Портрет

Мартин потом мне все рассказала. Она руководила процессом по моей просьбе, а Альберто ждал на улице, следя за машиной Джорджа.
— Не знаю, зачем тебе понадобилось устраивать это представление, — недовольно произнесла Мартин вечером, когда приехала ко мне в квартиру, — твои слова о том, что ты хочешь поддержать молодое дарование, попахивают фальшью. Двадцать тысяч евро на ветер. Слава сумасбродки и чудачки за тобой закрепилась надолго.
— Я тебе все расскажу, — произнесла я через некоторое время, — потом.
— Если бы он хоть тебе нравился, — хмыкнула Мартин.
— Он мне нравится… Очень, — я уныло опустила голову, — я его люблю.
Подруга пораженно округлила глаза. Бокал с мартини в ее руке опасно накренился, намереваясь запачкать ее светло-розовый кашемировый джемпер.
— И когда же ты успела его полюбить? — скептически произнесла Мартин, ставя бокал на столик и пристально уставившись мне в лицо, — когда лежала в больнице или когда училась читать по слогам на его книгах? Или ты его любила раньше, до потери памяти?
Глаза Мартин разгорались азартным огнем.
— Не помню, — сказала я свою ритуальную фразу на все случаи жизни и дружелюбно улыбнулась.
Час назад Альберто позвонил и сказал, что адрес Джорджа у него в кармане. Альберто легко проследил до дома писателя и узнал квартиру. Оставалось самое страшное и тяжелое — пробраться в квартиру и выкрасть раму.
— Почему же ты не вышла подписывать книги? Наши девчонки чуть не разорвали его пополам. Каждая предлагала телефончик и любовь до гроба, — Мартин веселилась от души. Бесполезно потраченные (по ее мнению) двадцать тысяч евро уравновесила моя сокровенная тайна.
— Он только недавно развелся, — ответила я, — дам ему время прийти в себя.
Мартин захохотала. Наконец я сумела сказать что-то «нормальное». Или это была шутка? В любом случае у женщины мой ответ не вызвал скептически приподнятых бровей (как бывало раньше).
Теперь Альберто постоянно следил за Джорджем. С утра до вечера. Я же брала такси. Джордж оказался заядлым домоседом, иногда не выходил из квартиры днями. Иногда гулял вдоль Сены, кормил голубей. Но недолго. Напряжение росло. Я уж боялась, что никогда не смогу реализовать свой план и придется еще раз идти к нему предлагать на этот раз миллион, как однажды во время съемок позвонил Альберто и сообщил, что Джордж едет в аэропорт. Я обрадованно потерла руки. Значит, он улетает, и у нас есть минимум сутки для осуществления задуманного.
Не откладывая в долгий ящик, мы решили пробраться в его квартиру этой ночью. Я клятвенно попросила Альберто, что если мы обнаружим сигнализацию, то сразу же уберемся прочь. Но ее, слава Богу, не оказалось. Только два обычных замка на двери, с которыми Альберто быстро справился. Он хотел оставить меня дома, но я настояла на том, чтобы пойти с ним. Во-первых, если вдруг нас настигнет полиция, я приму вину на себя. А во-вторых, я чувствую картину и легко смогу ее найти. Зачем Альберто искать ее по всему дому, если я за секунду обнаружу ее местоположение?
Мы тихо зашли в жилище Джорджа, плотно закрыв за собой дверь. Хорошо, что дом был не элитный. Ни консьержа, ни охраны в нем не оказалось. Фонарь решили не включать, свет с улицы давал достаточно освещения. Я сразу же уверенно направилась в дальнюю комнату. Альберто последовал за мной. Комната, куда мы вошли, была маленькая, темная, заставленная коробками и ящиками. Наверное, вторая спальня или кладовая.
Я чувствовала, что картина зовет меня. Дрожь прокатилась по телу, защипало кончики пальцев. Уже близко. Где-то здесь. Я увидела ряд не распакованных картонных коробок, стоящих вдоль окна. Вот. Я опустилась на колени и рывком потянула на себя одну из них. Альберто протянул складной нож. Я разрезала скотч и просунула внутрь руку. Меня ударило, словно электрическим током. Здесь! Я вытащила свой холст. Он до сих пор был в раме. Чем же ее разломать? Я стукнула рамку о пол, та треснула. Скатала холст в трубочку и спрятала в сумку, следом складывая разломанные деревяшки рамы. А вдруг я ошибаюсь? И не холст меня держит, а рама? Не хотелось бы повторно взламывать квартиру.
— Действительно пустой, — удивленно прошептал Альберто.
Я обернулась и хмуро уставилась ему в лицо. Он что, не верил мне?
— Дело сделано, — пробормотала я, — пора убираться.
Так же, на четвереньках, я поползла назад, вглубь комнаты. Альберто еще немного задержался, склеивая скотчем коробку и ставя ее на место. На мой недоуменный взгляд он ответил: «Олдридж может месяцами не заглядывать сюда. Он и не узнает, что полотно украдено, если все будет выглядеть, как раньше». Я согласно кивнула. Мы вышли из квартиры, заперли за собой замки и спустились вниз, не включая лифт. Никто нас не видел. В три часа ночи дом спал беспробудным сном. Мы сели в машину и поехали домой. Дома, вытащив полотно, разложив на столике рамку, я, наконец, пришла в себя. Правда, руки еще дрожали, и колотилось сердце. Альберто налил выпить.
— За первую в вашей жизни кражу! — весело произнес он, взяв в руки полотно и поднося ближе к свету.
— Надеюсь, последнюю, — хмыкнула я, пригубила напиток и сразу же закашлялась. — Это виски?
— Конечно, — кивнул Альберто, — только крепкими напитками отмечают противозаконные дела.
Я до сих пор не умела различать тонкую грань между шутками и серьезными фразами, поэтому только скривилась в ответ, ревностно наблюдая за тем, как Альберто рассматривает мою картину.
— И что в ней такого ценного? — задал вопрос он.
— Все, — выдохнула я, забирая холст из его рук и прижимая к себе.
Ему не понять, но в картине вся моя жизнь. Теперь я относительно свободна, по крайней мере, могу перемещаться по миру, не боясь потерять сознание или умереть.
— Я отблагодарю тебя, — произнесла я, пристально глядя ему в глаза. — Сколько ты хочешь?
Альберто неуверенно пожал плечами.
— Мне все равно, — ответил он, — я бы сделал это и бесплатно.
— Я знаю. Но мне хотелось бы что-нибудь подарить. Ты не представляешь, что значит для меня этот холст. Я бесконечно благодарна тебе за то, что ты мне помог его вернуть.
— Вернуть? — переспросил Альберто. — Значит, он был твой раньше? Как же картина оказалась у Олдриджа?
Я мысленно дала себе пощечину. Слишком много информации. Я не сомневалась в честности Альберто, но чем меньше он будет знать, тем лучше.
— Неважно, — произнесла я, — утром выпишу чек. Скажешь жене, что это премия.
Я встала, крепко держа холст в руках. Альберто понятливо кивнул.
— Тогда до завтра, сеньорита Симпсон.
— До завтра, Альберто.
Два дня я носила холст с собой в сумочке, наслаждаясь чувством бесконечного покоя и умиротворения. Это он держал меня. Рамка не представляла собой ничего ценного. Я несколько раз проверяла, оставляя ее дома и уезжая за город. В конце концов, решила спрятать полотно туда, куда никто не сможет пробраться, кроме меня. В банк.