Игры двойников

Снова россыпи кристаллов, кучей сваленные распечатки, поверх них – упаковка со сладким печеньем. И никаких следов микрокомпа. Должно быть, датчики приняли кристаллы за электронную технику. Неужели Нина потеряла его в лесу или у нее его кто-то отобрал? Так. Нина не только была инженером от бога, у нее совершенно не было инерции мышления. Она никогда не думала так, как все, а рассматривала все с какой-то другой, необычной стороны. Что необычного можно придумать с микрокомпом?
Может, она положила его на самом видном месте? Народная мудрость говорит, что это надежнее всего. Я перевернул кучу распечаток на столе, переворошил все кристаллы, осмотрел полки и стулья. Ничего! Как могла думать Нина, когда болезнь уже брала свое в ее сознании, и она забежала на минуту в комнату? Там, где можно было спрятать быстро и надежно, я уже смотрел. А ненадежно? Уничтожатель мусора, может быть? Конечно, его мог включить даже робот при уборке, но уборки здесь явно не было! Посмотрим. Из неплотно прикрытого клапана уничтожателя торчала прозрачная обертка от такого же печенья, какое лежало в шкафу.
Я открыл клапан. Так. Мусора немного – снова пустые обертки, скорлупки от конфет, порванная липучка от рукава рубашки и пара грязных перчаток от «Берсерка». Грязь была такая же темная, как на комбинезоне в мираже. Там микрокомп еще висел на шее у Нины. А что, если?.. Я встряхнул перчатки, и из одной вывалился прямо в обертки и скорлупки микрокомп. Вот он, тот самый, из миража – розовый корпус и лента с красно-голубыми узорами! Но в каком виде! Розовый пластик – в пятнах той же темной грязи, лента перекручена и проедена в нескольких местах кислотой, будто Нина роняла ее вместе с микрокомпом в витанское море. «Состав!» Облако нанопыли окружило микрокомп, и через секунду над моим рукавом появился мираж с картинкой и списком. На корпусе – слизь из пасти гладенца, частицы коры от черных и коричневых лиан и кусочки почерневшей кожи мозговика, на ленте в одном месте – темно-красная краска, причем не земная, а каутильская. Учитывая каутильский комбинезон, ничего удивительного. И везде, на ленте, и на корпусе – кислотная вода витанского моря.
Кажется, микрокомп роняли в воду, потом на лианы в лесу, а потом его пытался проглотить гладенец – дело естественное, если учитывать его аппетит. Но будет ли микрокомп работать после всего этого? «Последние записи, последнее принятое!» – приказал я чипу, и четкий мираж немедленно заклубился над микрокомпом. Работает! Последними принятыми сообщениями были сто двадцать выпусков московских и лондонских новостей в общей сложности за две недели. Последний был принят одиннадцатого. Грависвязь работает только в изолированных регдондитом помещениях – значит, Нина заходила к себе хотя бы для того, чтобы положить микрокомп.
Я принялся просматривать все миражи подряд. В красно-розовом облаке поплыли изображения витанского леса – мутноватые, поминутно прерываемые черно-синими помехами. Должно быть, то, что снимала Нина, было слишком близко к энергетическому колодцу, и электромагнитная автоматика принимала его воздействия.
Помех стало меньше, лес поплыл в мираже, будто Нина не спеша поворачивала объектив на триста шестьдесят градусов вокруг себя. Зачем это ей понадобилось? Насколько я знал свою бывшую начальницу, она никогда ничего не делала просто так. Чего же она хотела, когда снимала все это?
Среди клубков живых и высушенных лиан покачивались молодые розовые перья и морщились огромные темные мозговики. За ними поднимались темными колоннами стволы взрослых перьев, а выше виднелась вершина горы, сложенной из крупных округлых камней. Похоже, горка была вершиной подводной гряды, когда-то давно поднявшейся со дна витанского моря. Мощные полиморфы поднимали между камней свои зеленые спины, лианы оплетали их коричневым кружевом.
