Кот, который играл в слова

– Мимоходом. Но я слегка прощупал подноготную Тейтов. Ты усек, что у миссис Тейт был легкий иностранный акцент?
– Она разговаривала так, словно у неё зубы болят.
– По-моему, она была швейцарка. Кажется, вышла за Тейта из-за денег, хотя уверен, что он был ничего себе зверюга, пока не облысел.
– Ты руки его видел? – спросил фотограф. – Волосатейшая обезьяна из всех, какие мне попадались. Некоторые женщины от этого млеют.
Банзена хлопнули по плечу, и на стул рядом с ним опустился Лодж Кендал.
– Так и знал, что вы, как обычно, лодырничаете, – сказал он фотографу. – Детективы, что ведут дело Тейта, хотят получить набор снимков, которые вы сделали. Их надо увеличить. Особенно те, на которых нефрит.
– А как срочно им это нужно? Мне к воскресенью надо уйму всего напечатать.
– Как можно скорей.
– Есть какая-нибудь подвижка в деле? – поинтересовался Квиллер.
– Тейт сообщил, что у него пропали две багажные сумки. После похорон он едет отдохнуть. Его здорово тряхануло. И вот пошёл он прошлой ночью в кладовку – взять что-нибудь для багажа, – глядь, а двух его большущих заграничных сумок как не бывало. Паоло ведь было нужно что-то вроде этого для перевозки нефрита.
– Любопытно, как он допёр парочку больших багажных сумок до аэропорта?
– Верно, у него был сообщник с машиной… К тому времени, когда Тейт обнаружил исчезновение нефрита, Паоло успел улететь в Мехико и на веки вечные скрыться в горах. Сомневаюсь, отыщется ли там у них хотя бы след этих вещиц. Со временем они могут объявиться на рынке – по одной, – но никто ничего ни о чём не узнает. Вы ведь знаете, как это у них там водится.
– Но полиция, я думаю, проверила авиалинии?
– В списках пассажиров, летевших воскресной ночью, значилось несколько мексиканских и испанских фамилий. Паоло, конечно, взял себе другое имя.
– А кстати, – спросил Квиллер, – когда именно Тейт обнаружил пропажу нефрита?
– Около шести утра. Он из ранних пташек. Любит перед завтраком спускаться к себе в мастерскую и полировать камни – или что там ещё. Он зашёл в комнату жены взглянуть, не нужно ли ей чего-нибудь, увидел, что она мертва, и вызвал доктора по телефону, что стоит на ночном столике. Затем позвонил Паоло и не получил ответа. Паоло в его комнатке не оказалось, зато налицо были признаки поспешного отъезда. Тейт быстро осмотрел все комнаты – и вот тут-то и обнаружил, что витрины в нишах пусты.
– После чего, – сказал Квиллер, – он позвонил в полицию, а полиция – Перси, а Перси – мне, а было тогда всего лишь половина седьмого. Тейт, когда в полицию звонил, говорил им о статье в «Любезной обители»?
– Не говорил. В департаменте уже читали ваш материал и задавались вопросом, благоразумно ли так подробно описывать ценные предметы.
– А чем всё-таки они объясняют сердечный приступ миссис Тейт?
– Предполагают, что она проснулась среди ночи, услышала какую—то возню в гостиной и решила, что в дом залезли воры. Страха, очевидно, хватило, чтобы остановить её метроном, который, как я понимаю, был в плохой форме.
Квиллер возразил:
– Это большой дом. Крыло, где расположены спальни, находится в полумиле от гостиной. Как же вышло, что миссис Тейт слышала, как Паоло залезал в витрины, а её муж нет?
Кендал пожал плечами:
– У некоторых людей очень чуткий сон. А у больных-хроников вечно бессонница.
– И она не пыталась разбудить мужа? Уж верно, там была хоть какая-нибудь сигнализация… или внутренний телефон между комнатами?
– Слушайте, меня же там не было! – воскликнул полицейский репортёр. – Всё, что знаю, я слышал в управлении. – Он постучал по стеклу своих часов. – У меня осталось пять минут. Пока!.. Банзен, не забудьте увеличить снимки.
Когда он ушёл, Квиллер спросил фотографа:
– Любопытно, куда Тейт едет отдыхать. Часом не в Мехико?
