жёлтых камней. А потом, если идти глубже в лес, можно и великанскую малину найти. И ещё там будет высоченная чёрная сосна. В неё когда-то давно ударила молния, и расщепила надвое, но обе половинки подхватили соседние деревья… Жуткое зрелище.
Я сглотнула. Эльта дала мне достаточно подсказок.
– А что же остальные воины, старейшины и деревенские? Они не знают, где Влас прячется?
– Думают, он особо тренируется, – тихо отозвалась она. – Никто знать не должен, кроме разве что родных по крови.
Я задохнулась, щёки заполыхали.
– Пожалуйста, если брат придёт, скажи, что я пошла к Ратхе.
– Хорошо, – кивнула девушка. – Так и скажу. Вот только думаю, Элик сейчас с Ромашкой у моря гуляет, ему не до Вихреградья.
Она говорила о девушке, с которой брат познакомился на празднике. Я, по правде, ещё даже не успела с ней встретиться, но решила, что отыскать Власа важнее. И даже не слишком боялась, что за ослушание он меня из замка выгонит.
Удивительно, что Эльта поддерживала меня в стремлении идти в горный дом, тем более зная, что это опасно. Как бы то ни было, она не выдаст. Я улыбнулась ей и уже собиралась уйти, как девушка сказала:
– Удачи тебе. Помни: в том доме Власа нет, там тот, кого он сам в себе боится.
Эти слова я повторяла про себя, когда шла прочь от крепости в сгущающихся сумерках. Я не взяла с собой оружие – даже если что-то плохое случится, против Власа его поднять не смогу. Единственное, что у меня было, это молоко, которое давали живущие в крепости лунные козы. А сторожа пусть думают, что я понесла его брату, и у него же заночую…
В горах в этой стороне всем заведовали каменные драконы, они не обидят сами и никому не позволят обидеть меня. Тем более теперь, когда на мне был знак Вихрей. Поэтому самого пути я не страшилась, шагала бодро, и добралась до места как раз к полуночи, без труда отыскав все особые знаки, о которых говорила Эльта.
Низкий срубовой дом был безмолвен и тёмен, словно никого не ждал и не желал видеть. Я боялась подойти ближе, но и уйти не могла. Как будто чувствовала, что справлюсь, чем-то смогу помочь, даже если это безрассудство грозило мне встречей с монстром. Я поднялась на крыльцо, тронула дверную ручку… И тяжёлое полотно тихо скрипнуло, пропуская меня в густую тьму.
– Влас, ты здесь? Это я, Веда.
Сухой воздух неприятно карябал горло, и незакрытое окно было единственным источником света. Хорошо хоть, Луны глядели прямо в него.
– Ты чего пришла сюда? – через пару мгновений отозвался мужчина хрипло. – На зверя посмотреть?
Я осторожно притворила за собой дверь, вглядываясь в полумрак комнаты. Влас стоял у дальней стены, и тело его, обычно такое прямое и мощное, как будто сжалось, усохло.
– Я помочь хотела, поддержать… Ты обо мне заботишься, а я о тебе стану.
Как объяснить ему, что готова на всё, лишь бы муку ему облегчить? Сейчас было совсем не время признаваться в любви.
– Таким, как я, забота не надобна, – чужим, низким голосом выговорил он. – Тем более от девчонки юной. Кто тебя подослал сюда?Она? Зря-я-я… – выдохнул он и шагнул ко мне.
Я попятилась. Как старалась не бояться, а такой Влас был мне незнаком. Да и не он это был, если приглядеться: глаза горели лютым звериным золотом, дыхание вырывалось из груди со скрипом, мускулы сжатых в кулаки рук вздулись…
– Ты, может, пить хочешь? – выговорила я. – Или приготовить поесть?
Он словно задумался, замер… но потом тяжело выдохнул и снова пошёл на меня.
– Берегись, женщина. Не посмотрю ведь, что ты беззащитна.
Я шагнула назад, прижимая к груди крынку с молоком.
– Вот. Тебе принесла. Ты хоть попробуй, оно свежее…
Мужчина подошёл почти вплотную, и теперь я совсем близко видела его горящие яростью глаза.
– Слов не понимаешь, глупая?
– Молоко, – прошептала я, протягивая ему пузатый сосуд. – Попей.
Он взял было дрожащими руками, даже отхлебнул… Закашлялся и вдруг швырнул посудину о стену – в стороны полетели белые капли да осколки глины! Шагнул, и я не успела вывернуться из кольца железных рук.
– Ох и зря ты со мной разговор затеяла, женщина…
Это был звериный поцелуй. Губы его накрыли мои внезапно, язык грубо проник в рот. Мне стало больно, и я упёрлась ладонями в его грудь, хотя и понимала – такого разве сдвинешь? И правда же – глупая! С кем беседовала, зверь он и есть зверь, и жажды у него звериные! А я – молоко…