Клубничное искушение для майора Зубова (СИ)

Да и по ощущениям моим диким.
Потому что… Ну не могла Клубничка сразу после меня, после того, что у нас было, прыгнуть в койку к другому. В тот же месяц. Утешиться. Не была она похожа на женщину, утешающуюся подобным образом.
А значит, что?
А значит…
Значит, Зубов, ты — мудила. Тупое, здоровенное бревно. Не зря тебя белобрысая бестолочь, которая теперь Клубничкина подружайка, так обзывала. А еще псиной обзывала, мелкая сучка… Обидно так. Но тоже верно.
Бревно я и псина на службе государевой.
Так радостно свалил за горизонт, оставил свою сладкую Клубничку одну, разгребать то, что наворотил.
И, наверно, не надо даже думать, что в нее не кончал, что шансы невелики… Велики они, шансы.
Потому и Клубничка волком при встрече смотрела. И не шла на нормальное общение.
Обиделась… Имеет право.
Я бы…
Да ну нахер!
Очень сильно хотелось пойти прямо сейчас, вытащить ее из-под Хохловской руки и порасспросить… Вернее, даже не так.
Удостовериться.
Просто лишний раз. Дать возможность самой сказать. Не переть буром, а предоставить свободу выбора. Оповестить об изменении статуса. Ну а потом уже все остальное.
Что именно «остальное» и как договариваться, я не представлял, наивно считая, что буду действовать по ситуации.
Начнет Клубничка морозиться и возмущаться, буду разговаривать.
Начнет отмалчиваться, буду заставлять… Говорить. Применять нестандартные методы. Вернее, стандартные, но на камеры их не применишь.
А значит, надо место найти поспокойнее…
А пока что дать возможность поработать Клубничке. Успокоиться, прийти в себя. Ее тоже нехило так встряхнула наша встреча.
И нет, думать о том, что ее могло бы и не случиться, этой встречи, я не собирался.
Она случилась.
И это хорошо.
Теперь будем работать с тем, что имеется.
Я набрался терпения, загрузился работой по основному профилю. И все ждал, когда Клубничка завершит рабочий день и процокает каблучками по мрамору вестибюля. Выйдет на улицу, направляясь в сторону метро.
А у метро я ее буду ждать. Я и мой служебный гелик.
И вот как назло, когда долго ждешь чего-то, оно происходит в самый неожиданный момент.
Меня отвлекли подчиненные, пришлось спускаться на минус третий, решать вопросы рабочего характера… И всего-то на пятнадцать минут отлучился, а Клубничка успела выкатиться из здания и спелой ягодкой запрыгнуть в метро!
Пришлось еще задержаться, с досады накрячил тех, кто мне помешал в слежке, обрадовал их дополнительными сутками, чтоб не отвлекали начальство от важных дел.
И рванул следом.
Катя могла ехать только в гостиницу, куда Центр селил командировочных.
И я очень надеялся, что она все же там.
И очень надеялся на нормальное развитие беседы.
И зря.
Катя так быстро указала мне на дверь, что я даже и не понял, как развернулся и пошел.
Злой и напряженный.
И только у порога уже нашел в себе силы задать главный вопрос. Получилось водевильно, но — черт! — я не специально. Не умею с женщинами серьезно. Урчать на ушко, соблазняя, говорить глупости, чтоб в койку затащить… Это легко. Это все умеют.
А смотреть в глаза, карие, глубокие, ощущать крышесносный клубничный аромат, ставший, как мне показалось, даже еще насыщенней, понимать, что хочу ее, страшно, дико хочу, как маньяк… И одно, самое маленькое ее движение мне навстречу… И все. Снесет же нас ураганом похлеще, чем в первый раз! Там я еще мог сопротивляться. Сейчас — нет.
И отвечать на вопросы… Незаданные, незаданные, сука, вопросы! И не отвечать! Потому что… Нихрена же нет ответов!
Вот это тяжело.
Вот это убивает.
Все силы забирает.
И потому да.
Отправила вон, я развернулся и пошел.
И лишь на пороге…
Катя молчит.
Спиной ощущаю ее горящий взгляд, горький такой, болезненный. Для меня. Потому что — насквозь. До сердца.
Соврет? Правду скажет? Или… Или эта правда будет… Неправильной для меня? И не от меня у нее девочка Софья с отчеством Антоновна…
— Твоя, Зубов.
Пол все-таки дрожит под ногами. И дерево двери подозрительно скрипит… С недоумением перевожу взгляд на свои белые пальцы на ручке. Надо разогнуть. Сломаю же. Собственность Центра…
 