– А вот любопытствуешь ты, знаешь ли, прямо за троих, а то и больше, – сказал Банзен, поднимаясь из-за стойки бара. – Увидимся наверху.
Квиллер не смог бы сказать, когда его подозрения впервые обрели определенность. Он допил свой кофе и промакнул усы бумажной салфеткой. Возможно, это и был миг, когда шестерёнки в его голове пришли в движение, колесики завертелись, и мысли репортёра стали крутиться вокруг Джорджа Вернига Тейта.
Когда он поднялся в отдел публицистики, на столе у него требовательно заливался телефон. Зелёный телефон, того же цвета, что и все столы и все пишущие машинки отдела. Квиллер вдруг увидел свой офис новыми глазами. Это был цвет супа из зеленого горошка при стенах, окрашенных под цвет сыра рокфор, и коричневых виниловых полах цвета ржаного хлеба.
– Квиллер у телефона, – сказал он в зелёную трубку.
– О, мистер Квиллер?! Сам мистер Квиллер! – Это был женский голос, пронзительный и взбудораженный. – Я и подумать не могла, что мне доведётся разговаривать лично с мистером Квиллером!
– Чем могу служить?
– Вы меня не знаете, мистер Квиллер, но я от корки до корки прочла вашу статью и с нетерпением жду следующий выпуск,
– Благодарю вас.
– Вот в чём у меня затруднение. В столовой у меня ковер цвета авокадо, а стены цвета жжёного сахара с оттенком toiles deJouy [8]. Как мне следует покрасить цоколь – под крем со жжёным сахаром или под авокадо? И как быть с ламбрекенами?
Когда он, наконец, отделался от абонентки, Арчи Райкер сделал ему знак:
– Босс тебя ищет. По срочному делу.
– Вероятно, хочет узнать, в какой цвет покрасить свой цоколь, – предположил Квиллер.
Он заметил, что губы у главного скорбно поджаты.
– Вот незадача! – сказал Перси. – Только что звонил этот торговец подержанными машинами, В следующее воскресенье вы собирались снимать его хлев. Верно?
– Перестроенная конюшня, – осторожно поправил Квиллер. – Недурной получается сюжет. Страницы свёрстаны, снимки ушли в гравировку.
– Так вот, он хочет, чтобы этот материал сняли. Я пытался его убедить оставить статью, но он настаивает на своём.
– А на прошлой неделе так горячо желал публикации.
– Лично он не возражает. Не осуждает нас за неудачу с Тёплой Топью, да у него опасно больна супруга. С ней истерика. Этот человек угрожает подать в суд, если мы опубликуем снимки его дома.
– Чем же мне заменить этот материал? Единственный эффектный сюжет, какой у меня есть, – силосная башня, раскрашенная по спирали белым и красным, как шест над парикмахерской, и превращённая в дом отдыха.
– Не совсем соответствует имиджу «Любезной обители», – сказал главный. – Почему бы вам не спросить Фрэн Ангер, нет ли у неё идей?
– Послушайте, Харолд! – с внезапной решимостью воскликнул Квиллер. – По-моему, нам надо перейти в наступление!
– Что вы имеете в виду?
– Я имею в виду – провести наше собственное расследование! Не принимаю я полицейской версии, Слишком легко пришить дело мальчику-слуге, Паоло, возможно, невинная жертва. Кто знает – не лежит ли он сейчас на дне реки?
Он остановился и подождал реакции главного. Пепси только глаза на него таращил.
– Это не мелкая кража, – повысил голос Квиллер, – и дельце провернул не простодушный, тоскующий по дому мальчик отсталой страны. Здесь замешан кое-кто посолиднее. Я не знаю кто, что и почему но у меня возникло предчувствие… – Он прижал усы костяшками пальцев. – Харолд, почему вы не назначите меня – распутать это дело? Уверен, я откопаю что-нибудь важное.
Перси раздражённо отмахнулся от этого предложения:
– Я ничего не имею против журналистских расследований per se , но вы нужны нам в журнале. У нас не так много персонала, чтобы бросать его на любительский сыск.
– Я управлюсь и с тем и с другим. Выдайте только мне мандат на разговор с полицией – чтобы задать им несколько вопросов.
– Нет, у вас и без того хватает дел, Квилл. Пусть преступлением занимается полиция. Мы должны сосредоточиться на издании газеты.