Ворожея из Загорья (СИ)
Поднявшись, он направился к двери. Шаги давались с трудом, будто тяжёлая ноша легла на враз ослабшие плечи. Затвор отъехал в сторону, створка знакомо заскрипела. Снаружи стояли братья, которых он не сразу узнал. Чужие, повзрослевшие сразу на десяток зим парни пялились на Велибора даже не глазами, а провалами на их месте. Холодом дохнуло по спине.
— Выходи, госпожа ждёт, — грудным голосом проревел некогда звонкий Гостомысл.
— Выходи, не заставляй её ждать, иначе будешь жестоко наказан, — вторил ему Деян.
Крик боли за их спинами будто подтвердил слова брата. Велибор шагнул вперёд, нашёл взглядом третьего и застыл. Путята держал стоящего на коленях конюха, вцепившись пятернёй в волосы, и кромсал окровавленную грудь работника ножом. Жена того висла на руке, силясь остановить убийство. Бездыханное тело легло на землю, Путята ощерился и повернулся к рыдающей вдове. Та глянула ему в лицо и, спотыкаясь, побежала прятаться в конюшню.
Велибор зарычал, бросился вперёд и наткнулся на стену: братья сомкнули плечи, не пуская дальше. Поборовшись с обоими и не добившись удачи, младшенький сшиб их головами и кинулся вдогон убийце. Влетел и обомлел: Путята, в жизни ни на кого руки не поднявший, вспорол рубаху конюховой жене и кромсал ножом обнажённую спину кричащей женщине.
Ухватив по дороге хомут, Велибор с размаху опустил его на голову брата, лишь с третьего раза добившись, что тот обмяк и осел на пол. Рыдающая женщина поползла к нему и сунулась лицом в землю. Путятин нож вошёл ей глубоко под левую лопатку. Младший опустил тяжёлый кулак на голову окончательно потерянного брата и поволок его, слабо шевелящегося, с конюшни вон.
Двор встретил парня хохотом. На одном из коней сидела незнакомая девка и смеялась, глядя на Велибора. Повинуясь её жесту, поднявшиеся Деян с Гостомыслом пошли к нему, посверкивая ножами в руках. Младший швырнул в них оглушённого убийцу и бросился следом.
Кулаки покрылись кровью, сбитые до кости, но он не чувствовал боли. Сбылись слова матери, горе пришло в их дом, и душа Велибора была где-то далеко от тела, выбивающего дух из тех, что когда-то были его братьями. Спину толкнуло, и младшенький, похожий теперь на громадного медведя, повернулся к новому врагу. На спине, рассечённой ударом кнута, сквозь прореху в кожухе блестела влажная полоса на разорванной коже. И этого Велибор тоже не чувствовал.
Земля дрогнула, когда он шагнул вперёд. Кнут понёсся в лицо и замер, обмотавшись вокруг поймавшей его ладони. Роняя капли крови, рука накрутила ещё пару витков и дёрнула к себе держащую рукоять девку. Та соскочила, будто кошка, ловко приземлилась на ноги и потянула к себе. А через пару мгновений борьбы поехала, скользя ногами по траве. Девка удовлетворённо кивнула и вновь захохотала, показывая белые зубы.
Тело Велибора ощутило сильный удар в грудь. Сотворённое заклинание выбило дух, но не смогло опрокинуть младшего из братьев. Он пошёл вперёд, наматывая на локоть хвост кнута. Витавшая где-то душа видела: девка нисколько не испугалась нависшего над ней парня. Махнула рукой, заставляя кнут изогнуться и вывернуть руку Велибора, ударила ногой под колено. Тот повалился неуклюже и зарычал от ярости. Сверху навалились братья, пригвоздили к земле, стали бить, заливая собственной кровью.
В этот момент дружинные воины, застывшие от невозможности понять, кого же им защищать, бросились вперёд, отметая последние сомнения. На их пути встала проклятая девка и запорхала меж рослых витязей, как мотылёк вокруг пламени. И те падали, чтобы больше не подняться.
Скоро всё было закончено. Оставшиеся в живых воины превратились в слуг чёрной колдуньи Мирры, как и те, кто не погиб, бросавшись им на помощь. Братья заковали Велибора в цепи и заперли до поры. А день спустя весь Снегирь превратился в слуг.
***
Велибор пришёл в себя. Тело, изогнувшееся от боли в избитых боках, не хотело слушаться. Стиснув зубы, младший двинул плечами, силясь разорвать цепи, и чуть снова не потерял сознание. Кровавая пелена колыхалась перед глазами, и он не знал, побитая голова была тому виной или настоящая кровь из ран. Мутило сильно, но сильнее жгла горечь предательства и потери.
