Кот, который играл в слова
На столе у него лежала записка – позвонить Фрэн Ангер. Он неохотно набрал её номер.
– Я потрудилась над вашим проектом, – сказала редакторша женского отдела, – и у меня есть для вас несколько наводок. Карандаш у вас наготове? Во-первых, есть загородный дом компании «Греческое возрождение», прекращенный в японский чайный домик. Потом – квартира в небоскребе со стенами и потолком, затянутыми коврами, и с аквариумом под стеклянным полом. И я знаю подход к владельцу умопомрачительной спальни, выдержанный в трёх оттенках чёрного, за исключением кровати из жёлтой латуни. Этого хватит, чтобы до отказа забить первый выпуск!
Квиллер ощутил, как у него ощетиниваются усы. – Очень признателен, но я уже раздобыл весь материал, необходимый для первого номера, – солгал он.
– В самом деле? Для начинающего вы оперативны. Что же вы набрали?
– Это длинный, запутанный рассказ, – неопределенно ответил Квиллер.
– Мечтала бы его услышать. Вы идете в пресс-клуб на ленч?
– Нет, – нерешительно сказал он. – Дело в том, что ленч я съел… с дизайнером… в частном клубе.
Фрэн Ангер, опытную репортёршу, нелегко было сбить с толку.
– В таком случае отчего бы нам не сойтись за вечерним коктейлем в пресс-клубе?
– Очень сожалею, – самым вежливым тоном ответил Квиллер. – Но у меня свидание за ранним ужином в верхней части города.
В семнадцать тридцать он влетел в своё логово, таща себе на обед увесистый кусок ливерной колбасы и два луковых пирожка. Разумеется, он предпочёл бы пресс-клуб. Ему нравилась атмосфера клуба, размеры тамошних бифштексов и компания, которая собиралась там, но последние две недели он вынужден был избегать излюбленной своей забегаловки. Неприятности начались, когда он станцевал с Фрэн Ангер на балу фотографов. В неуклюжем фокстроте Квиллера было, видно, что-то магическое, притягательное для одинокого женского сердца. С тех пор она неотступно его преследовала.
– Не могу отделаться от этой женщины, – пожаловался он Коко, нарезая ливерную колбасу. – Она недурна, но не в моем вкусе. Имел я этих фигурястеньких дамочек – сколько хотел! Кроме того, шкура зебры мне нравится только на зебре.
Он отрезал несколько кусочков колбасы, намереваясь пробудить у Коко аппетит, но кот был занят – щёлкал зубами по тонкой паутине, тянувшейся меж ножками двух стульев.
Лишь телефонный звонок, грянувший через миг, привлёк внимание Коко. В последнее время он выказывал признаки ревности к телефону. Чуть только Квиллер брался за аппарат, Коко развязывал ему шнурки на ботинках или кусал телефонный шнур. Порой же вскакивал на стол и пытался оттащить трубку от квиллеровского уха.
Квиллер снял трубку.
– Алло?.. Да! Что новенького?
Коко немедленно вспрыгнул на стол и занялся личной гигиеной – выкусыванием блох. Квиллер отпихнул его.
– Замечательно! Скоро ли мы сможем сделать снимки?
Коко ходил взад-вперёд по столу, высматривая, как бы ещё нашкодить. Каким-то образом он запутался лапой в проводе и возмущенно взвыл.
– Извините, почти вас не слышу, – сказал Квиллер. – Кот сюда лезет… Нет, я его не бью. Не вешайте трубку!
Он освободил Коко и согнал его на пол, а потом записал адрес, который дал ему Дэвид Лайк.
– Увидимся в понедельник утром на Тёплой Топи, – сказал Квиллер. – И спасибо вам, правда, спасибо. Вы очень мне помогли.
В этот вечер телефон зазвонил ещё раз, и по проводу до Квиллера долетел дружелюбный голос Фрэн Ангер:
– Привет. Так вы дома?
– Да, – ответил Квиллер. – Я дома. – Он не спускал глаз с Коко, вскочившего на стол.
– Я думала, у вас нынче вечером свидание…
– Добрался до дому раньше, чем ожидал.
– Я в пресс-клубе, – сказал сахарный голосок. – Почему бы вам не подойти? Мы все здесь… пьём до посинения…
– Убирайся! – крикнул Квиллер Коко, который пытался крутить циферблат носом.
– Что вы сказали?
– Я коту говорил!