Разворачиваюсь медленно, как … бревно. Дурацкий Буратино, у которого разом все его гребанные деревянные суставы крошатся, в труху превращаются.
Я ждал этого ответа.
Я высчитывал.
Верил.
Думал пол дня.
И все равно оказываюсь не готов.
Надо поднять глаза, на нее посмотреть. Зубов, ты же мужик. Ты людей убивал, ты не так давно звание получил… Ты спасал хренова посла… Ты до этого… Бляха, столько всего до этого было!!!
Почему ты не можешь поднять свои гребанные глаза и посмотреть на нее?
Я поднимаю.
И смотрю.
И сердце, до этого, кажется, готовое вылететь из груди, неожиданно замирает. Отчетливо так. Пару раз бьется, словно напоминая, что оно тоже живое, не деревянное… И все.
Клубничка смотрит так спокойно, даже без напряга, без претензии. И без слез. И голос у нее ровный.
— Соня — твоя дочь. Ты за этим сюда шел? Узнал? Теперь разворачивайся и иди дальше.
— Нет.
Голос у меня под стать состоянию. Деревянный.
А Клубничка не удивлена нисколько. Выгибает бровь, складывает руки на груди:
— Почему же? Что-то изменилось в вашей жизни?
— Почему ты… Почему… И как вообще…
Молодец, Зубов, пятерка тебе за умение вести переговоры! Гребанный дипломат!
— Как? — Она усмехается, — не знаю. Должно быть, с коленки доползло. Так бывает. А почему не сказала? Так я не в курсе была, куда сообщать. Вы, господин Решетов, тире Зубов, тире… Как вас там сейчас? Каменев? Так вот, вы, господин с многими фамилиями, не потрудились оставить адрес. Телефон. Почту. Абонентский ящик, куда я весточки могла бы слать до востребования. Вы, господин… Черт… Устала перечислять! Просто свалили, рассказав наивной девочке сказочку, потом заставив поверить, что вас пристрелили, а потом… Черт…
Она неожиданно теряет запал, безжизненным тоном выдыхает:
— Я в самом деле очень сильно устала. И не хочу сейчас… разговаривать.
— Хорошо, — мне трудно согласиться, очень трудно перестать быть деревянным големом, но я понимаю, что ей реально нужен отдых, — я за тобой утром заеду.
— Нет.
— Да.
— Нет.
Голос у нее не Клубничкин. В нем нет нежности, мяукающих сладких нот… В нем — железо, сталь, неоднократно закаливаемая. Она может быть хрупкой, если неправильно обрабатывать. Или, наоборот… Сейчас, похоже, второй вариант.
Я тут ничего не добьюсь.
И надо отступить.
— Хорошо, Клубничка, поговорим позже.
— Не называйте меня так.
— Пока, Клубничка.
Выхожу за дверь, и тут же, стоит только оказаться по ту сторону и отойти на пару шагов, ноги перестают держать, а сердце вспоминает, что давненько оно кровь не качало.
Мне одновременно бьет по башке и по ногам, да настолько сильно, что приходится хвататься за стену.
Хватаюсь.
И дышу, пытаясь прийти в себя.
Поворачиваюсь, смотрю на равнодушно запертую дверь. Ничего, Клубничка… Еще поговорим.
А пока что… Пойду-ка я поподробнее ее соцсети изучу. И фото маленькой Софьи Антоновны в обязательном порядке.
Sclex_SplittingIntoSections_601186_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_459155_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_348277_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_309165_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_514151_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_134104_8_begin
Sclex_SplittingIntoSections_443373_8_begin
  
Рабочие будни
 
Sclex_SplittingIntoSections_443373_8_end
Sclex_SplittingIntoSections_134104_8_end
Sclex_SplittingIntoSections_514151_8_end
Sclex_SplittingIntoSections_309165_8_end
Sclex_SplittingIntoSections_348277_8_end