Богиня
Я нахмурилась… Действительно, я возила его на ЛФК уже почти две недели. И только сейчас заметила, что он мужчина… Опасный мужчина.
— Я не позволю тебе опять смотреть сквозь меня, — нервно вздохнул он и качнулся в мою сторону, тяжело опираясь на костыль. Я вздрогнула и пулей вылетела из кабинета.
Но что-то все-таки произошло за эти десять минут. Что-то серьезное, рискованное, угрожающее моей спокойной тихой жизни. Я уже не могла равнодушно делать ему уколы и заниматься физкультурой. Я вздрагивала от его касаний (а он, как будто специально постоянно дотрагивался до меня, обнимал за плечи, задевал бедро, цеплял кисть руки, пристально смотрел в глаза, ловя мой бегающий взгляд), я стала думать о нем после работы, что со мной никогда не случалось. Его лицо всплывало перед моими глазами, когда я ложилась в постель. В итоге, я попросила себе замену. А сама перевелась в другую смену.
Сергей выписался из больницы через неделю, а через две я увидела его, стоящим возле приемного покоя. Я всегда через этот выход шла домой, «Наверное, наблюдал за мной, когда лежал здесь» — подумала я, замедляя шаг. Он тяжело опирался о стену и видимо ждал уже давно. В руках я заметила увядший букет ландышей.
— Вам нельзя долго стоять, особенно на холоде, — невозмутимо заявила я, подходя ближе.
— Этого можно избежать, если ты мне скажешь точную дату своего ухода с работы, — произнес Сергей, по-хозяйски забирая сумку и подставляя правую руку. Я усмехнулась — ему же нельзя ничего поднимать тяжелее трех килограммов. Я невесомо оперлась о его руку, и мы пошли к остановке.
Сергею было тридцать девять. У него был небольшой бизнес по ремонту автомобилей. Несколько СТО, ничего особенного, как говорил он. Раньше в молодости, он был профессиональным гонщиком, даже выступал в ралли. Теперь осел в Москве и только иногда позволял себе рискованные всплески адреналина. Вот последний и закончился для него плачевно. А еще у него была дочь от первого брака. Она жила с ним. Пока Сергей был в больнице, девочка была у его матери. Я чувствовала, что он страшно жалеет о своем безрассудстве и лихачестве, ведь если бы он тогда на склоне свернул себе шею — дочь бы осталась сиротой. Все это он рассказал мне, когда провожал домой в первый же вечер. Он был серьезен и сосредоточен. Как будто уже для себя сделал все выводы и вынес окончательное решение. Я же была растеряна и дезориентирована. Уже зайдя в мой подъезд, Сергей тихонько тронул меня за руку, заставляя остановиться.
Видя мое удивление и напряженность, он произнес.
— Ты знаешь, Люба, после травмы я понял одну вещь. Жизнь такая хрупкая и переменчивая. Она в любой момент может прекратиться. Я больше не хочу сомневаться и терпеливо ждать. Извини, но мы уже не в том возрасте, что бы тратить драгоценное время на глупости. Долгие ухаживания, театры, прогулки, кино… разговоры при свечах о прошлом, мимолетные поцелуи на прощанье, если хочешь — это все будет. Но после того как мы поженимся.
Я ошарашенно выдохнула.
— Но мы знакомы только месяц и то… — начала я и остановилась… Конечно признаюсь, что неравнодушна к Сергею. Я чувствую обоюдную глубокую симпатию и щекочущее нервы возбуждение, я вдыхаю его запах и чисто по-женски реагирую на красивого сильного мужчину, стоящего так близко. Но эти чувства еще так далеки до той безграничной пылкой любви, которую я испытывала в прошлом. Хотя…
— Если тебе нужны ухаживания — они будут, — тихо произнес мужчина, пододвигаясь ближе, — какие хочешь, с шикарными букетами и дорогими подарками. Но для себя я уже все решил, еще тогда в больнице. Я влюбился как мальчишка в строгую невозмутимую медсестру в белом халате, — его губы прижались к виску, горячее дыхание шевелило волосы, зарождало где-то глубоко внутри ответную дрожь, теплыми волнами расходящуюся по телу, заставляющую ноги подкашиваться и голову плыть в розовом тумане.
Я подняла голову и, встретившись с ним взглядом поняла, что пропала.
