Письма

– Только осторожней, пожалуйста. У меня еще никого не было…
Проклятье, она вообще понимает, что от одного такого признания можно потерять контроль?! Нет, он принял бы ее любой, хоть с десятком чужих детей. Но мысль о том, что он будет у нее первым, просто сводит с ума.
– Я постараюсь, – севшим голосом пообещал оборотень, на мгновение отрываясь от самых сладких в мире губ.
***
Кари отпустила все. Отдала контроль. Не думала, не решала, не пыталась руководить и направлять. Полностью доверилась мужчине рядом – настойчивым и мягким губам, ласковым рукам. Только стонала и всхлипывала тихонько, выгибаясь невстречу поцелуям. Только просила, почти умоляла:
– Еще! Да! Еще…
И ей было хорошо. Тонуть, гореть, теряться… Подчиняться, а не подчинять. Принадлежать ему и ни о чем не думать. Так было правильно.
И мучительный жар внизу живота был правильным, и тяжесть тела сверху. Прикосновение – интимное, бесстыдное, но такое желанное. И мгновения единения – без боли, которой пугали опытные подружки. И ответный хриплый стон.
И целая вселенная чувств, эмоций, ощущений, которая раскрылась сразу вслед за этим. Наслаждение – пряное, жгучее, почти мучительное. Еле сдерживаемое нетерпение. Страх – сделать больно, навредить. Огромная, как сама вселенная, нежность и любовь – такая, что становится просто стыдно за все свои сомнения и страхи, за свое молчание. За то, что она не умеет так любить, просто не умеет.
Все вместе и сразу в безумном, пьянящем коктейле.
Чудесный и ужасный дар Луны своим детям-волкам. Способность чувствовать все, что чувствует твоя пара в момент высшего слияния.
И медленные, осторожные движения. Мучительно-неспешные, потому что он сдерживается, потому что уже на грани, потому что боится сорваться в наслаждение раньше, как будто для нее так уж это важно…
– Быстрее, – жалобно всхлипнула Кари и сама подалась ему навстречу. Вцепилась ногтями в плечи и ахнула, ощутив боль от царапин, как свою.
Вспышки энергии гуляли по комнате, касались кожи и рассыпались щекотными искрами. Мир вокруг покачивался, как корабль во время шторма. Быстрее! Еще быстрее! Только не останавливайся…
Ее стон смешался с его рычанием и мир исчез. Осталось наслаждение – одно на двоих.
 
ГЛАВА 11

А потом мгновения тишины и покоя. Взаимной нежности и заботы, когда можно зализать, оставленную на шее метку – свидетельство прав Кари на этого мужчину.
Метка тускло светилась в магическом спектре. Стоп-сигнал, знак для любой волчицы: “Не трогай его! Он мой!”
Такая же, оставленная Чарльзом на ее шее, чуть болела и саднила. Но ощущать эту боль было даже приятно.
И приятно было гладить его, прижиматься к мощному мускулистому телу.
– Какой же ты все-таки здоровенный! Как будто тролль, а не волк.
– Не нравлюсь?
– Нравишься, – призналась Кари. – Хоть и странно. Меня никогда не тянуло на качков.
– А на кого тянуло? – в его голосе послышались ревнивые нотки.
– Ни на кого. Тебе досталась абсолютно фригидная жена.
– Ага, я уже понял. То-то ты так кричала. Я думал, мы половину казармы разбудим.
Она возмущенно фыркнула и ткнула его под ребра, но Чарльз поймал ее руку и нежно поцеловал каждый пальчик.
– Тише, не сердись, Луна моя. Я просто очень счастлив. Не думал, что увижу тебя раньше, чем лет через пять. И боялся, что ты прикажешь мне проваливать.
– Стоило бы. После того как ты меня бросил…
– Я не бросал. Просто мне нечего было тебе тогда предложить.
– Предложить? – от напоминания о том последнем письме она начала злиться. – Нет, ты мне ничего не предлагал! Даже не спросил, чего я сама хочу!
Но Чарльз не поддержал ее возмущение. Он все так же держал ее ладонь, согревая своим дыханием. И все так же обнимал Кари – нежно, но крепко. Захочешь – не вырвешься.
– Когда мы последний раз виделись, ты хотела только одного: чтобы я оставил тебя в покое. Знаешь, – он тихо вздохнул, – Я ведь писал тебе на центральное почтовое до востребования. Каждый день, как и обещал…
От этих слов к горлу подкатил ком, и Кари почувствовала себя невозможно, просто до ужаса виноватой.
Потому что вдруг представила каково это – писать день за днем. Без надежды, что эти письма прочтут. Представила так ясно, в таких подробностях, словно сама прошла через это. Через безнадежную любовь, отчаяние, неверие. Словно сама день за днем накалывала эти письма, и день за днем теряла по капле веру, что однажды получит хоть какой-то ответ.
Представила и мысленно прокляла свою трусость, свои сомнения, которые два года не давали ей разрушить эту стену, сделать решающий шаг, подарить ему хоть намек на ответное чувство.
Надо признаться. Надо сказать ему. Хватит лжи и недомолвок.
– Я знаю, – она закрыла глаза и спрятала голову у него на груди, стыдясь того, что сейчас придется сказать. – Чарльз, прости… Я прочла их. Все твои письма. Они хранятся у меня дома. Я перечитывала их столько раз, что могу цитировать по памяти. Кажется, я и влюбилась в тебя из-за этих писем.
– Но… – он ошарашенно замолчал. Кари тоже молчала. Слезы закипали, подступали к глазам, и чем дольше тянулось молчание, тем страшнее становилось.
– Прости… – снова заговорила она, чтобы заполнить эту пугающую тишину. – Я боялась отвечать, не хотела брать на себя обязательства. Не понимала, как я к тебе отношусь. Думала, что пойму, когда мы встретимся через год. А потом ты написал, что не приедешь, и я ужасно разозлилась. Решила, что обойдусь без тебя, что ты мне не нужен. Обвиняла тебя в трусости, а сама-то, – она горько усмехнулась. – Я тоже трусиха Чарльз. Совсем не идеальная, не такая, какой ты меня видишь, – Кари обвила его за шею руками, прижалась, умирая от страха, что сейчас он ее оттолкнет и уйдет. – Ты вправе злиться. Я даже не представляю в какой ярости я была бы на твоем месте.
– Я… – его голос звучал глухо и странно. – Я не злюсь…
От этого тона стало еще страшнее. Словно все самые жуткие ее страхи воплощались прямо здесь и сейчас. Кари прокляла свой длинный язык – кто просил ее признаваться, да еще в такой момент? И снова заговорила, пытаясь заглушить панику.
– Ты даже можешь меня бросить, я все пойму, да. Знаю, что истинные браки не расторгаются, но если мы просто разъедемся…
– Что значит разъедемся?! – возмущенно взревел оборотень. Опрокинул Кари на спину, навалился сверху, обрывая поток глупых оправданий. Сжал запястья в стальной хватке, не давая вырваться. – Ты моя, Кари Маккензи, – короткий укус рядом с меткой на шее. – Ты сама признала это!
Он толкнулся вперед между ее раздвинутых бедер. Поцеловал страстно и немного грубо, и Кари почувствовала, как по телу прокатывается волна возбуждения, смывая липкую паутину страха.