Осенний кошмар
– Вчера вечером мне не понравилось, как ты все обставила, – сказал я. – Мне не понравилось, что ты похитила мою девушку и держала ее своей гостьей против моей воли. Мне не понравилось, как твои головорезы обращаются со мной, как будто я такая же мразь, как они! Мне не понравилось, что ты хотела, чтобы я подпрыгивал всякий раз, когда ты щелкаешь пальцами. Мне не пришлось по душе, как ты сломала Бенареса, превратив его из человека в животное, ползающее на брюхе по твоей комнате.
– Теперь мне все ясно, – перебила она резко.
– Я изменился за одну ночь, поскольку вся ситуация изменилась за эту ночь, – говорил я неторопливо, надеясь, что до нее дойдет смысл каждого слова. – Теперь у тебя нет гостьи, расправой над которой ты могла бы угрожать мне, и ты знаешь, что ни твои головорезы, ни вид твоей голой задницы, выделывающей самбу, не заставят меня встать на четвереньки и превратиться в жалую комнатную собачонку.
– Боже, да ты просто бандит, плюющий пули вместо слов! – ее голос был полон ненависти, она едва сдерживалась. Я знал, что мое замечание насчет ее задницы она не простит и не забудет до конца жизни своей или моей.
– Ты совершенно права, Полночь, – я слабо улыбнулся. – И это позволяет мне стать именно таким бандитом, который нужен тебе, чтобы сыграть Джонни Бенареса в Айове. Все изменилось этой ночью, когда я снова стал свободным агентом, – свободным настолько, что могу вести разговор о предмете самом близком и дорогой моему сердцу, о деньгах!
Впервые за время нашей беседы она была в замешательстве, наполовину поверив, что я говорю правду.
– Сколько? – наконец спросила она.
– Пять тысяч сейчас, – ответил я, – и еще пять, когда работа будет выполнена.
– Положим, я дам тебе их сейчас, – прошелестела она. – Пять тысяч долларов в твою горячую маленькую руку. Как знать, а вдруг ты просто улизнешь куда-нибудь вслед за солнцем и будешь умирать со смеху, вспоминая о том, какой мешок с подарками ты из меня сделал.
– Нет, – твердо сказал я. – Ведь ты сама вчера говорила, что мое самое большое достоинство – это то, что мне можно доверять, помнишь? И что ты не знаешь никого другого такого же. Доверие – вот основа моей работы. Если прейдет слух, что Бойд человек ненадежный или что он надул кого-то, тогда мне конец. И риск не стоит этих вшивых пяти тысяч!
– Ладно, – она сжала плотно губы, затем кивнула. – Согласна, давай зайдем в дом и поговорим обо всем подробно. – Она слегка поежилась. – Что-то холодно стало, я замерзла до смерти.
– Может быть, лучше ты зайдешь одна, – предложил я. – И объяснишь своим головорезам со слоновыми пушками, что мы заключили сделку и теперь я снова на вашей стороне.
– О, Дэнни, – в ее голосе промелькнуло скрытое ликование, – похоже, ты нервничаешь!
– Да, я нервничаю, по-настоящему нервничаю, – выдохнул я. – Им ты это тоже скажешь. Я так нервничаю, что если кто-нибудь из них только посмотрит на меня недобро, то сразу получит пулю.
– Я скажу им, – улыбнулась она не очень радостно. – Все будет в порядке, вот только Эдди... С ним будет немного труднее. Джад, которого ты убил, был его другом.
– Если он хочет присоединиться к своему другу, я буду счастлив это устроить, – пообещал я.
– Хорошо, – она действительно выглядела очень уставшей, – ты все высказал, Дэнни, ты настоящий грубиян, но слишком не зарывайся, а то я не смогу уладить ситуацию. – Она медленно повернулась. – Дай мне пять минут, потом входи в дом.
Я любовался живописным великолепием открывшегося вида, пока ее ритмично раскачивающаяся задница не скрылась из поля моего зрения. Затем я закурил и, откинувшись на спинку сиденья, попытался ослабить напряжение мускулов шеи и плеч. Я пытался найти доводы достаточно веские, чтобы удержать эту компанию от искушения снести мою голову с плеч пулей калибра 0,458 из "винчестера-70", когда я пойду, одинокий и безоружный, от машины к дому. Конечно же, они решат, что я обеспечил себе достаточно надежное прикрытие, иначе надо быть просто сумасшедшим, чтобы вернуться в дом после того, что в нем произошло прошлой ночью.
