Выиграю твою жизнь (СИ)

— Вау, свежий цветочек к нам заглянул. Какой дури ты хочешь? — интересуется шершавым, прокуренным голосом.
Отвожу от него взгляд. Снова рассматриваю местных обитателей. Они давно не покидали эту комнату. Достигли кондиции и оторвались от реальности так далеко, что, возможно, некоторых уже не вернуть. Тела лежали бездвижно, пустым взором пялясь в пространство. И теплились ли души внутри — большой вопрос.
Я тревожно всматривалась в обитателей, пытаясь найти среди них мать. Какой бы она ни была, но она мой якорь. Мой последний якорь на земле. И если я её лишусь, что со мной станет?
Кусаю губы, возвращая взгляд к собеседнику.
— Мне нужен Ветрянский. Знаешь его? — вцепляюсь глазами в его лицо.
Не дав мне ответить, к нам подходит девушка и по-хозяйски кладет руку на его грудь. Будто я пытаюсь его забрать. Смешно. Оставь его себе со всеми потрохами. Но девушка смотрит на меня с ненавистью, так, словно готова перерезать мне глотку прямо сейчас. Будто я посягаю на что-то, что принадлежит только ей. Ее собственность. Такие чувства были далеки от меня. Я её не понимала.
Она шепчет что-то ему на ухо, пытаясь отвлечь. А мне требуется, чтобы он лишь ответил на мой вопрос.
— Я тебе нужен, цветочек, — не обращая внимания на свою спутницу, улыбается мне пьяно.
Протягивает руку, ловя мой чёрный локон и тут же отпуская. Он пружинит от этого движения. А мужчину будто это завораживает. Он не может оторвать взгляда от меня.
Как же тяжко с наркоманами.
Щелкаю пальцами у его лица, пытаясь привести в чувство.
— Мне нужна Виктория Вишневская, — произношу красивое имя матери, — знаешь, где она?
Его спутница ещё больше напрягается, сверлит меня злым взглядом. Будто убить на месте желает.
Не смотрю на неё.
— Зачем она тебе? — вопрос исходит от девушки. Резкий, дёрганый. Ох, мама. Даже сейчас в состоянии красть чужие сердца.
— Она моя мама, я пришла за ней, — выдыхаю в который раз за день одни и те же слова. На глаза наворачиваются слёзы от усталости и боли. Я кусаю губы, чтобы прийти в себя. Ещё чуть-чуть. Ещё один рывок, и всё наладится.
— А ты похожа на неё, — уже более внимательно меня рассматривает, сравнивая, — скажу тебе, где она, если отсосёшь мне.
Я уже думаю плюнуть на них и самой поискать её в этом пространстве. Но только делаю шаг в сторону, как на меня надвигаются охранники. Здесь они тоже были. Меня не пропустят. Вышвырнут за дверь.
— Ну давай. Отсосу, — устало отвечаю. — Где?
Его девушка тут же напрягается, словно готовясь ринуться в бой. Но он отталкивает её в сторону и обхватывает мою талию, прижимая к себе.
— Какая ты покладистая, мне такие нравятся, — улыбается мне жёлтыми зубами.
Отвечаю на эту улыбку, от которой мой скудный завтрак подкатывает к горлу. Ветрянский провожает меня в сторону двери, но я останавливаю его, впечатывая ладонь в грудь.
— Сначала скажи, где моя мать, — мягко улыбаюсь ему, выводя пальчиком узоры на его майке.
Мацая моё тело, он подводит меня к какой-то кушетке, на которой лежит женщина, уткнувшись лицом в стену. Я тут же её узнаю. Тёмные, как у меня, волосы, худощавая, изуродованная наркотиками фигура. Вырываюсь из его объятий и беру её за руку. Жду, когда подушечки моих пальцев нащупают её пульс. Мгновение. Другое. И я ощущаю ритм сердца, бьющийся под кожей. Бросаю её руку, успокоившись. Жива. Выдыхаю.
Я иду с ним куда-то, едва различая дорогу. В голове гудит. Надо отсюда убираться и от него избавиться. Но здесь охрана. Он заводит меня в какую-то комнатушку, пытается стянуть с себя джинсы. Его руки дрожат. Я наблюдаю за всем словно со стороны, привалившись к двери. Внутри опустошение.
Вот он тянет вниз джинсы вместе с белыми трусами. На свет появляется его член. Я отвожу глаза, ощущая омерзение. И мой взгляд утыкается в вазу. Не раздумывая беру её в руки и опускаю на его голову. Он не ожидал подобного. Миг смотрит в мои глаза. Удивлённо. Ошарашенно. А затем оседает на пол.
