Французский шелк
Ясмин никогда не церемонилась, рассуждая о сексе. Прежде она часто забавляла Клэр интимными подробностями своей активной сексуальной жизни.
Сейчас она сидела, скобля ногтем холодную мраморную поверхность стойки бара.
— Я самая восхитительная женщина в его жизни, Клэр. Я буду ему хорошей женой.
— Тогда почему он не покончит с этой двойной жизнью? Зачем мучить и тебя, и себя?
— Он не может, — грустно покачала Ясмин головой. — Развод отразится на его карьере. Он очень известная фигура. К тому же он тесно завязан с родней жены и их друзьями. Господи, это же будет кошмар. Он должен все продумать и выбрать подходящий момент. А мне предстоит запастись терпением и ждать того дня, когда мы сможем быть вместе.
Клэр была не столь оптимистична и чувствовала, что она как подруга должна выступить в роли «адвоката дьявола».
— Ясмин, такие истории редко имеют счастливый конец.
— «Такие истории»? Да откуда ты знаешь, какая она? Клэр поняла, что Ясмин сейчас даст волю эмоциям, и решила свои придержать.
— Все, что я имела в виду, так это обычную практику в такого рода делах. Мужчины, которые занимают высокое положение в обществе, редко оставляют своих жен и семьи ради любовниц. Ясмин, — мягко спросила она, — скажи, а он белый?
— И что из того?
Реакция Ясмин сама подсказала ответ.
— Это ведь Юг. Нью-Орлеан. Мужчины здесь придерживаются традиций… — начала было Клэр.
— Он не такой, как все, — гневно перебила ее Ясмин. — Он, как никто другой, лишен расовых предрассудков. Клэр вымученно улыбнулась.
— Я уверена, что он именно такой, иначе ты не могла бы любить его. — Клэр понимала, что пора отступить. Ясмин была слишком эмоциональна, чтобы выдержать откровенный разговор. Сейчас она напоминала раненого зверя, который кидается на любого, даже того, кто ему пытается помочь. — Прости, что я начала этот разговор, Ясмин.
— Не будь так снисходительна ко мне, Клэр.
— Я вовсе не стремлюсь к этому.
— К черту! — Ясмин спрыгнула со стула. — Я сомневаюсь, что ты поверила хоть слову из того, что я рассказала тебе. Ты, наверное, думаешь, что он просто трахает меня — так, из удовольствия.
Клэр отодвинула свой стул и тоже встала:
— Спокойной ночи. Я иду спать.
— Ты бежишь, потому что тебе нечего возразить.
— Да! — прокричала в ответ Клэр. — Я отказываюсь спорить с тобой, потому что это без толку. Если я скажу что-нибудь плохое о нем, ты кидаешься на его защиту. Меня не волнует, кто он, твой любовник. Моя единственная тревога — о тебе, о том, что ты несчастлива. Если ты хочешь так жить — что ж, твое дело. В конце концов, до тех пор, пока это не отражается на твоей работе, меня это не касается.
— Так уж и нет? А как же твоя зависть?
— Зависть?
— Не разыгрывай передо мной святую наивность, Клэр. Я тебя вижу насквозь. Я безумно влюблена в парня, который готов перевернуть всю свою жизнь ради меня, в то время как твоя личная жизнь стерильна, как у монахини.
Клэр мысленно сосчитала до десяти. Когда Ясмин бывала недовольна собой, она становилась агрессивной и задиристой, пытаясь найти выход своим эмоциям. Такой уж был у нее характер, и Клэр за годы их дружбы научилась терпению. Однако от этого было не легче, и бурные выходки Ясмин не оставляли Клэр равнодушной. Она знала, что на следующее утро Ясмин будет извиняться, заискивающе улыбаться, называть себя эгоистичной сукой, умолять о прощении, но на сегодняшний вечер Клэр было достаточно впечатлений и истязать себя дальше она не собиралась.
— Думай что хочешь. Я устала. Спокойной ночи.
— Этот Кассили, как хоть его зовут?
— Я не знаю. — Клэр погасила свет в холле и направилась к своей спальне. Ясмин намека не поняла и плелась следом за Клэр, словно надоедливый щенок.
— Ты, надеюсь, была с ним холодна и надменна?
— Я держалась враждебно.
— Но он понял, что его водят за нос? Клэр резко остановилась и обернулась:
— Что ты имеешь в виду?
