Кот, который проходил сквозь стены

Квиллерен был ошеломлен неожиданно удачей. Он и не собирался участвовать в аукционе.
— Давайте разомнем кости, — сказала миссис Кобб, потянув его за рукав, как старого знакомого.
Когда они встали, им преградил дорогу мужчина в красной фланелевой рубашке.
— Зачем ты купила дурацкий магнитофон? — потребовал он ответа у жены.
— Со временем узнаешь, — сказала она, вызывающе тряхнув головой. — Это репортер из «Бега дня». Его интересует наша свободная комната.
— Она не сдается. Не люблю репортеров, — проворчал Кобб и ушел, засунув руки в карманы.
— Мой муж — самый несносный антиквар Хламтауна, — с гордостью сообщила миссис Кобб. — Вам не кажется, что он очень красив?
Квиллерен пытался найти ответ потактичнее, когда возле двери раздался грохот, а потом крики и стоны. У входа стоял фотограф «Бега».
Крошка Спунер отличался двухметровым ростом и — вместе со всем фотографическим оборудованием: двухсоткилограммовым весом. Его тучность усугублялась фотоаппаратами, коробками для линз, экспонометрами, фонариками, кассетами с пленкой и складными треножниками, которые болтались на ремнях и веревках.
Миссис Кобб воскликнула:
— Ах, как жалко! Должно быть, это была севрская ваза на подставке ампир.
— Ценная?
— Где-то восемьсот долларов.
— Придержите мое место, — попросил Квиллерен. Я мигом
вернусь.
Крошка Спунер с несчастным видом стоял у дверей.
— Честное слово, я не виноват, — сказал он Квиллерену. — Я и не приближался к этой дурацкой вазе.
Он огорченно качнул аппаратурой, которая висела у него на шее и на обоих плечах, и треножник ударил по бюсту Марии-Антуанетты. Квиллерен обхватил руками холодный мрамор.
— Ой, — сказал Крошка.
Аукционист посмотрел на остатки севрской вазы и приказал грузчикам аккуратно собрать осколки. Квиллерен решил, что пора представляться.
— Мы хотим сделать пару снимков на аукционе, — сообщил онаукционисту. — Можете спокойно работать. Не обращайте на фотографа внимания.
Воцарилось неловкое молчание. Кто-то нервно засмеялся.
— Ладно, неважно, — сказал фотограф. Вот галерея. Я буду снимать с лестницы.
— Спокойнее, — предостерег Квиллерен. — Разбил — купил.
Спунер презрительно огляделся.
— Тебе нужна форма или содержание? Не знаю, что и делать со всей этой ерундой. Слишком много динамичных линий и никакого контраста.
Он вразвалку направился к лестнице, все его снаряжение заколыхалось, а треножник чудом избежал столкновения с дверцей из кронгласа [2].
Вернувшись на свое место, Квиллерен объяснил соседке:
— Это единственный в мире газетный фотограф с докторской степенью по математике. Но иногда немного неуклюж.
— О Боже! — поразилась миссис Кобб. — если он такой умный, почему он работает в газете?
Снова раздался стук молотка, и началась вторая часть аукциона. Выставили самые желанные предметы: английский книжный шкаф, комод стиля «буль» с инкрустацией из бронзы и перламутра, греческую икону семнадцатого века и небольшую коллекцию бенинской бронзы.
Время от времени вспыхивали лампы фотографа; женщины при этом поправляли прически и делали умные лица.
— А теперь, — сказал аукционист, — прекрасная пара настоящих французских стульев…
Вдруг кто-то громко закричал:
— Берегись!!!
Грузчик бросился вперед, вытянув руки, и едва успел удержать накренившееся зеркало. Еще миг, и оно — чуть ли не до потолка — рухнуло бы на зрителей.
Все перевели дух, а у Квиллерена вырвалось: «Ух ты!» Он стал искать глазами Спунера.
Фотограф свесился с перил галереи. Он встретился взглядом с журналистом и пожал плечами.
Миссис Кобб сказала:
— Никогда еще не видела столько странных случаев на аукционе! Просто мурашки по коже! А вы верите в привидения?