И я с ним. Ноги подкашиваются. Эмоций — море. Сжимаю кулаки. Беру себя в руки. Пытаюсь нащупать теперь уже его пульс. Жив. Такие не подыхают. Но мне нужно прийти в себя. Да и рано отсюда выметаться. Сижу на полу ещё несколько минут и смотрю на его окровавленную макушку. Лишь бы не подох.
 
Тру лицо в надеясь вернуть ему чувствительность. А затем выхожу из комнатки и тут же врезаюсь в его подружку. Вновь этот злой, ненавидящий взгляд.
— Ах ты, маленькая дрянь, вздумала его у меня увести, — она резко вцепляется в мои чёрные кудри и тянет куда-то. Я так ошарашена, что не могу сразу собраться. Сжимаю ту руку, что держит в кулаке мои волосы, и пытаюсь ослабить хватку. Но без толку.
Эта сумасшедшая дура что-то приняла. Она не ощущает давление моих пальцев. Ей всё равно на боль. Девушка отпускает мои волосы и толкает в стену. После чего с силой ударяет меня об неё лицом. Боль расползается по телу, оглушая. За закрытыми веками темнота. Сползаю по стене на пол. Мычу. Снова удар, на этот раз по губам, и я чувствую, как лопается кожа и на язык попадает кровь. Слизываю её, потому что она катится по подбородку.
Девушка вновь сжимает мои волосы в своём кулаке и режет, приговаривая:
— Ему так понравились твои кудри, что я оставлю их на память.
Я слышу, как хрустят ножницы в её руках, а мои тёмные локоны оседают на пол. Блестят на свету и падают чёрным, аккуратным завитком. Светятся, словно пылинки на свету. Сознание где-то далеко-далеко.
Открываю рот, и он оказывается полон крови. Плюю ею на пол под собой. Видя свои растопыренные пальцы. И снова удар под рёбра. Я отлетаю и падаю, в очередной раз прислоняясь к стене. Грёбаная сука.
Моё терпение на исходе. Я поднимаюсь кое-как и бегу на неё, врезаясь в корпус. И девушка валится на пол. Ударяется. Хнычет. Ножницы выпадают из её пальцев.
Пока она не пришла в себя, я наношу удар кулаком ей в лицо. Снова и снова. Дышу тяжело, пытаясь вспомнить, зачем я здесь. Но за меня говорит боль и ярость. Вздыхаю густой, прокуренный воздух. Никто из охранников к нам не лезет. Должно быть, подобное зрелище им не в новинку.
Мама.
Я очнулась и увидела себя оседлавшей незнакомку. С подбородка капает кровь. Её удивительно много. Чёрт. Небрежно вытираюсь кожаной курткой, оставляя на ней красные разводы. Провожу языком по зубам. Я люблю свои зубы. Белые, ровные. Не то чтобы я заботилась о собственной красоте. Но зубы в этом мире, где приходится выгрызать себе жизнь, далеко не лишнее оружие. Все на месте. Фух.
Встаю на подкашивающихся ногах. Нахожу маму. Она лежит в той же позе. Я трясу её за плечо.
— Мама, — жалобно, — мамочка, очнись. Времени нет. Надо выбираться отсюда.
Она дёргается, отталкивает меня, но открывает глаза. Я пытаюсь привести её в чувство и беру с ближайшего столика кувшин с водой. Выливаю на неё. Мама захлёбывается, открывает глаза и пялится на меня. И всё равно не узнает.
Вновь сжимаю челюсти, да так, что кажется, сейчас по кости пойдут трещины.
— Пошли, — шепчу, поднимая её на ноги всеми силами своего тела.
Она кое-как приходит в себя, и я выволакиваю её из этого заведения. Спускаюсь по лестнице, ловя ошарашенный взгляд бармена.
Он бежит ко мне. Помогает её вести, и мы выходим на улицу. Я отпускаю маму, видя, как бармен её держит. Всё тело трясёт. Я дрожу, как в ознобе, думая о том, что в таком состоянии мне нужно добраться до апартаментов Ямадаева.
Бармен вызывает такси, ни о чём меня не спрашивая. Жёлтый автомобиль подъезжает. Я запихиваю на заднее сиденье мать и прошу водителя подождать. Бармен передаёт ему тысячную купюру, расплачиваясь за предстоящую поездку. Сил быть благородной нет.
— Верну, — кидаю ему на прощание и запрыгиваю в автомобиль.
На часах почти половина одиннадцатого вечера. Время утекает. Капает на мои мозги.
Пятнадцать минут уходит на дорогу домой. Везёт, пробок нет. Я затаскиваю маму в бабушкину квартиру, не слушая её причитания и ор, прошу вызвать медсестру, чтобы поставили капельницу, и выбегаю.