По-настоящему меня беспокоило только то, что они не смогут разгадать эту загадку. Единственная надежда была на Луиса. Я убеждал себя, что нет никого хитрее и сообразительнее, а иногда и опаснее, чем настоящий хладнокровный предатель.
Я докурил сигарету, откинул голову еще дальше назад и закрыл глаза, отсчитывая по секундам последнюю минуту. Затем я вышел из машины, осторожно закрыл за собой дверцу и двинулся к дому. Мне предстояло пройти самое большее около тридцати футов, так что, если я просчитался, все произойдет очень быстро. Спустя мгновение я решил, что ЭТО началось... Окно, в котором приподнималась штора вскоре после того, как я начал сигналить, внезапно распахнулось с резким скрипящим звуком. Длинный, и оттого казавшийся тонким, ствол "винчестера-70" скользнул по подоконнику. Я остановился, уставившись прямо в его жерло, на расстоянии не более пятнадцати футов. Мысль о том, что это ружье обладает сокрушительной силой в три тонны на срезе, то есть практически там, где я находился, отнюдь не успокаивала. Голова и плечи Луиса появились вслед за ружьем. Мне подумалось, что за одну такую ухмылку, превращавшую шрам на его святом лице в ямообразную впадину, любая кинозвезда отдала бы год жизни.
– Эй, Бойд! – начал он. – Назови мне хотя бы один хороший довод, чтобы я не нажал на курок и не размозжил тебе голову.
– Ты достаточно умен, Луис, чтобы самому догадаться, – ответил я спокойно.
Излом на его лице обозначился еще резче.
– Может быть, ты все-таки попробуешь убедить меня, Бойд?
– Если ты настаиваешь, – я устало пожал плечами. – Это бывшая гостья Полночи, которая исчезла примерно в то же время, что и я. Рыжеволосая малютка с зелеными глазами.
– И ты спрятал ее в надежном месте, чтобы она побежала в полицию и все там разболтала, если ты не дашь о себе знать в назначенное время? – Дуло ружья внезапно опустилось. – Думаю, ты убедил меня, Бойд, – сказал он категорично. – Заходи и присоединяйся к нам.
Они ждали меня в большой гостиной, в которой штукатурка на стене рядом с дверью была отбита, но не было видно пятен на ковре, где умирал Бенарес и красный фонтан хлестал из его груди. Полночь небрежно развалилась на тахте, держа в одной руке бокал с вином. Луис исполнял роль бармена в дальнем углу комнаты. Бар был заполнен таким количеством бутылок, что их хватило бы обеспечить удобство и комфорт сельской коммуне средних размеров на случай третьей мировой войны. Два головореза сидели за столом и играли в кункен [2], когда я вошел.
– Думаю, пора представить тебя, ведь ты уже почти член нашей семьи, Дэнни, – произнесла Полночь бесцветным голосом. – Поздоровайся с Дэнни Бойдом, Пит.
Питом оказался парень, которого я запер вместе с Луисом прошлой ночью. Он тяжело уставился на меня, облизнул губы и проворчал:
– Мы уже встречались.
– Теперь твое выступление, Эдди, – скомандовала она.
Эдди сидел напротив Пита за столиком. Он медленно повернул ко мне голову, словно у него болела шея или было смещение позвонков. Я узнал в нем верзилу, который сказал, что мне ни за что не протянуть под пытками столько времени, сколько держался Бенарес, и которого я заманил в комнату обольщения Полночи и свалил с ног. За правым ухом у него была небольшая мясистая шишка.
– Я рад, что ты вернулся, Бойд, – хрипло сказал он. – Я хочу, чтобы ты был ближе ко мне все время. – Его маленькие поросячьи глазки горели страстной ненавистью, когда он, не моргая, смотрел на меня. – Ты достал меня вчера сзади, – массивные плечи дернулись, слово отгоняли надоедливую муху, – просто смех и только. Но тебе, Бойд, надо было еще застрелить Джада! – Он тяжело вздохнул, несколько секунд обдумывая это. – Джад был моим другом, – сказал он.
– Каким образом вы избавились от тела, – спросил я небрежно, – выкинули с другим мусором?