Зрители нервничали и шумели. Аукционист повысил голос и еще больше увеличил темп. Он махал руками, указывал на покупателей, указывал большим пальцем через плечо, выставляя предмет — в общем, доводил публику до неистовства.
— Он вам нужен или нет?! Есть пятьсот… Я слышу шестьсот? Что с вами случилось? Ему же двести лет! Хочу семьсот… Где семьсот? Да я сам куплю за семьсот! Так, так… Забирайте!!!
Молоток стукнул о кафедру. Возбуждение зрителей дошло до предела.
Двухсотлетний письменный стол унесли. Все с нетерпением ждали следующего лота.
Но тут действо прервалось: аукционист завел разговор с адвокатом. Оба выглядели как-то нерешительно. Потом кивнули друг другу и подозвали грузчика. Секунду спустя зал притих. На подиум поставили странный предмет: квадратное основание, на нем медный шар, увенчанный полосой черного металла, заострявшейся кверху наподобие меча, и все это около метра в высоту.
— Это он! — прошептал кто-то за спиной Квиллерена. — Тот самый шпиль!
Рядом миссис Кобб качала головой, прикрывала лицо руками:
— О, не следовало им этого делать!
— Вот, — нарочито медленно произнес аукционист, — архитектурное украшение с крыши — вероятно, со старого дома. Шар из чистой меди. Нужно только чуточку отшлифовать. Сколько нам предлагают?
В публике шушукались.
— Кровь стынет в жилах, — прошептал кто-то.
— Я и не думала, что они решатся его выставить.
— Кто дает цену? Посмотрите, кто дает цену?
— Ужасная бестактность, просто ужасная!
— Неужели Энди на самом деле упал на него?
— А вы не знали? Его просто проткнуло!
— Нет!!! — возопила миссис Кобб.
И тут раздался ужасающий треск. С потолка сорвалась бронзовая люстра и рухнула на пол у ног мистера Мауса, адвоката.
 
Глава 4
В свое время это был великолепный викторианский особняк: внушительный фасад из красного кирпича с белыми колоннами, широкие ступени и перила из узорчатого кованого железа. Теперь краска облупилась, а ступеньки кое-где потрескались и раскрошились.
В этом здании и находился антикварный магазин Коббов — «Древности», окна по обе стороны входа были заставлены цветным стеклом и старинными безделушками.
Квиллерен пришел сюда с миссис Кобб сразу после аукциона, и она оставила его в изрядно обшарпанной прихожей.
— Посмотрите пока, что у нас есть в магазине, — сказала она, а я схожу наверх и проверю, в каком состоянии комната. Мы два месяца подряд продавали оттуда вещи, и, возможно, там беспорядок.
— Она была свободна два месяца? — переспросил Квиллерен, посчитав в уме, что с октября. — А кто был вашим последним жильцом?
Миссис Кобб ответила извиняющимся тоном:
— Там жил Энди Гланц. Вам ведь все равно, правда? Некоторые бывают слишком щепетильны.
Она поспешила наверх, а Квиллерен прошелся по коридору, хотя и несколько запущенному, но изысканно широкому, украшенному резьбой по дереву и изящными газовыми рожками, приспособленными для электрического освещения. Комнаты по сторонам были полны всякой всячины на разных стадиях разложения. В одном из помещений журналист увидел убранство старых домов: колонны, камины, выцветшие мраморные плиты, грязные витражи, железные ворота и обломки лестничных перил. Среди всего этого толпились покупатели, пришедшие с аукциона, оценивающе прищуривались и напускали на себя безразличный вид. Это были опытные охотники за древностями.
Затем Квиллерен очутился в комнате, заполненной старыми колыбелями, медными кроватями, чемоданами, бидонами, флюгерами, утюгами, книгами и гравюрными портретами Авраама Линкольна. Кроме того, там была лампа, сделанная из какого-то примитивного навигационного прибора, и бар красного дерева с латунной стойкой, явно оставшийся от салуна начала века. За ней стоял мужчина в красной рубашке — небритый, но грубовато красивый. Он враждебно наблюдал за Квиллереном.
Журналист решил не обращать на него внимания и взял с одного из столов книгу. На потрескавшемся кожаном переплете когда-то были вытиснены золотом буквы, стершиеся от времени. Он было открыл том, чтобы найти титульный лист.