Метрополис

— Да.
— Наркотики употребляешь?
— Нет.
— Когда-нибудь пробовал?
— Один раз немного кокаина. Чтобы понять, из-за чего шум. Это не для меня. Кроме того, я не мог их себе позволить.
— Полагаю, ничего плохого в этом нет, — сказал Геннат. — После войны этой стране по-прежнему нужно море обезболивающих.
— Многие принимают их не для облегчения боли, — заметил я. — Что порой приводит к кризису совсем иного рода.
— Некоторые считают, что берлинская полиция в кризисе, — сказал Геннат. — Что в кризисе весь город. А ты что думаешь, парень?
— Чем больше город, тем больше в нем кризисов. Думаю, мы будем постоянно сталкиваться с тем или другим. К этому вполне можно привыкнуть. Чаще всего причиной кризиса становится нерешительность. Правительство, которое ни на что не способно. Я не уверен, что новое, без явного большинства, будет чем-то отличаться. Похоже, сейчас наша самая большая проблема именно в демократии. Какой от нее толк, если она не может создать жизнеспособное правительство? Парадокс нашего времени. Иногда я волнуюсь, что мы устанем от нее раньше, чем все само собой уладится.
Геннат кивнул, будто соглашаясь со мной, и перешел к другому вопросу:
— Некоторые политики не очень высокого мнения об уровне раскрываемости. Что на это скажешь, парень?
— Им стоит приехать и познакомиться кое с кем из наших клиентов. Да и мертвецы, возможно, поспорили бы, будь они поразговорчивее.
— И все же наша работа — прислушиваться к ним. — Огромное тело Генната зашевелилось, и он встал. Все равно что наблюдать, как в воздух поднимается цеппелин. Пол заскрипел, когда Геннат подошел к угловому окну башни. — Если слушать достаточно внимательно, можно различить их шепот. Как с этими убийствами Виннету. Полагаю, его жертвы разговаривают с нами, просто мы пока не понимаем, на каком языке. — Он указал сквозь окно на метрополис: — Но кое-кто понимает. Кое-кто там внизу. Возможно, он выходит сейчас от Германа Титца [5]. Возможно, это даже сам Виннету.
Вайс закончил телефонный разговор, и Геннат вернулся к столу для совещаний, где закурил свою едкую сигару. К тому времени над столом уже висел настоящий облачный пейзаж. Он напоминал мне газ, плывущий над нейтральной полосой.
Я слишком нервничал, чтобы самому закурить. Слишком нервничал и слишком уважал своих начальников. Я по-прежнему испытывал благоговейный трепет перед ними и поражался тому, что они хотят сделать меня частью команды.
— Это был ВиПоПре, — сказал Вайс.
ВиПоПре называли президента берлинской полиции Карла Цергибеля.
— Похоже, только что произошел взрыв на ламповом заводе «Вольфмиум» в Штралау. По первым данным, много погибших. Возможно, больше тридцати. Он будет держать нас в курсе. И я хотел бы напомнить, что мы договорились не использовать прозвище «Виннету», когда речь идет об убийце, снимающем скальпы. Думаю, такие громкие имена оказывают погибшим девушкам медвежью услугу. Давайте придерживаться названия досье, хорошо, Эрнст? Силезский вокзал. Так будет лучше для безопасности.
— Извините, сэр. Больше не повторится.
— Что ж, Гюнтер, добро пожаловать в Комиссию по расследованию убийств. Теперь твоя жизнь изменится навсегда. Ты больше не сможешь смотреть на людей как прежде. Отныне, стоя с кем-то рядом на остановке автобуса или в трамвае, ты станешь оценивать этого человека как потенциального убийцу. И будешь прав. По статистике, большинство убийств в Берлине совершают обычные законопослушные граждане. Иначе говоря, такие же люди, как мы с вами. Не так ли, Эрнст?
— Да, сэр. Мне редко встречались убийцы, похожие на убийц.
— Ты увидишь вещи ничуть не лучше тех, что встречал в окопах, — добавил Вайс. — Кроме того, иногда жертвами оказываются женщины и дети. Но мы должны оставаться тверды. И ты заметишь, что здесь склонны отпускать шутки, которые большинство не сочло бы смешными.
— Да, сэр.
— Что ты знаешь об убийствах на Силезском вокзале, Гюнтер?
— За четыре недели были убиты четыре проститутки из местных. Каждый раз ночью. Первая возле самого вокзала. Всем им пробивали голову столярным молотком, затем скальпировали очень острым ножом. Словно действовал индеец из знаменитых романов Карла Мая.
— Которые, надеюсь, ты читал.
— Покажите мне немца, не читавшего их, и я покажу вам человека, который не умеет читать.
— Тебе понравилось?
— Ну, прошло уже много лет, но да.
— Хорошо. Мне бы не понравился человек, который не любит славные вестерны Карла Мая. Что еще ты знаешь? Об убийствах, я имею в виду.
— Не так уж много. — Я покачал головой. — Вероятно, убийца не был знаком с жертвами, потому-то его трудно поймать. Возможно, его действиями руководит порыв.
— Да-да, — произнес Вайс так, будто все это уже слышал.
— Убийства, похоже, действительно повлияли на количество девушек на улицах, — сказал я. — Проституток стало меньше. Те, с кем я разговаривал, признавались, что боятся работать.
— Что-нибудь еще?
— Ну…
Вайс бросил на меня вопросительный взгляд:
— Выкладывай, парень. Что бы там ни было. Я жду, что все мои детективы будут говорить откровенно.
— Просто у работающих девушек есть свое прозвище для погибших. Из-за того, что с тех снимали скальпы. Когда убили последнюю, я слышал, как ее называли очередной «королевой Пиксавона». — Я сделал паузу. — Как шампунь, сэр.
— Да, я слышал о шампуне «Пиксавон». В рекламе говорится, что этим шампунем пользуются «хорошие жены и матери». Немного уличной иронии. Что-нибудь еще?
— Ничего особенного. Только то, что пишут в газетах. Моя квартирная хозяйка, фрау Вайтендорф, очень внимательно следит за этим делом. Чего следовало ожидать, учитывая мрачность фактов. Она любит истории об убийствах. А мы все обязаны ее выслушивать, пока она подает завтрак. Не самая аппетитная тема, но ничего не поделаешь.
— Мне интересно, что твоя квартирная хозяйка сказала бы обо всем этом?
Я сделал паузу и представил фрау Вайтендорф в обычном для нее словесном недержании, полную почти праведного гнева и, похоже, едва ли обращавшую внимание, слушает ее кто-нибудь из жильцов или нет. Крупная, с плохо подогнанными зубными протезами и двумя бульдогами, которые следовали за ней по пятам, она была из тех женщин, что любят поговорить. И неважно, есть ли публика. Стеганый халат с длинными рукавами, который носила фрау Вайтендорф за завтраком, делал ее похожей на неопрятного китайского императора, а двойной подбородок только усиливал это сходство.