Понимал Велибор: не по своей воле братья ополчились на него, превратившись в чудовищ, да не помогало это. Проклятая девка оказалась колдуньей силы немереной, и теперь беда ждала всех, кто не сможет спастись.
Что там матушка говорила о ворожее? Младший напряг память, превозмогая тошноту и боль. Как же её звали? Любава, точно. Где она сейчас, почему не спешит на помощь? Может, сама лежит мёртвая, изрезанная ножами братьев. Велибор застонал, воззвал мысленно к ворожее. На миг увидел её, красивую, сидящую на чёрном коне и глядящую прямо на него. Глаза обласкали изумрудным блеском, и стало легче. Но видение прошло, и боль резанула по телу, как будто снова истязаемому жестоким боем.
— "Любава, помоги, не найти мне тебя…слышишь ли?"
Дверь стукнула, распахиваясь, и сквозь красный туман проглянула стройная фигурка. Сердце стукнуло: ворожея, она пришла! Но тут же Велибор чуть не застонал от понимания, что перед ним стоит не Любава, а Мирра-колдунья.
— Не ждал меня, чувствую, — ласковый женский голос ножом проникал в голову. — Бедненький, плохо тебе. Да, тело всё болит, но сердцу больнее. А ты сильный, до тебя никто не смог мне противиться. Почти никто. Изгнал меня мой мир, ну, да ничего. Теперь здесь я хозяйка, а вы все — мои воины или рабы. С рабами я сама разберусь, а воинов ты поведёшь.
— Уходи отсюда. Не видать тебе удачи, пока я жив. А убьёшь, есть кому с тобой справиться. Не будет тебе жизни! Если то, что я вижу, можно назвать живым.
— Я не ошиблась в тебе. Сильный, борешься, готов голову положить. Хороший будет для меня слуга, первый над всеми и только мой!
— Врёшь! Никогда я твоим не буду! — от рывка цепь звякнула жалобно.
Мирра усмехнулась, её руки прижали бьющегося Велибора к земле, и тот закричал от пронизавшей его боли. Казалось, каждая клеточка тела горит и плавится под исходящими чернотой пальцами колдуньи
— "Любава, где же ты? Как больно…".
Велибор почувствовал, что малая частичка души отделяется и истаивает в воздухе. Тело выгнулось дугой и порвало цепь. Он вытянулся, вздохнул и поднял веки. На колдунью смотрели чёрные глаза, напоённые бездонной тьмой.
Мирра хищно улыбнулась, показав острые зубы, и достала нож. Лезвие прошлось по щеке, скользнуло к горлу, опустилось ниже, проведя полоску по животу. Гашник распался, взрезанный остриём. Теперь перед колдуньей Велибор лежал совершенно обнажённый. Вслед за лезвием ножа отправились путешествовать по телу губы Мирры.
Покрывая поцелуями шею нового слуги, колдунья гладила его лицо, запускала пальцы в волосы. Язык прочертил дорожку от ключиц к груди, покрытой волосами, губы ласкали её, прижимались, ощущая биение сердца. Твёрдый живот вздрагивал от ласк искушённой хозяйки, Велибор наблюдал, как она описывает языком круги, поглядывая на него.
Распалённое естество подрагивало, отвердевшее до предела, и Мирра наконец удостоила его вниманием. Младший застонал от невыносимо сладкой муки и хотел обнять свою госпожу, но сильные руки опустились на запястья, не давая двинуться. Натешившись, колдунья приблизилась к его лицу, взглянула в отливающие тьмой глаза и впилась в губы долгим поцелуем. Не отпуская Велибора, Мирра опустилась на влажный стержень своим горячим лоном.
Спустя часы они вдвоём вышли из темницы, куда был заключён Велибор. Полностью послушный госпоже, он шёл за ней по двору, слушая, как Мирра отдаёт приказы рабам и воинам.
— Ты возглавишь мою армию и сделаешь меня властительницей вашего мира, — прозвучал в ушах голос колдуньи.
Велибор кивнул и отправился в терем собираться. Ноги привели его в покои матери, её тело всё ещё лежало на кровати. Сердце толкнулось сильнее, младший подошёл к ложу, поцеловал мать в лоб и накрыл одеялом.
В глазах Велибора, на миг ставших прежними, блеснула слеза, чтобы тут же исчезнуть.