Лес в мираже расступился, в просвете среди перьев открылось бирюзовое небо и черная вода моря. Над водой летали окулумы и фламбойяны, на поверхности плескались миксиниды, однако ни строительного модуля, ни белой платформы в мираже не было. Кажется, энергетический колодец был другой, не тот, возле которого стояла энергостанция. Но главное – черно-синих помех не было! Что это такое? Как Нина заставила микрокомп работать без помех у самого берега? Не трубу же регдондитовую Нина с собой носила, как Патрик? Да и труба на берегу не поможет – ну вообще, как говорит тот же Патрик.
А может, это не съемка, а хорошая зарисовка, сделанная по памяти? Нина, кажется, умела рисовать. Нет, в памяти микрокомпа не осталось никаких изменений изображения. Значит, это подлинная съемка. А с какого расстояния? Я покрутил миражи. Ни одной помехи, хотя в справочнике сказано и на деле проверено, что помехи начинаются уже с двух километров от колодца. А это снималось прямо на берегу!
Запись продолжалась. Она выглядела так, будто Нина, не надеясь на память, снимала дорогу. Перья в мираже стали темно-красными, а лианы начали подниматься над землей, скручиваясь в трехметровые кольца – Нина удалялась от берега. В мираже показался сливающийся с лесом темно-красный модуль, похожий на большое яйцо. По бокам у него были круглые блоки для соединения с другими модулями, но стоял он один. Три небольших оконца, камера наблюдения над крыльцом, шлюз, вынесенный наружу из общего объема – похоже, модуль был каутильской постройки. Но когда его поставили – десять лет назад или теперь?
Я увеличил изображение. Модуль был не новый. Кольца лиан обвивали его круглые бока и свисали над дверью тяжелыми пучками. Толстые старые перья вросли стволами в изгибы обшивки, выводок мозговиков пристроился под крыльцом шлюза, полиморфы окружили полозья модуля, выпирая вокруг них со всех сторон. Эта подвижная флора или малоподвижная фауна определенно выросла не за один месяц.
В мираже послышалось свистящее дыхание, мокрые шлепки, и я увидел молодого профессора Чандру. Вот каким он был при жизни! На вид совсем молодой, остроносый, с яркими черными глазами и шапкой черных кудрявых волос. Поминутно оглядываясь и спотыкаясь о лианы, профессор бежал к старому красному модулю. Обеими руками он прижимал к груди что-то небольшое, прямоугольное, обернутое листом тонкой регдондитовой обшивки. Сбоку свисал длинный тонкий шланг, из которого еще капала вода. Гражданский экзоскелет профессора тоже был мокрый, причем, судя по мутным пятнам на поверхности, вода была кислотная, прямо из колодца. Что в этом свертке? Не тот ли аппарат, который ищет Радхаван? Но главное, трое суток назад, ночью одиннадцатого апреля, Чандра был еще жив, а уже двенадцатого утром локатор обнаружил его мертвым в открытом космосе недалеко от Дубля.
Не добежав до модуля, Чандра пригнулся и нырнул за крупный морщинистый мозговик. Точка съемки сместилась, видимо, Нина старалась не терять профессора из виду. «Вот он, проклятый! А я голая, и модификант будет пялиться на меня!» – услышал я гневно клокочущий голос Нины. Похоже, трое суток назад она уже была больна и почему-то бегала по витанскому лесу в голом виде. А почему в голом, где ее экзоскелет или хотя бы желтый каутильский комбинезон, в котором я ее видел?
Тяжелый топот ворвался в мираж, точка съемки снова сместилась. Два бойца в экзоскелетах с закрытыми шлемами вбежали на поляну перед старым модулем и тут же исчезли в лесу на другой ее стороне. А это кто? Я остановил запись и внимательно рассмотрел рослых парней в «Центурионах» с затемненными пленками шлемов. Экзоскелеты были определенно наши, производства ССП, но кто внутри, было непонятно. Так это о них говорил Радхаван?