Закогтить феникса
Приблизившись к внешней стене, я всё же остерегаюсь подходить вплотную, сворачиваю, иду вдоль. У талисманов перед массивами есть одно неоспоримое преимущество — их труднее читать.
Защита сложная, я не пытаюсь вникнуть в плетение, меня интересует лишь принцип действия. Использовано грубое подобие ментального ключа. Слуги, принадлежащие клану, а также члены семьи могут спокойно входить и выходить.
Это ли не приглашение к побегу?
Я прогуливаюсь ещё немного, чтобы удостовериться, что поняла правильно, и заодно пересчитать теневиков, а затем сворачиваю к жилой части резиденции.
Раз мне не предложили двор, самое время навестить маму. Настоящую маму.
За пруд, в котором я однажды чуть не утонула, минуя старый клён, я выхожу к аккуратным воротцам, символизирующим вход во двор. Деревянные столбы не только потемнели, но и покрылись плесенью в основаниях. Сад выглядит заброшенным.
Сердце бьётся.
Я тороплюсь войти, лишь краем сознания отмечаю, что у дверей никто не дежурит. Распахиваю створку, врываюсь и оглушительно чихаю от взвившейся с пола пыли.
— Мама?
Мёртвая тишина и запустение.
У мамы маленький одноэтажный двор, всего на несколько комнат. Я оббегаю их все, заглядываю в каждую, но нигде не нахожу признаков жизни. Зато всюду грязь и пустота. Я не знаю, когда мама его покинула. Очевидно, что давно. Вероятно, сразу, после моего отъезда в храм.
Волнение и радостное предвкушение долгожданной встречи сменяются злостью на проклятую семейку. Я сжимаю кулаки, с сожалением вспоминаю, что у меня не когти, а ногти. Меня одно успокаивает — когда слуга говорил, он говорил так, как будто мама ещё в резиденции. Просто нужно найти, куда её переселили.
Как же меня бесят эти блохи Сян! То, что я не мщу насекомым, не означает, что я их не давлю.
Глава 25Вернувшись на дорожку, я натыкаюсь на служанку, оказавшуюся в подозрительной близости от заброшенного двора. Ей абсолютно нечего здесь делать. Одежда у девочки не самая простая, в ушах сверкают серёжки. Очевидно, что она из привилегированных слуг.
Неужели для меня подготовили комнату? Учитывая, что служанка крутится у бывшего двора моей мамы, я скорее поверю, что она шпионит. Интригой не пахнет, интригой воняет.
Но я подставляюсь вполне осознанно. Мне просто не интересна возня этого муровейника.
— Юная госпожа, — служанка приветливо кланяется.
— Девочка, ты знаешь, в какой двор переехала госпожа Юй? Проводи меня.
— В сторону лотосового пруда, юная госпожа.
Девочка не отказывается, и я надеюсь, что она отведёт меня к маме, а не в ловушку, ведь с точки зрения правил клана я уже совершаю вопиющую ошибку. Я поклонилась бабушке, но теперь собираюсь поприветствовать наложницу прежде супруги главы клана и супруги отца. Этого уже достаточно, чтобы обвинить меня в непочтительности и сурово наказать, нет нужды готовить специальные трюки.
Начинает смеркаться.
Дорожка ныряет в густые заросли. С десяток шагов мы идём как по дикому лесу, ветки то и дело норовят хлестнуть по лицу. Впрочем, буйство природы мне нравится больше рукотворных пейзажей, а вот девочка ёжится, будто идёт в логово призраков.
Кусты резко расходятся и открывают поросшую сорняками площадку перед крошечным домиком, доживающим свой век. Крыша покосилась, ступеньки крыльца сгнили и развалились, окна наглухо закрыты ставнями, и лишь одно зияет тёмным провалом. Домик словно сгорбился, ссутулился.
— Это здесь, юная госпожа. С вашего позволения слуга уйдёт первой.
Чтобы наябедничать хозяйке? Ну-ну.
— Спасибо, девочка. Мне жаль, что я могу отблагодарить тебя только искренней молитвой о твоём благополучии. Иди скорее.
— Что вы такое говорите, юная госпожа? Помочь вам моя удача.
Потеряйся уже.
Я осматриваюсь.
Хотя прошлый двор не был большим, он был именно двором — несколько жилых комнат, просторный передний зал и кухонный закуток, кладовки, комнаты для прочих хозяйственных нужд.
Нынешнее мамино место обитания на двор не очень-то и похоже. Так, конура собачья. Впрочем, если привести в порядок, то жить можно. По крайней мере слева довольно глубокий колодец с водой — я заглядываю и обнаруживаю затянутое тиной болото. Но рядом сохнет ведро на длинной верёвке, колодцем пользуются.
Естественно, приводить двор в порядок я не собираюсь. Сейчас мы просто уйдём…
Я сглатываю.
Торопливо перешагнув развалившуюся лестницу, я вхожу и попадаю в тесноту карликовой передней, которую назвать традиционно — залом — язык не поворачивается. Довольно запущено, но жизнь чувствуется в лёгком сквозняке, в запахах жилья. Под ногой со скрипом ломается доска. Я переступаю, а ведь кто-то с плохой реакцией мог бы провалиться.
— И-эр, это ты? — голос раздаётся из следующей комнаты. Слабый, надломленный. Я с трудом узнаю. — Ты не поранилась?
Толкнув следующую створку, я оказываюсь сразу на пороге спальни, никаких проходных и в помине.
Кроме кровати, нет ничего. Мама испуганно ойкает, прижимает к груди штопанное одеяло. На белом, как снег лице, только глаза горят.
— А-а…
Она ужасно выглядит, а ещё я замечаю смятый с алыми пятнами носовой платок.
— Наложница не знала, что юная госпожа захочет её увидеть. Наложница просит прощения за неподобающий вид, — кажется, мама собирается подняться с кровати и преклонить колени.
Это и выводит меня из ступора.
— Что ты говоришь, мама? Это я, ЯоЦинь. Я вернулась. Разве тебе не сказали, что накануне совершеннолетия я возвращаюсь?
— Моя Цинь-Цинь?
— Я унаследовала мамину красоту, правда? — я решительно сажусь на кровать, обнимаю маму, прижимаю к себе. — В храме я молилась за мамино благополучие.
Я сжимаю не так уж и сильно, но она придушенно всхлипывает, сначала обнимает меня в ответ, и я поражаюсь, насколько слабые у неё руки.
Мама отстраняется, заглядывает мне в лицо.
— Моя Цинь-Цинь, глупая девочка.
Чего-чего? Сказано с нежностью, но подобные обращения я терпеть не намерена, пусть и от мамы.
— Ха?
— Цинь-Цинь, зачем ты пришла? Мама болеет и давно в немилости, я не смогу тебя защитить, как раньше. Уходи скорее. Ты не должна пострадать из-за меня.
— Мама, дочь уже выросла. Я могу защитить нас обеих.
Я лиса, а не свинья.
Я собираюсь сказать, что мы немедленно уходим, но меня прерывает тихий скрип открывающейся створки. Кто-то приближается.
— И-эр? — окликает мама.