Осенний кошмар
– Бенарес! Черт возьми, выходи и быстрее.
И снова бесформенный бугор в середине соломенного матраца судорожно дернулся, а потом медленно пополз к двери.
– Вставай на ноги, старина Джонни, – сказал я. – Конница подоспела вовремя.
Бенарес поднял голову и непонимающе уставился на меня.
– Это снова ваши хитрые уловки, – пробормотал он. – Вы хотите, чтобы я встал, и она снова начнет меня бить.
– Никаких уловок, – выпалил я. – Ты будешь выходить или нет?
Внезапный проблеск надежды засветился в его глазах:
– Но как вам...
– Давай оставим вопросы для другого раза, – остановил его я, – нам предстоит еще много сделать прежде, чем мы выберемся с этой свалки. Мне нужна твоя помощь.
За моей спиной вскрикнула Фрэн, разглядев на спине Бенареса рубцы и видя, с каким трудом он поднимается на ноги.
– Это она сделала? – спросила она ошеломленно.
– Нам нельзя терять ни минуты, пока Полночь здесь, – не отвечая, проворчал я, хватая Бенареса за руку и помогая ему выйти из комнаты.
– А я подумал, что ты один из ее парней, – тихо произнес он, – а ты нет, так?
Он прислонился к стене, часто моргая, и я понял, что даже слабый свет в подвале резал ему глаза после десяти дней, которые он провел в тусклом, красном кошмаре.
– Давай я тебе все сейчас объясню, Джонни, – сказал я, преодолевая пронзительный вопль моего рассудка о неотложности действий. – Две гориллы привезли меня сюда несколько часов назад. Один из них закрыт сейчас в спальне наверху вместе с Полночью. Оба они были без чувств, когда я уходил, но они скоро придут в себя. Другая горилла, должно быть, где-то в доме. Кто еще, кроме него, может находиться поблизости?
– Луис, – его рот исказился в злобном рычании. – Мой старый приятель, Луис – паршивый предатель.
– Так, Луис, – проворчал я. – Кто еще?
– И, похоже, еще один Крепкий Кулак. Все время, пока я здесь, ко мне заходили трое, сменяя друг друга.
– Луис и две гориллы, – произнес я уныло. – Ты ориентируешься в доме?
– Они сильно ударили меня сзади, когда я вошел в дверь, – пробормотал он. – Очнулся я в этой крысиной норе.
– Итак, нам предстоит играть без нот, – беспомощно вздохнул я. – Ты можешь передвигаться?
– Мистер, – мрачно ответил Бенарес, – я смогу взлететь, лишь бы выбраться отсюда.
Мы снова поднялись наверх: я впереди, Бенарес следующим в цепочке, и замыкала шествие Фрэн. Я остановился на мгновение возле спальни и прислушался: изнутри не доносилось ни звука. Я посчитал, что Полночь и ее раб продолжают мирно спать, но как долго это продлится, я не мог представить. Коридор пересекал вестибюль под прямым углом, я остановился и сначала осторожно высунул голову и ствол своего 38-го. Никого не было видно, только чье-то бормотание доносилось из широко раскрытой двери. Нам нужно было пройти мимо нее, чтобы добраться до входной двери. Я нервным шепотом объяснил ситуацию остальным, затем предложил план дальнейших действий, который был прост до гениальности, а может, и нет, время покажет, как сказали восьмидесятилетнему старцу, женившемуся на девятнадцатилетней актрисе. Ни у кого не было других предложений, поэтому мы решили осуществить план Бойда. По плану Бенарес должен был зайти в комнату, и пока головорезы придут в себя от неожиданного появления старины Джонни, наслаждающегося свободой, появлюсь я с револьвером. Тем временем Фрэн как послушный резервист будет ждать в вестибюле, пока ситуация не прояснится.
Мы прошмыгнули на цыпочках через вестибюль и прижались к стене рядом с широко раскрытой дверью, затем я кивнул Бенаресу, чтобы он приступал к своей роли. Он слабо оскалился в подтверждение своей готовности, затем прошаркал в комнату. Я услышал его голос, резкий и злобный:
– Привет, ребята! Как тут пройти в ванную?
Шоковое молчание продолжалось как раз то время, которое потребовалось мне, чтобы появиться в дверном проеме с пушкой в руке. Это была большая комната, по всей вероятности, главная жилая комната в доме, так что Полночь, возможно, не шутила, называя другую комнату комнатой обольщения. А из того, как она вела себя, находясь в ней, можно было судить, что она не шутила совсем.
