Любовь не для драконов
– Есть негласное правило не причинять вред тем, кто исповедует благую веру. Конечно, встречаются головорезы, плюющие на вековые традиции, но их немного.
– Мне здесь тоже не нравится, – неожиданно поддержал меня Жанко.
Весь вечер он кривился и хмурился больше, чем обычно.
– Я бы не стал оставлять здесь Арнику одну.
– И что ты предлагаешь? До полнолуния чуть больше суток, нам надо уйти подальше. Пока это возможно.
С бритоголовым альфа говорил совсем другим тоном – въедливым, с оттенком угрозы. После того случая в пещере он окончательно перестал жаловать своего соплеменника и, кажется, с трудом переваривал его близкое присутствие.
– Если посадим Арнику на дерево, обязательно передерёмся, и на этот раз я точно убью тебя, Жанко.
– А если меня не будет рядом, вы не станете нападать друг на друга?
– Нет. Пока нет причины, нет и драки.
Как у них всё просто! А я тут от страха дрожи. За себя, за них, за людей, которых в Белых Столбах несколько сотен. А, может, и тысяч.
– А сюда вы точно не успеете добежать в том жутком виде?
– Если уйдём прямо сейчас, точно не успеем, – о-очень недовольно ответил Кейд.
– Тогда идите, – решилась я, бросившись, как в омут с головой, – Надеюсь, переночую без проблем.
– Конечно, – кивнул оборотень, смягчившись, – вот, держи ещё ринг. Если гостеприимство хозяев вдруг иссякнет, будет, на что жить не меньше месяца. Но послезавтра мы вернёмся и продолжим путь. До Тамиора ещё довольно далеко.
Фокусник. У него в балахоне портал в сокровищницу или как?
Жанко с высоты своего роста мрачно наблюдал за нашим разговором, но перечить альфе больше не посмел…
***
Ночь прошла спокойно, утро и день я провела в комнате. Много спала – оказывается, сильно устала от изматывающего похода. Аппетита особо не было, и потому довольствовалась душистым травяным чаем с изумительно вкусными, звонко хрустящими печенюшками, которые принесла хозяйская дочь Тина – высокая, полная, очень красивая девушка с оленьими глазами.
Подумывала выйти на улицу, да так и не решилась, зато спустилась в обеденный зал – поужинать и послушать местного менестреля. Тина уверяла, что единственный на Белые Столбы певун (по совместительству её муж) чуть ли не самый одарённый со всём Лонгхастере.
Якобы его как-то услышали проезжающие мимо столичные богатеи и так впечатлились, что хотели забрать к себе в придворные музыканты. Но Йежек отказался из-за безумной любви к Тине. И будто только после этого случая девушка ответила согласием на его давнее предложение руки и сердца.
В обеденном зале царила празднично-домашняя атмосфера. Под потолком раскачивались из стороны в сторону разноцветные воздушные шары. За столиками с белоснежными скатертями сидели молодые парочки, семьи с детьми и люди почтенного возраста – все восхищённо слушали менестреля, который разливался соловьём на небольшом возвышении в центре зала.
Я задалась вопросом – почему эта мирная картина вызывает у меня стойкое ощущение тревоги? Почему активизировалось зудящее где-то в подсознании чувство опасности?
– Садитесь, госпожа гостья, садитесь, – зашептала Тина, – вон там есть местечко, уж не обессудьте, что с краешка. Все хотят Йежека поближе послушать.
Она так и лучилась гордостью за своего возлюбленного.
Я же, напротив, обрадовалась свободному столику у стены – там проще остаться незаметной, – а потому благодарно кивнула и тихонько пробралась в отдалённый закуток.
Удивительный голос менестреля рассказывал не менее удивительную, но очень грустную историю любви мага, «что горы лишь взглядом сметал» к простой девушке. Протяжные жалобные звуки струнного инструмента наподобие банджо добавляли песне печали – почти все представительницы прекрасного пола тихо плакали, да и мужчины то и дело украдкой смахивали набежавшую слезу…
– Тётенька, тётенька, тётенька…
Я так погрузилась в песню, что не сразу услышала, как меня кто-то зовёт.
Это была девочка лет пяти в длинном розовом платьице с рукавами-фонариками. Белые кудряшки и огромные глаза чистого голубого цвета делали её похожей на маленького ангела.
– Тётенька, смотли, – она выбросила вперёд руку, ткнув куда-то за мою спину.
Я инстинктивно обернулась, но, естественно, ничего, кроме стены с ярким плакатом «Поздравляем молодожёнов!», не увидела. Ангелочек показывала на стену пальцем, продолжая картаво шептать:
– Видис, видис? Этот злой, его надобно бояться. Этот тозе злой, но его не бойся. Он злой, но холосый. Есть есё один. Он узе насол тебя и сколо будет здесь. Беги! Сколей беги!
Как раз в этот момент закончилась песня, и последние слова девочки услышали все. К нам проворно пробралась раскрасневшаяся Тина.
– Минни, опять к посетителям пристаёшь! Иди-иди, не мешай.
Она подтолкнула голубоглазого ангелочка в спину, и та ушла, на прощанье одарив меня отрешённым взглядом.
– Вы простите, не в себе она. Год уж почти. Как родители её померли, так и ополоумела. Она ко всем пристаёт, говорит незнамо что.
Чтобы не расстраивать Тиву, я изобразила абсолютное спокойствие и попросила принести ужин. На самом же деле чувство опасности после странных слов девочки стало нестерпимым.
Рюкзачок при мне, печенье там есть. В конце концов, Кейд кое-чему научил – и воду найду, и пропитание. Да и к лесу привыкла – не умираю от страха в самой дремучей чаще.
Правда, всё это время со мной были оборотни…
Я немного посидела, для вида пожевала что-то горячее, не замечая вкуса, а когда все отвлеклись на новую песню Йежека, встала и пошла на улицу.
Но стоило пройти несколько шагов по направлению к выходу, как рядом вмиг нарисовался седобородый хозяин таверны.
– Что угодно госпоже?
– Ничего, – натянуто улыбнулась я, – хочу погулять по вашему посёлку.
– Не надо гулять. Послушайте нашего Йежека, мастер он песни-то петь, благодарение святому Онгхусу. Пускай Тина подаст вам самых лакомых сластей – покушайте.
– Спасибо за заботу, но я хочу на улицу.
– Невозможно вам на улицу-то выйти, госпожа. Запрещено.
– Кем запрещено? – сдвинув брови, поинтересовалась я, в душе перепугавшись до невозможности.
Мужичка моя напускная суровость не тронула ни капли, зато простой вопрос заставил серьёзно задуматься.
– Кем? Кхм-м… Кем же… Э-э… Кем…
Он сцепил узловатые пальцы в замок и долго стоял на месте, бормоча себе под нос и покашливая. Светло-карие глаза сперва уставились в одну точку, а затем начали тревожно метаться по залу. Шестерёнки мозгов проворачивались с таким скрипом, что его, наверное, слышали в далёком Бранáде.