Уилки Коллинз

  
Предисловие переводчика
Биографии британских и, шире, англоязычных литераторов и интеллектуалов разных веков, написанные филологом и романистом Питером Акройдом, давно пользуются заслуженной известностью. Их можно условно разделить на две группы по формату. Одни — большие, обстоятельные, подробные. Это изданные в России биографии Шекспира, Блейка, Диккенса. Другие — краткие, более популярные, представляющие общий абрис «героя». На русском языке выходили небольшие книги о Чосере, Эдгаре По, Ньютоне. Биография Уилки Коллинза относится ко второй категории. Однако эта книга тесно переплетается с подробной биографией Диккенса — друга и даже соавтора Коллинза, с биографией Лондона — города, определяющего все самое ужасное и увлекательное, радостное и печальное в жизни Коллинза, служившего для него источником вдохновения. Коллинз, как и Диккенс, для Питера Акройда особый автор. Акройд явно чувствует и последовательно выстраивает свою преемственность с ними как с «лондонскими сочинителями».
Краткая и при этом достаточно подробная биография Уилки Коллинза традиционна по форме: генеалогия, семейная среда, учеба, дружеский круг, первые шаги на литературном поприще, рождение шедевров, личная жизнь, смерть. Но этим простым рядом содержание книги не исчерпывается, ведь для Питера Акройда каждое мгновение скромной и тихой жизни милого, болезненного и обаятельного Уилки, вольнодумного писателя, неутомимого рассказчика, театрала, поборника свободы женщин, остроумного и невероятно трудолюбивого, становится поводом для разговора о стране и мире, литературных жанрах, путешествиях по миру, науке и суевериях. И любая глава — это маленькое приключение, в ходе которого реальность превращается в историю, роман, пьесу, настоящую сказку.
Это веселая и обаятельная история про маленького великого человека.
Ольга Чумичева
    
Пресса о книге
 
Акройд так рассказывает про Уилки Коллинза и его книги, что хочется немедленно перечитать два главных его шедевра, а затем отыскать менее известные и еще не прочитанные. Именно в этом и состоит цель биографии литератора — направить нас к его произведениям.
 
The Independent
 
 
Создавая портрет обаятельного человека, окруженного друзьями из числа ведущих художников, писателей и музыкантов того времени, Акройд весьма комфортно чувствует себя в викторианской Англии и испытывает искреннюю симпатию к своему герою. Ему удается почти невозможное — вывести Коллинза из тени Диккенса.
 
The New York Times Book Review
 
 
Акройд говорит о Коллинзе: «Он упивался фактами и с восторгом оживлял их в своих романах», — но то же самое можно сказать и о самом Акройде.
 
Publishers Weekly
 
    
1. Омни
Своеобразная внешность мистера Уилки Коллинза обеспечила ему прозвище Омни из-за некоторого сходства с омнибусом. Пять футов шесть дюймов — не особенно высокий рост даже для 1850-х и 1860-х. Голова выглядела слишком крупной для его тела, руки и ноги чересчур короткими, а ладони и ступни маленькими, их называли «более подходящими для женщины». С правой стороны лба выступала здоровенная шишка — результат осложнений при рождении; ее иногда определяли как «отек лобной кости».
Он всегда знал о своей странности и говорил, что в его случае природа оказалась «скверным художником»; он считал, что высоко поднятые плечи и в целом широкое тело «не соответствовали по всем пропорциям» его крупной интеллектуальной голове. Он был ужасно близорук, всегда носил очки. После тридцати отрастил бороду, чтобы придать лицу столь необходимую симметрию. В своих сочинениях он часто привлекает внимание читателей к физическим аномалиям, которые служат ключом к пониманию характера того или иного персонажа; он интересовался тем, что в его годы называлось наукой о физиогномике, но упоминал также эпилепсию, нарушения развития позвоночника, деформации лица и паралич конечностей.
Друг Коллинза, Холман Хант, оставил описание его манеры поведения. Приветствуя гостя, он раскачивался вперед-назад, обхватив колени, и «спрашивал с глубокой озабоченностью о том, откуда вы только что прибыли». Упоминали и характерное для него «нервное подрагивание коленей, словно он укачивал невидимого младенца». Он не мог спокойно стоять на месте. Чувствуя приближение приступа подагры, которой он был подвержен на протяжении почти всей жизни, «беспокойно шаркал ступней по полу». Однако в моменты расслабленности лицо его приобретало мечтательное и задумчивое выражение; во время разговора сверкающие глаза сквозь очки в золотой оправе буквально впивались в собеседника.
Как и многие его современники, он любил яркую одежду, словно участвуя в великой драме жизни в какой-то особой роли. Его доктор, Фрэнк Берд, отмечал, что Коллинз мог явиться к ужину «в светлом костюме из твида или верблюжьей шерсти, свободной розовой или голубой рубашке в полоску и, скажем, с красным галстуком». На фотографии, сделанной в Нью-Йорке во время тура с чтением романов, писатель запечатлен в лохматой шубе. Есть свидетельства, что он носил «льняную рубашку, усеянную крупными красновато-бурыми квадратами, с низким вырезом, дополненную причудливо завязанным пестрым шарфом» в сочетании с ярко-голубым пиджаком и жилетом. У него был целый спектр галстуков, полосатых и в горошек. Уже перевалив за пятьдесят, он однажды отправился на прогулку по Лондону в элегантном пальто, какие обычно носили молодые люди, и услышал, как некая женщина сказала своему спутнику: «Только подумать: взрослый мужчина надевает такое пальто — в его-то годы!» Однако дома он предпочитал с комфортом работать в ночной рубашке.
Он был известен своим дружелюбием и привычно хорошим расположением духа; вероятно, обладал наилучшим характером среди всех викторианских романистов. Он не отличался жесткостью и энергией Чарлза Диккенса; у него не было задумчивого и величественного облика Джордж Элиот. Как отметил один из его приятелей, он был «меньше склонен к позерству, чем кто-либо»; он был добрым и доступным в общении. У него не было «потаенных граней», и, кажется, женщины обожали его за лукавый юмор и непринужденное обаяние. Он располагал к себе мужчин веселостью и тем, что называли «юношеской жизнерадостностью». Он сам говорил о себе, что солидность не является частью его натуры. К немуможно применить характеристику, данную им же одному из персонажей: тот, «кому при знакомстве все пожимают руку, но никто не кланяется». Он всем был известен как Уилки — не Коллинз или мистер Коллинз.
Новое транспортное средство, омнибус, получило название от латинского «омни» (дословно — «всем»), потому что было доступно для всех, его демократичность можно считать предвестием актов о парламентской реформе 1867 и 1870 годов. Коллинзу нравились поездки на омнибусе, он любил погружаться в среду, которую считал более «современной», чем «идеальной». По соседству с его домом пролегали маршруты омнибуса от паба «Йоркшир Стинго» в районе Паддингтон до Банка Англии, по Нью-роуд (сегодня Мэрилебоун-роуд), Сомерс-таун и Сити-роуд.