Трое мужчин сидели за столом, на котором в беспорядке были разбросаны карты, деньги, пепельницы и стаканы. Они все еще смотрели на Бенареса, как будто перед ними стояло привидение. В одном из них я узнал партнера громилы, прикорнувшего в комнате Полночи. Второй мужчина, сидевший к нему лицом, словно был отлит в той же форме "Крепкого Кулака". Но тот, который сидел между ними, был другим, совсем другим. Стройный, безукоризненно одетый, он выглядел лет на сорок с небольшим. У него было утонченное, меланхоличное лицо святого, только у святых не бывает таких мертвенных глаз, и шрам от старой ножевой раны не стягивает кожу белым рубцом у рта.
– Никому не двигаться и не раскрывать рта, если хотите остаться жить! – пророкотал я. Словно кто-то щелкнул переключателем: одновременно все головы повернулись от Бенареса ко мне. Оба верзилы посмотрели на мой 38-й и прикинули, что лучше подождать, пока их шансы будут повыше. Святой со шрамом уставился на меня, потом поднял руку, достаточно медленно, чтобы не заставлять меня нервничать, и пригладил свои светлые вьющиеся волосы.
– Вы, должно быть, Бойд, – его густой сочный голос произнес утвердительно. – Что произошло? Где Полночь?
– Я стукнул ее, – ответил я просто.
– Вы? – Шрам на его щеке еще более углубился от злорадной ухмылки. – Как это?.. – Он счастливо захихикал. – Готов поспорить, что впервые в истории самец расправился с паучихой-кровопийцей прежде, чем она успела укусить его.
– Может быть, мы и посмеемся над этим, но только в другой раз, – проворчал я. – Сейчас меня больше интересует, как выбраться отсюда. Где машина, в которой вы привезли меня сюда?
Верзила, который вез меня, с трудом облизнул губы, заметив мой пристальный взгляд.
– Ты хочешь отсидеться в тени, приятель. Может, Джонни, нужно зажечь спичку под его омерзительным носом, и тогда посмотрим, как запах горящей губы освежит его память.
– Я с удовольствием, – откликнулся Джонни.
– Она там, у входа, – ответил верзила.
– А ключи?
– У меня в кармане.
– Достань их, только осторожно, и брось сюда, – приказал я.
Он выполнил все так, как я сказал, и я поймал ключи свободной рукой.
– Что теперь? – неожиданно спросил Бенарес.
– Может, им понравится комната, которую ты только что освободил? – предположил я.
– Да, – он кивнул несколько раз с внушительной важностью пьяного законоведа. – Это, действительно, хорошая идея, парень, но я сначала должен сделать еще кое-что.
Он медленно, но уверенно прошаркал к столу, опустив руки и держа их немного вытянутыми перед собой, сжимая и разжимая пальцы.
– Джонни, – резко окликнул я, – сейчас не время...
– Это мой старый дружище Луис, – монотонно бормотал он, – предатель! Я хочу отблагодарить его за чудные деньки, которые я провел здесь по его милости. И за все те прекрасные слова, которыми он старался подбодрить меня: "Добавь ему еще полдюжины плетей, Полночь, и он расколется, как орех. Джонни всегда был мягкотелой гнилушкой", – и ты знаешь, приятель, она добавляла!
– Оставь это, Джонни! – прохрипел я отчаянно. – Это успеется, не теряй времени...
Но было уже поздно. Луис, святой со шрамом, сидел между двумя верзилами, и это значило, что Бенаресу нужно было обойти одного из них, чтобы подобраться к своей цели. Не слушая моих уговоров, он упрямо двигался к Луису и на мгновение закрыл своим телом того громилу, который только что бросил мне ключи от машины. Послышалось слабое шуршание, и внезапно прогремели два выстрела, эхом отозвавшиеся по всей комнате. Джонни Бенарес откинулся назад, две пули продырявили его тело, и он свалился на бок. При звуке выстрелов у меня сработал условный рефлекс, и я неожиданно для себя очутился в трех футах от того места, где только что стоял. Так что третья пуля громилы, попав в стену на уровне моей головы, не причинила мне никакого вреда. Он сделал все правильно, этот громила, выстрелив поверх падающего тела Бенареса, в надежде расплескать мои мозги по штукатурке, пока я соображал, что же такое произошло. Единственным фактором, который он не смог учесть, были мои быстрые ноги, и теперь у него уже просто не было времени исправить свою ошибку. Краткое мгновение, когда он искал глазами меня и отвел руку с пистолетом на полдюйма, было тем мигом, которого хватило мне, чтобы дважды нажать на курок моего 38-го.