— Ты же мастерица увиливать от прямых ответов, Клэр, но, судя по моему первому впечатлению от Кассиди, он не из тех, кто готов воспринимать серьезно женский треп.
— Я уверена, что в этом смысле он не воспринимал меня как женщину. Он ведь был здесь как лицо официальное.
— Но он проторчал бог знает сколько времени.
— У него было много вопросов.
— И у тебя нашлись на них ответы? Клэр сурово посмотрела на подругу:
— Лишь на некоторые. Он хотел привязать меня к убийству Уайлда, а связи никакой не вырисовывается.
— Как ты находишь его, сексуальным? — спросила вдруг Ясмин.
— Твой вопрос, я полагаю, относится к помощнику прокурора, а не к этому евангелисту?
— Ты опять увиливаешь, Клэр. Ответь мне.
— Я как-то не думала о сексуальности Кассиди.
— А я думала. Он очень сексуален, причем в самом порочном смысле. Ты не находишь?
— Не помню.
— Готова спорить, что он трахается с открытыми глазами и стиснув зубы. Меня возбуждает даже сама мысль об этом.
Ясмин явно провоцировала подругу. Решив не реагировать, Клэр обернулась и спокойно сказала:
— А я думала, что ты влюблена.
— Да, я люблю. Но я не слепая. И пока не умерла, — парировала Ясмин. И уже через закрытую дверь в спальню Клэр прокричала:
— И хотя ты и стараешься казаться холодной с этим Кассиди, да и всеми остальными, ты вовсе не такая, Клэр Лоран.
Прислушиваясь к удаляющимся шагам Ясмин, Клэр глянула на свое отражение в зеркальной дверце шкафа. Сейчас она не походила на себя — взволнованная, смущенная, испуганная. И виной тому был лишь один человек — Кассиди.
Глава 6
Андре Филиппи закончил обедать и аккуратно сложил серебряный прибор на тарелке. Он промокнул рот краем льняной салфетки, свернул ее и отложил в сторону. Затем позвонил официанту, чтобы тот забрал поднос. Жареная утка была, пожалуй, суховата, а в соусе, поданном к свежему аспарагусу, было чересчур много эстрагона. «Надо сделать замечание шеф-повару», — отметил про себя Андре.
Ночной менеджер нью-орлеанского отеля «Фэрмон» Андре Филиппи требовал безупречного исполнения служебных обязанностей от каждого служащего. Ошибок и промахов он просто не выносил. Грубость или неряшливость сотрудника были основанием для его немедленного увольнения. Андре считал, что к руководству отеля отношение должно быть столь же почтительным, как и к самым высоким гостям.
Обычно должность ночного менеджера не предусматривала личного кабинета, но у Андре был некий особый статус даже в сравнении с управляющими более высокого уровня.
Очень важное качество отличало Андре от остальных — он умел хранить тайны.
Андре пользовался особым расположением начальства, которое частенько нуждалось в его услугах. Андре добросовестно хранил в секрете их тайные пороки — склонность одного к молодым юношам, пристрастие другого к героину. Личный кабинет был лишь одним из проявлений особой благосклонности боссов, которую Андре снискал своим редким даром хранителя чужих тайн и услужливостью.
Другим выражением признательности персонала отеля и гостей, которые тоже просили о подобного рода услугах, были кругленькие суммы, которые скапливались на счетах Андре в нескольких нью-орлеанских банках, принося ему весьма солидный доход. У него редко появлялась возможность потратить деньги на что-либо иное, кроме своего гардероба да покупки цветов на могилу maman. Искусно подобранные букеты цветов — таких же экзотических, какой была и его мать, — ложились на ее могилу дважды в неделю. Букеты по своей оригинальности и красоте превосходили те, что присылал отец, когда Андре был еще мальчиком. Для Андре это было очень важно.
Он посещал лучшие частные школы, потом университет Лойолы. Но, поскольку у него не было законного отца, он везде чувствовал себя изгоем. Хотя это его не особенно волновало. С некоторых пор весь мир для него сосредоточился в этом отеле. Все, что происходило за его стенами, представляло для него ничтожный интерес. Андре не был честолюбив. Он не вынашивал далеко идущих планов — стать совладельцем отеля, к примеру. Для него божьей благодатью было бы умереть на дежурстве в «Фэрмоне». Если бы ему позволили, он бы никогда не покидал «Фэрмон».