Симфония времён

Рука девушки покоилась на моей окровавленной груди, и я вдруг испытал непреодолимое желание вернуться к ней. Даже не желание, а насущную необходимость…
Раз Сефиза зовет меня обратно, раз пытается меня оживить, значит, нужно подчиниться ее просьбе, вернуться и лицом к лицу встретиться с неприглядной действительностью. Снова жить в мире, в котором я был мерзостью, чудовищем, казнившим родителей этой девушки. Вдобавок на мне лежит часть ответственности за то отвратительное наказание, лишившее ее части самой себя, – ведь ее рука и нога заменены металлическими протезами.
И все же в моей душе забрезжила безумная надежда. Она дала мне силы еще раз вынести чудовищное жжение зияющей раны, разорвавшей мое сердце, а также более страшной раны, разбередившей мою душу.
Тьма вокруг меня постепенно рассеивалась и в конце концов окончательно отступила. Я снова увидел привычную обстановку своей комнаты и склоняющееся надо мной лицо Сефизы – оно находилось совсем близко от моего лица…
По щекам девушки текли слезы, она вглядывалась в мои глаза, и в ее зрачках я различил боль, страх, непонимание и еще целую гамму противоречивых, не поддающихся описанию чувств. От ее ладони, прижатой к моей груди, исходило покалывание, как будто она посылала в мою плоть тысячи невидимых игл. Но, как ни странно, я нуждался в этой живительной боли.
Боль, пожиравшая мою грудную клетку, медленно, но уверенно отхлынула, осталось только неприятное покалывание. Наконец это ощущение сосредоточилось в одном месте – там, куда незадолго до этого вошло острие ножа.
Чувство покалывания усилилось, и я окончательно уверился в том, что все происходящее сейчас со мной неестественно и ненормально…
Как простое прикосновение могло оказать такое воздействие? Что именно произошло? Почему мне кажется, будто моя рана – несомненно, смертельная – затягивается, словно Сефиза и не вонзала мне нож в грудь?
Кроме того, ядовитые пары моей крови уже давно должны были ее убить. Как ей удалось сопротивляться моей силе и сохранить свою душу нетронутой, ведь мой яд разлился прямо перед ней?
Я непроизвольно схватил девушку за запястье и крепко сжал, не понимая, хочу ли оттолкнуть ее подальше от себя и той опасности, которую для нее представляю, или, наоборот, продлить это мгновение и еще сильнее напитаться исходившей от нее удивительной энергией, в которой я так сильно нуждался…
Над нашими руками загорелся неземной, золотистый свет: он становился все ярче и в конце концов заполнил всю комнату. Сила внутри меня разрасталась, пела, наполняя меня неведомой доселе мощью.
Я понятия не имел, что происходит, но в то же время не сомневался: все случившееся имеет глубокий смысл, прямо сейчас открываются миллионы дверей, вход в которые обычно был для меня невозможен.
Потом я почувствовал, как душа моей матери бьется внутри моего черепа, а потом увидел вторую душу – странная, удивительно скованная и неполная, расплывчатая, она цеплялась за меня, однако до сих пор я не осознавал ее присутствие. Почему я не предал земле эту сущность, ведущую себя так странно и к которой я не имел никакого отношения? Возможно, я не заметил ее, потому что во время последней казни поглотил слишком много душ?
Как бы то ни было, я попытался образумить душу матери и вновь погрузить ее в сон. Однако ее призывал кто-то другой, чьи приказы возобладали над моими.
Приказы Сефизы, внезапно завладевшей моими способностями…
Девушка повернулась к центру комнаты, туда, где витал бесплотный дух, и я понял: она, как и я, видит душу моей матери.
Мне постоянно приходилось прикладывать усилия – и с годами это настолько вошло в привычку, что я перестал отдавать себе в этом отчет, – чтобы держать душу матери рядом с собой, поддерживать в ней это подобие жизни. Сефиза в любую секунду могла погасить слабую искру, поддерживавшую существование этой души, и отправить ее в небытие. Причем в таком случае душа моей матери даже не сможет уйти в землю оранжереи и обрести вторую жизнь, став растением…
– Не причиняй ей вреда, – прохрипел я, с трудом выговаривая слова. Говорить было больно. – Оставь ее в покое, Сефиза, умоляю тебя…
Девушка снова посмотрела на меня и озадаченно нахмурилась.
– Это… это твоя мать? – пролепетала она. По ее голосу можно было понять, что она растеряна. – Ты оставил ее при себе?
Я слабо кивнул, стараясь не делать резких движений, чтобы не спровоцировать Сефизу на необдуманные действия.
– Что происходит, Верлен? – воскликнула мать. На ее лице читалась паника. – Кто эта девушка? Во имя всех богов, неужели это твоя кровь на ноже?
Сефиза понурилась и опустила руку, кровь на ее запястье влажно блеснула. Было видно, что девушка совершенно растеряна.
Удивительное свечение погасло, комнату вновь заволокло предрассветным полумраком, и образ моей матери померк – она снова погрузилась в сон, как я того и хотел. Я снова вернул контроль над своими способностями, а двери в «неведомое» начали закрываться одна за другой.
Оглушенный и оторопевший, я силился понять, что же только что произошло; посмотрел на свою грудь – несколько минут назад в нее воткнули острый нож, оставив глубокую рану, пронзившую сердце. В рубашке зияла дыра, и эта прореха явно свидетельствовала о том, что удар был самым что ни на есть настоящим. Вот только вместо пятен крови на ткани остались следы золотисто-красной жидкости, густой и блестящей, точно расплавленное золото.
На лезвии лежащего на полу ножа поблескивало такое же вещество.
– Я не могу тебя убить… – выговорила Сефиза. Округлившимися от ужаса глазами она смотрела на свои ладони, тоже покрытые странной, поблескивающей жидкостью. – Я так этого хотела. Мне почти удалось. Ты почти умер, но… я не смогла.
Я заметил на большом пальце девушки глубокую ранку неправильной, полукруглой формы, похожую на след от укуса. Меня озарило.
– Так это ты, – пробормотал я. – Это ты меня вернула…
– Ты даже не защищался, – продолжала Сефиза. Очевидно, она еще не пришла в себя от потрясения. – Почему?!
Девушка подняла на меня глаза, и я утонул в расплавленной меди ее глаз.
– Ты меня исцелила… и ты противостояла воздействию моего яда, – прошептал я.
Случившееся просто не укладывалось в голове. У людей нет таких способностей.
Сефиза только что совершила невозможное. Неужели она использовала собственную кровь, чтобы залечить мою рану? Немыслимо, невероятно…
Быть может, все дело в загадочной связи между нами?
– Кто же ты такая? – произнес я, медленно приподнимаясь, так что моя спина отлепилась от обитой бархатом спинки кресла.
Сефиза не шевельнулась, вероятно, даже не подумала отстраниться, все еще находясь под впечатлением от произошедшего. Она стояла совсем близко, ее колено упиралось в сиденье кресла, касаясь моего бедра, а ее грудь находилась всего в паре сантиметров от моего торса.