Я всегда остаюсь собой
– Это был не я.
– Может быть, вы дали кому-то код ячейки?
– Нет.
– Мне очень жаль. По данным в системе, ячейку открыли правильным кодом, это было в среду вечером, в десять сорок одну, две недели назад.
– Бред, – ответил я. – Дайте посмотреть записи с ваших камер, сделанные тем вечером.
– Для этого нужно распоряжение полиции, – сказала она. – И в любом случае записи хранятся только неделю. Более старые записи переносятся на выносные диски, которые отвозят на склад в Бат-Ям [29].
– Вы смеетесь надо мной?
– Боже упаси, – сказала она. – Может быть, вам можно помочь чем-нибудь еще?
Это утро началось слишком рано.
Перед сном я забыл закрыть жалюзи, и первые лучи солнца стали атаковать мое лицо в час, когда люди еще не оживают. Я проснулся, прислушался к пению пробуждающихся птиц на улице и к своей спине – она жаловалась на неудобную позу, которую тело приняло во сне.
Я сел на диван и попробовал потянуться. Спина, шея и что-то глубоко в правой голени, о существовании чего я и не подозревал, бурно протестовали. Я сказал им: заткнитесь.
Пошел в ванную и умылся. Из зеркала на меня смотрела знакомая физиономия, только усталая и при свете дня как будто постаревшая. Иногда по утрам кто-то во мне надеется, что увидит в зеркале кого-то другого…
Я подошел к двери спальни Тамар и постучал. Ответа не было.
Подождал пару секунд и постучал снова. На этот раз услышал шорох одеяла, после чего дверь слегка приоткрылась.
Тамар облокотилась на нее и посмотрела на меня полусонными глазами:
– Чего?
– Отличная пижама, – сказал я. – Щеночки, все такое.
Она посмотрела на свою пижаму: длинные штаны и кофта ярко-голубого цвета, повсюду миниатюрные изображения щенков, играющих в розовые мячики…
– Да, – сказала она, – это то, что нашлось у нее.
– Я пойду, мне нужно сделать пару дел, кое-что проверить. Не выходи из дома.
– Мы же договорились, нет? – зевнула она. – Сегодня я изучаю ее.
– Будем созваниваться раз в час, если не произойдет ничего необычного, – сказал я.
– Сможешь на обратном пути принести что-нибудь поесть? – спросила она. – Молоко, яйца, хлеб и какой-нибудь нормальный сыр. У нее только сраный тофу. Его как-то не хочется.
– Теперь я еще и хожу для тебя в магазин? Кем ты меня считаешь?
– Разве это не твоя профессия? – спросила она. – Ты же курьер? Доставляешь вещи?
Я развернулся и сказал:
– Иди спать.
– У нее на кухне есть циновка для суши. Принеси риса и овощей. Приготовим овощные роллы, – сказала она. – Я делаю классные суши. – И закрыла дверь.
Первым делом в то утро я отправился на железнодорожную станцию.
Ехать я никуда не собирался, но мне нужно было то, что в ячейке.
Когда обмены стали доступны всем желающим, образовались новые рынки для целого ряда услуг. Автоматическая переадресация звонков на мобильные номера, прокат одежды (если вы обменялись с человеком, стиль одежды которого вам не нравится), интернет-сайты, сканирующие профили людей, с которыми вы обменивались, и рекомендующие другие тела, в которых вам, наверное, будет приятно. И еще были камеры хранения.
Вы обменялись в другой город. И хотите, чтобы там была одежда в вашем стиле, кошелек с деньгами, тот или иной аксессуар, который подойдет к новому телу. Что вы будете делать?
Если вы заранее арендуете ячейку в другом городе и положите туда свои личные вещи, то сможете воспользоваться ими после обмена. Камеры хранения – явление не новое, но обмены вдохнули в этот сектор рынка новую жизнь. Места вроде центральных автостанций и вокзалов, которые потеряли часть своих доходов, стали выделять все больше и больше мест под ячейки разных размеров: их можно было снять на самые разные сроки.
В тех местах, куда я ездил – пусть ездил по-настоящему, а не обменивался, – я арендовал ячейки в камерах хранения, чтобы избавить себя от необходимости носить разные вещи с собой. В ячейке в Иерусалиме, где я не был по меньшей мере полтора года, хранились пистолет, восемь магазинов, старый экземпляр «Знака четырех» [30], который я все еще не дочитал, и немалая сумма наличных денег на крайний случай.
В то утро я первым делом отправился в камеру хранения, откуда намеревался взять эти вещи. Все, кроме книги. Ее я почитаю как-нибудь потом.
Но когда я добрался до ячейки и открыл ее, выяснилось, что она пуста. Это серьезная проблема, особенно сейчас, когда мы оказались в опасности. Полиция забрала из моей квартиры пистолет, и я уповал на тот, что хранился в ячейке в Иерусалиме. И вот – его нет.
В иных случаях я потратил бы кучу энергии и времени, чтобы завести дело в полиции или подать жалобу в офисе центральной автостанции. Но сейчас мне оставалось только импровизировать и надеяться на лучшее. Я обматерил всех взломщиков ячеек, сотрудников железной дороги, ленивых полицейских и представителей разных других секторов, которые совершили ошибку и пришли мне на память в неподходящее время, а затем поехал в университет.
Кабинет Кармен Уильямсон был узким и длинным. Я открыл дверь ключом, который мне дала Тамар, и закрыл ее за собой. Зданий Иерусалимского университета я никогда не любил. Узкие коридоры, вечно повторяющиеся фрагменты планировки. Поиски кабинета заняли у меня почти полчаса, мне пришлось ходить по коридору и смотреть на листки, которые были прикреплены к маленьким доскам объявлений («Вычитка и редактура работ по небывалым ценам!»; «Посижу с детьми в обмен на баллы!»). Бегущие студенты, лекторы с рассеянным взглядом и растрепанными волосами – все, как на зло, решили пройти именно через тот коридор, в котором стоял я, снова и снова перечитывая объявление, призывающее прийти на конференцию «Изображение тела в литературе XIII века», которое сохранилось на стене, несмотря на то что сама конференция уже давно прошла. Текст объявления отпечатался в моей памяти и, видимо, останется со мной навсегда. Наконец небеса смилостивились надо мной и коридор опустел, и, пожалуйста, заранее запишитесь у Хели, мероприятие проводит кафедра сравнительного литературоведения.
Я убедился, что никто не видит, как я захожу в кабинет. Быстро оглядел потолок, – видимо, здесь нет камер. Повернул ключ в замке двери, на которой написано имя Уильямсон, и вошел.
Большую часть продолговатой комнаты занимал огромный шкаф, полки которого были полны тонких папок, до отказа набитых листами бумаги. Другой шкаф, пониже, на котором стояли чайник, жестяная коробка с кофе и банка сахара, располагался справа от двери, – видимо, под ним Тамар нашла ключ, когда оказалась тут вчера. Рабочий стол Уильямсон стоял напротив двери, ее кресло было повернуто спинкой к большому окну, на столе возвышалась гора листков, брошюр, распечаток и папок – не рассыпалась она только чудом. Оставшееся место занимал старый компьютерный монитор. На стене висела широкая доска, на которой было написано множество формул и каких-то непонятных каракулей, которые могли быть чем угодно: от реконструкции превращения семимерного пространства в черную дыру на праздник в субботу до подсчета чаевых, которые нужно заплатить за доставку пиццы, если курьер сильно опоздал, но, с другой стороны, он невероятный красавец и хорошо ладит с детьми.