Квиллер толкнул Коко, но кот скосил глаза и стоял на своём – казалось, решал, какую бы ещё пакость учинить.
– Кстати, – заструился из трубки умасливающий голос, – когда же вы собираетесь пригласить меня, чтобы познакомить с Коко?
– ЙЯУ! – сказал Коко, устремляя этот оглушительный вопль прямо в правое ухо Квиллера.
– Заткнись! – заорал Квиллер.
– Что?!
– О чёрт! – рявкнул он, когда Коко сбросил на пол полную пепельницу.
– Ну и ну! – Голос Фрэн стал резче. – Ваше радушие меня просто ошеломляет!
– Послушайте, Фрэн, – сказал Квиллер. – У меня тут вот сию минуту – такой кавардак!.. – Он хотел было объяснить, но услышал щелчок – Алло?
Ответом было мертвое молчание, а потом – гудок. Связь прекратилась. Коко стоял твердо опершись левой лапой на рычаг,
ТРИ
Утром в понедельник, когда Квиллер явился в фотолабораторию, чтобы взять фотографа для репортажа с Тёплой Топи, Одд Банзен щёлкал затвором камеры и во весь голос ругательски ругался. В «Дневном прибое» Банзен был специалистом по транспортным происшествиям и крупным пожарам, а его только что посадили на постоянную службу в «Любезной обители».
– Это стариковская работа, – пожаловался он Квиллеру. – Я пока что не собираюсь спускаться с вышки.
У Банзена, который недавно залезал на вышку небоскреба, чтобы щелкнуть фейерверк Четвёртого июля, была уйма достоинств и недостатков, забавлявших Квиллера. Самый отважный и самый громогласный из фотографов, он курил самые длинные и самые вонючие сигары. Слыл самым ненасытным желудком и самой сухой глоткой пресс-клуба. Содержал огромное семейство, и кошелек у него всегда был самый тощий.
– Не будь я совсем на мели, я бы уволился, – сказал он Квиллеру, когда они шли к автостоянке. К твоему сведению, я надеюсь, что этот глупый журнальчик с треском провалится.
Приглушённо чертыхаясь, он с трудом запихнул камеру, штатив и светильники с подставками в свою небольшую двухместную колымагу.
Втискиваясь в оставшееся узенькое пространство, Квиллер поддразнил фотографа.
– И когда ты наконец раскошелишься, – сказал он, – и поменяешь эту жестянку из-под сардин на настоящую машину?
– Только эта и бегает на дешёвом топливе, – возразил Банзен. – И заправляюсь я только на десять миль.
– Ну где вам, фотографам, бензин покупать…
– Вот поимей шесть малышей, выплаты по закладной и счета от протезиста, тогда и…
– А почему бы тебе не сэкономить на этих дорогих сигарах? Они, поди, обходятся тебе по меньшей мере цента по три за штуку.
Они свернули на Даунривер-род, и фотограф спросил:
– Кто тебе устроил это задание на Тёплой Топи? Фрэн Ангер?
Усы у Квиллер у торчком встали.
– Я сам устраиваю себе задания.
– Просто Фрэн говорила в пресс-клубе что-то в этом роде. Думал, она все эти игры и заварила.
Квиллер хмыкнул.
– После парочки фужеров мартини она бывает страх как болтлива, – сказал Банзен. – В воскресенье вечером так даже намекнула, что ты девочек не любишь. Ты, видно, что-то такое сотворил, что она прямо-таки взбесилась.
– Не я, мой кот! Фрэн позвонила мне домой, а Коко наступил на рычаг да и разъединил нас.
– Этот котяра ещё доведет тебя до беды, – предрек Ванзен.
Они влились в поток автострады и мчались молча, пока не добрались до въезда на Тёплую Топь.
– Занятно, что этим местам так и не дали приличного названия, – сказал Банзен.
– Не понимаешь ты психологии высших классов, – ответил Квиллер, – Наверное, живёшь в одной из этих миленьких новостроек.
– Я живу на Дивной Опушке. Четыре спальни и большущие взносы по закладной.
– А я о чём? Эти Джордж Верниг Тейты явно не хотели бы, чтобы смерть застигла их в местечке под названием Дивная Опушка.
Извилистые трассы Тёплой Топи пестрели французскими шато и английскими усадьбами – каждая в рощице старых деревьев. Дом Тейта был богато украшен испанской лепниной; железные ворота открывались во внутренний двор, а по бокам массивной, обитой гвоздями двери стояли чугунные фонари.