Поцелуй врага
– Я! – вызывается другой.
Сворачиваю купюры вдвое и прячу выигрыш, убирая под плотную резинку топа.
– Эд, не дури, ты же видишь, что с ней что-то не так, – отговаривает один из друзей. – Какая-нибудь особенность организма или гормональный сбой… Влад в говно, а у нее и язык не заплетается.
А меня задевают слова «с ней что-то не так».
– Да напилась масла перед клубом, сейчас ее бомбанет, – находит Эд правдоподобное объяснение.
Забыв запрет, я возвращаюсь взглядом к блондину. Если жить среди оборотней, точно никто не скажет, что с тобой что-то не так. И как это, жить в стае? Жить в семье, где на тебя не посмотрят, словно на урода? Тысячный раз я погружаюсь в фантазию, где жив отец, где мать не смотрит на меня, скривив губы, зажав в ладонях кухонный нож.
– Куда ты смотришь? – Мужское плечо касается моего. – Ни черта же не видно. – Эдик вскидывает голову. Яркие вспышки изредка освещают балкон, давая возможность человеческому взгляду рассмотреть силуэт, скрытый затемненным стеклом.
Мою минутную слабость и отрешенный вид принимает за действие алкоголя.
– Делаем ставочки. – Вика петляет между зеваками, их набралось человек двадцать, негусто, в процессе должны подтянуться еще. – Кто ставит на дерзкую красавицу? Выдержит ли третью бутылку? – Я делаю жест, чтобы Вика закруглялась, не хочу. – Нет, – подбегает и шепчет на ухо: – До конца, ты обещала. Яна ставит на кон сорок тысяч, – выкрикивает она.
Я дергаю подругу за руку.
– Это все, что сейчас есть, – произношу скалясь в улыбке.
– Я знаю!
Вика возвращается в толпу, не забывает о мужчинах, что сидят за столом, подначивает, высмеивает Влада, а я себя в очередной раз чувствую цирковым уродом, выставленным на всеобщее обозрение.
Мы продолжаем по привычному сценарию, с каждой рюмкой ставки растут, после очередной выпитой бутылки в нашем уголке проносится волна визгливого восторга. Я собираю деньги со стола, прячу. Официант приносит счет и пятую бутылку алкоголя.
Ссылаясь, что мне нужно в туалет, спешу за Викой.
– Хочешь меня подставить? Ты куда раньше времени?! – я удерживаю ее за руку. За нашими спинами разгорается конфликт. Кто-то обнаружил пропажу кошелька. – Ты зачем полезла по карманам?!– рычу, подталкивая подругу к выходу.
– Я говорила, что мне нужны деньги, – кричит она в лицо и ныряет в самую гущу танцпола, оставляя меня одну.
Черт!
Глава 5Илья
***
Свободных вечеров стало в разы больше, когда Альфа наконец перевез истинную к себе, и нам с Митом больше не нужно оберегать и круглосуточно следить за каждым Жениным шагом. Было по-настоящему смешно наблюдать за танцами с бубнами Лео вокруг человечки. Зная себя, моего терпения не хватило бы и на треть.
– Знаешь, о чем я подумал? – спросил я.
Мит сидит напротив, не отрываясь от телефона, вопросительно мычит:
– М-м-м?
– Никакое это не благо – парность.
Мы протираем диванчики одного из самых дорогих клубов нашего города. За тонированным стеклом классическая картина субботнего вечера: девицы на любой вкус и кошелек извиваются в танце, а мужчины лениво наблюдают со своих мест – прицениваются, взвешивают свои финансовые и физические возможности.
– Да ну? – язвительно комментирует друг, а на лице вырисовывается блаженная улыбка от очередного прочитанного сообщения.
– Уверен. Хочешь докажу?
– Попробуй, – он кладет телефон на стол экраном вверх.
– Легко. Возьмем тебя.
– А что со мной не так? – Экран загорается, Мит быстро набирает сообщение, делает мое фото и отправляет.
– Ты еще спрашиваешь!? Вот что ты сейчас сделал? – я бесцеремонно тыкаю пальцем в экран телефона.
– Ответил Лесе и отправил фото нашего балкона, – произнес Мит легко.
– Да это же первый шаг под «каблук», а ей только восемнадцать, представь, что будет, наберись она опыта.
– Что ты несешь? Попросила фото, я отправил. И дураку понятно, что любая девушка выдумает при слове «клуб». Многочисленные девицы, что со входа вешаются на мужика и волочатся по полу, вцепившись острыми ноготками в штанины.
– Так и было! Да вот недавно так и было. А что сейчас? – спрашиваю я.
– Коваль, ты что разнылся? Я тебе не запрещаю, иди подцепи кого-нибудь. Вон. – Друг подошел к стеклу и указал пальцем вниз. – Все как ты любишь: светлые волосы, задница дирижабль и сиськи, – обрисовывает на себе силуэт. – Или за тем столом, ей явно скучно, – разворачивает мою голову. – А где Ира с работы? Что ты ее не пригласишь куда-нибудь?
– Она меня бросила, – признаюсь я.
– Чего?! – Мит ржет, падая в кресло. – Бросила? Серьезно?
– Да, серьезно.
– Ну ничего себе. Об этом можно рассказывать или тайна за семью печатями? Как твое эго перенесло удар? – с фальшивым сочувствие друг встречает мой взгляд и строчит очередное сообщение.
– Только не говори, что и это ты рассказываешь девчонке?
– У нас для разговора есть темы приятнее, чем ты. Так что произошло?
– Я вел себя, как настоящий мудила – вот что произошло.
– Очень категорично и одновременно реалистично по отношению к себе, – друг отрывается от экрана и скалит в улыбке зубы.
– Что я вообще с тобой разговариваю? Иди уже домой. Тебя до скольки отпустили-то? – ерничаю я.
– Фу, не зуди. Ладно. – Мит кладет телефон рядом, показывая, что готов меня выслушать. – Рассказывай.
– Нечего рассказывать. Я просто не стал отнимать ее время, жизнь человека и так скоротечна. Пусть найдет кого-то лучше, кто сможет провести с ней остаток жизни…
– И ты стал вести себя как урод? – спрашивает друг.
– Да. Самый действенный способ.
– Браво, Коваль! – захлопал Мит в ладоши. – Ты из обезьяны эволюционировал в человека. Хотя нет. Из простого кобеля – в благородного!
– Да иди ты!
– Куда же? – спросил он, не переставая смеяться.
– К Лесе своей, – огрызнулся я.
– Пока не могу. Ты не против, если в следующий раз притащу с собой Киру? Ну, ту рыжую малышку, дочь Лисовских. Они приезжают на юбилей Лео, и мама просит развлечь девчонку.
– Да без проблем. А если она не будет тупить весь вечер в экран смартфона, грамоту выдам. Благодарственную.
– Скажи, почему я вообще с тобой общаюсь? —уточняет Мит.
– Ты покорен моей харизмой, – я присматриваюсь, склонившись к блондиночке, танцующей на первом этаже.
– У меня своей харизмы в достатке. Иди уже, потренируй обаяние и красноречие на ком-то с пышной грудью и задницей, затянутой в красное платье, ты же на нее смотришь? Все, иди, сын мой. Иди, – делает неопределенный жест рукой, что-то среднее между крестом и жестом «иди ты нафиг».