Ее тело и другие
– Бенсон, – говорит он, – что ты здесь делаешь?
Бенсон-не-Бенсон вцепляется в его футболку, подтягивает к себе, целует с такой силой и страстью, каких Стэйблер никогда не ощущал на своих губах. Она выпускает его футболку. Бенсон рыдает в темных стенах своего черепа. Бенсон-не-Бенсон хочет еще. Стэйблер вытирает рот рукой и смотрит на свои пальцы, словно ожидая что-то на них увидеть. Потом захлопывает дверь. Бенсон-не-Бенсон возвращается к себе. Бенсон поднимает взгляд от колен и видит перед собой девочку-с-колокольчиками-вместо-глаз.
– Кто за рулем? – спрашивает она хрипло.
Звенят колокольчики. «Никто». И правда, тело Бенсон лежит на постели – грузно, как голем без души. Звенят колокольчики. «Извини». Девочка-с-колокольчиками-вместо-глаз погружает пальцы в голову Бенсон, и
«Ночь»
Бенсон просыпается. Голова болит. Она переворачивает подушку прохладной стороной вверх, сон постепенно уплывает от нее, как резиновая уточка, легонько покачивающаяся на волне.
«Кровь»
Мясник струей из шланга моет пол, кровь свивается спиралью и исчезает в сливе. Это кровь не животного, но откуда мяснику знать, кого резал его помощник. Улики уничтожены. Пропавшая девушка никогда не будет найдена.
«Части тела»
– Мне кажется, или стейк в самом деле с душком? – спрашивает мужчина, с которым у Бенсон свидание.
Она пожимает плечами и смотрит в тарелку, на куски мяса. Тычет ножом в один из них, и посредине приоткрывается – то ли рот, то ли что-то хуже.
– Вкус странноват, – говорит мужчина и откусывает снова. – Но все в порядке, наверное. Все в порядке.
Бенсон забыла, кем он работает. Это второе их свидание или третье? Он жует с открытым ртом. Она сама напрашивается к нему домой.
«Голиаф»
Стэйблер делает затяжной глоток виски. Обмякает в кресле. Наверху его жена спит, видит сны, просыпается, снова засыпает, ненавидит его, просыпается, ненавидит его, засыпает. Он думает о Бенсон, как она стояла перед ним, одежда странно сидела на ней, как она пила его поцелуй, словно умирала от жажды, как ее ладонь гладила металлическую ограду, железные шишечки на калитке, словно она спала, словно была под кайфом, словно была влюблена, влюблена, влюблена.
Седьмой сезон
«Демоны»
Тени скользят по мрамору дворцов правосудия, через полицейский участок, по улицам – заполненным и безлюдным. Они карабкаются вверх по стенам, проходят сквозь решетки и под дверьми, дугой – через оконные стекла. Забирают что пожелают, оставляют что пожелают. Жизнь созидается и уничтожается. Чаще уничтожается.
«Замысел»
– Если этот ребенок входит в План, значит, План предусматривал, что меня изнасилуют. Если же ребенок не входит в План, тогда изнасилование было нарушением Плана, а это значит, что План вовсе не План, а вежливое, на хрен, предложение.
Бенсон хочет взять жертву изнасилования за руку, но женщина смотрит вниз, на воду, становится на колени на перилах, исчезает.
«911»
«Послушайте, просто я таскаюсь тут, и мне кажется, меня вот-вот вырвет собственными ногтями, и я хочу умереть, а иногда хочу кого-нибудь убить. И я чувствую, что вот-вот превращусь в месиво органов и растекусь лужей. Лужицей органов. – Пауза. – М-м-м – то есть – извините. Я звоню, чтобы сообщить об акте вандализма рядом с моим домом».
«Надрыв»
Актрису нашли через несколько часов после исчезновения, привязанной к мачте корабля в гавани Нью-Йорка; мушкет – подделка под старину – был просунут между петлями веревки, ствол выходил промеж ее обильных грудей. Ее корсет, купленный на Ренессансной ярмарке, расшнурован, рубашка порвана. Он хотел, чтобы она сопротивлялась, сказала она Стэйблеру. Хотел, чтобы она дала ему пощечину и обозвала подонком, а потом вышла бы за него замуж. Себя он именовал Реджинальдом.
«Напряжение»
Бенсон болеет гриппом. Ее рвет: шпинат, хлопья краски, половинка простого карандаша и одинокий колокольчик размером с ноготь ее мизинца.
«Сырье»
В любимом ресторане Бенсон и Стэйблера вместо тарелок стали использовать моделей. Бенсон подцепляет красный ошметок тунца с тазовой кости брюнетки, а та замерла и старается не дышать. Владелец останавливается возле столика и, видя, как Бенсон нахмурилась, поясняет: «Минимум затрат». Стэйблер тянется за кусочком угря, и тут модель внезапно делает вдох. Желанный кусочек ускользает от его палочек – и еще раз, и еще.
«Имя»
По всему городу прохожие замирают на ходу, маленькая частица веса отделяется от их тел, испаряется память. Бариста, замершая с маркером над стаканчиком, через десять секунд задает покупателю тот же вопрос. Он уставился на нее, моргает. «Не знаю», – говорит он. В могилах и ямах, в моргах и покойницких, в болотах и камышах, ныряя и перекатываясь по спинам рек, имена спешат вслед умершим, как пламя по лучине, как электричество. На четыре минуты город наполняется именами, их именами, и хотя мужчина не может сказать бариста, что Сэм хочет латте, он может сказать ей, что Саманта не придет домой, но она где-то есть, хотя ее нигде нет, и она ничего не знает и знает всё.
«Голод»
Стэйблер уговаривает старшую дочь съесть хоть что-нибудь. Она съедает бумажную салфетку – семь небольших укусов один за другим.
«Роковая встреча»
После того как дети уснули, Стэйблер подсаживается к жене, свернувшейся в коконе одеяла на кровати. Даже ее лицо накрыто. Стэйблер бережно откидывает край одеяла, появляется кончик носа, сердечко, включающее нос и глаза. Она плачет.
– Я люблю тебя, – говорит она. – Правда. Я так на тебя зла. Но я тебя люблю.
Стэйблер обнимает ее, всё буррито из одежд и одеяла, качает ее на руках, шепчет ей на ухо: «Прости, прости». Потом он выключает свет, и она просит его снова закрыть ей лицо. Он опускает отвернутый край на место – очень легко.
«Ураган»
Воздух кипит. Тучи несутся в город, словно застоялись.
«Чужаки»
В город приезжает новый комиссар полиции. Дает большие обещания. Зубы у него – слишком ровные белые квадратики, похожие на подушечки жевательной резинки. Стэйблер пытается сосчитать, сколько зубов выступает, когда комиссар улыбается на камеру, но все время сбивается со счета.
«Заражение»
Девочки-с-колокольчиками-вместо-глаз подходят к двери Бенсон, но молчат. Бенсон открывает дверь, собираясь в тренажерный зал, а они тут как тут, заполоняют коридор. Колокольчики качаются, но беззвучно. Подойдя вплотную, Бенсон видит, что кто-то снял язычки. Колокольчики мотаются взад-вперед, взад-вперед, намного тише, чем прежде.