В тот вечер он остался у меня. Мы хохотали, как шаловливые дети, пытаясь извернуться и не задеть его сустав. Я как суровая медсестра требовательно вещала, что ему еще нельзя заниматься тяжелым физическим трудом, поэтому он должен лежать бревнышком и не двигаться. Он отвечал, что полежит, если я все сделаю сама, но все равно порывался доминировать и переворачивал меня на спину.
Сергей настаивал на женитьбе. Но я изворачивалась и отбивалась. Так быстро, после месяца с небольшим знакомства, ты ничего обо мне не знаешь и я тоже. Он ненадолго задумался и сказал.
— Хорошо, ты права… Я, возможно, очень тороплюсь… Я как коршун схватил добычу и не хочу выпускать тебя из своих когтей. Я просто очень боюсь, что ты отвернешься от меня, когда узнаешь меня и мою жизнь получше.
Я удивленно посмотрела на мужчину.
— Тогда расскажи все свои неприглядные тайны… А я подумаю, — лукаво добавила я.
— Не расскажи, а покажи, — пробормотал Сергей… — пора тебе познакомиться с моей дочерью.
Я хмыкнула. Ничего страшного в знакомстве с девочкой (точнее девушкой, ей уже было девятнадцать лет) я не видела. Я всегда находила общий язык с детьми, я разговаривала с ними на равных, они чувствовали мой искренний интерес к себе, к их маленьким важным проблемам, и я никогда не отмахивалась от общения с ними. В больнице они были самыми моими любимыми пациентами.
Мы сели в машину и Сергей повез меня к своей матери, в пригород. Девочка жила с бабушкой уже два месяца, пока Сергей лечился. В большом двухэтажном доме, в тридцати километрах от Москвы. Я заставила его заехать в супермаркет, и мы накупили разных вкусностей. Я втайне от Игоря купила Маше небольшой подарок от себя — диск с танцевальной популярной музыкой. Девятнадцать лет, прекрасный возраст — поклонники, страсти, студенческие сборища, вечеринки, танцы. Диск так и остался лежать у меня в сумке.
* * *
В больнице я научилась прятать любые эмоции и страхи под невозмутимостью и спокойствием. Иногда пациенту оставалось жить считанные месяцы, иногда он умирал у меня на руках — страшные тяжелые случаи от которых никто из медработников не застрахован.
Опыт и жесткий контроль и сейчас помог мне ничем не выдать своего удивления или ошеломления. Я так же искренне улыбалась и пожала протянутую ладошку девушки, сидящей в инвалидном кресле. У Маши был детский церебральный паралич. Теперь все понятно. Сергей с напряженным лицом наблюдал за мной, словно боялся, что я сейчас брошусь вон из комнаты. Его настроение было очевидно. Ясно теперь, почему он не хотел меня знакомить с дочерью, стал понятен его страх и неуверенность. Я легко и непринужденно выкладывала из сумки разные вкусности, по пути комментируя наши покупки, додумывая походу веселые смешные истории и казусы, произошедшие со мной в разные года в супермаркетах. Мама Игоря ласково улыбалась, радуясь, что мы пришли и озарили светом их скучный грустный быт.
Вечер прошел спокойно и естественно. Маша была умненькой начитанной девушкой. Школьный аттестат она получила дистанционно, почти не выходила на улицу, обучаясь на дому. Я потом, после того как Сергей провел меня домой, возмущенно поинтересовалась, почему он держит ее дома? Почему не позволяет ей учиться со своими сверстниками в институте? Детям нужно общение и социум. Иначе она совсем превратиться в замкнутого закрытого неуверенного в себе человека. Сергей рассказал, что она тяжело переживала обидные детские насмешки и обзывания, и он забрал ее из общественной школы. Может он был и не прав, но когда Маша в четырнадцать лет пыталась напиться таблеток, только бы не идти в школу — он решил, что хватит ей школы. Деньги у него были, ей наняли преподавателей, хороших массажистов, лучших врачей. Она даже немного ходит с палочкой и плавает в бассейне. Сейчас к ней приходят учителя, она на отлично сдала экзамены и поступила в Инженерно-строительный институт на архитектурный. Полдня она проводит в своем собственном тренажерном зале на первом этаже, там даже ей оборудовали лифт-подъемник в бассейн.