Восемь лет до весны

– Да вроде не особо, – ответила она, глянула на дом, стоявший за моей спиной, и пожала плечами.
– Моего отца?
– Да как бы тебе сказать? – Дуська взглядом показала на беседку, увитую виноградом и прилипшую к соседнему дому.
Дядя Витя, его хозяин, любил отдыхать в ней за трехлитровой банкой пива. Там можно скрыться от посторонних глаз, спокойно посидеть в тени.
Я кивнул, соглашаясь. Еще бы я отказался от уединения с женщиной, от которой твердел не только мой характер.
– Да, я отца твоего боюсь, – сказала она, усаживаясь на лавку. – Да и братьев.
– Они тебя ищут? – спросил я и сел впритирку с Дуськой.
Тепло ее бедра хлынуло в меня, воспламенило кровь, и без того уже горячую.
Она не отодвинулась, напротив, прижалась ко мне плечом и сказала:
– А вот об этом я хотела бы тебя спросить.
– Если честно, я не в курсе. Мне до их дел интереса нет.
– Я сразу поняла, что ты не такой, как они, – проговорила Дуська и еще крепче прижалась ко мне боком.
– Ты сбежала не от нас, а от Жарика.
– Ну да.
– И сейчас бегаешь от него. – Я щелкнул пальцами по ее шляпе.
– Нет, с ним я расплатилась.
– Чем?
Я представил, как Дуська опускается передо мной на колени, и меня бросило в озноб.
– Молчанием. Он же тебя тогда… А я никому ничего не сказала. Ты же не осуждаешь меня за это?
– А пришла чего?
– Ты же меня тогда, считай, спас. Жарик меня убить мог.
– Не стоит благодарностей, – сказал я, нижним умом думая об обратном.
– И еще ты к жизни меня вернул, заставил задуматься. – Дуська провела рукой по своему животу. – Нет, правда. Я с тех пор ни разу!… – Она шлепнула себя пальцами по внешнему сгибу правой руки.
– Рад за тебя.
– Сама не верила, что смогу. Домой вернулась, рожать вот собралась.
– Если девочка будет, как назовешь? Можно Авдотьей или Анфисой. Предкам твоим понравится.
– Девочка будет. Катей назову. Незачем над ребенком издеваться.
– Как там Клава поживает? – спросил я.
– Ты знаешь? – встрепенулась Дуська. – Она вроде бы тебе не говорила.
– Догадался. Носы у вас одинаковые, а вот глаза разные.
Глаза у Клавы действительно не такие, как у сестры. Не та в них глубина, и яркость обычная, земная, в то время как у Дуськи она потусторонняя. Нечистая сила в них, тихая, но завораживающая. И рот у Клавы небольшой, аккуратный, а у Дуськи длинный. Но этот ее явный минус почему-то казался мне плюсом.
– Ты оставил бы Клавку в покое, – сказала она и положила руку мне на коленку.
– Не понял.
– Не морочь девчонке голову.
– Она сама напросилась.
– Парень ты красивый, сломаешь ей жизнь, – не унималась Дуська. – Мне тоже такой вот кавалер, как ты, ее изуродовал. Думала, нормальный, а он меня на иглу подсадил.
– Зря ты такое про меня говоришь.
– Ну, с тобой-то, может, и все в норме, а вот если братья твои насядут на девку, то не слезут с нее. Я сказала ей, чтобы она больше к вам не приходила, но коли вдруг что, ты не давай ее в обиду, ладно?
– Да и не собираюсь, – сказал я, глядя на руку, которая все еще покоилась у меня на коленке.
Красивая у Дуськи рука, кожа нежная, с матовым оттенком, узорные венки сквозь нее розовеют. Пальцы длинные, изящные, ногти ухоженные. Может, и на локтевых сгибах уже нет синяков от уколов. Если, конечно, она действительно завязала.
– И не надо.
Она повела рукой вверх по моей коленке, но тут же спохватилась, пугливо отдернула ее и стала подниматься, глядя куда-то в сторону от меня.
– Значит, насчет Клавы договорились? – осведомилась она.
– Уходишь? – с сожалением спросил я.
– Да. Вдруг твои появятся. Ты им скажи, чтобы меня не трогали, – проговорила Дуська и медленно направилась к тротуару.
Меня потянуло за ней. Внутри все кипело и булькало, но не мог же я сделать ей непристойное предложение. Во-первых, у нее пузо, а во-вторых, она уже вернулась к нормальной жизни.
– Ну, если не трудно, – добавила Дуська.
– А Жарику? Ему я так сказать не могу.
Я должен был разобраться с Жариком. Этого от меня ждала моя семья, но у меня практически не было никакой информации о нем. Приблатненный отморозок, две ходки за разбой, бандитствовал, приторговывал наркотой. Это и все, что я о нем знал. А где он обитает, не имел понятия. Может, Дуська прояснит.
– Зря ты его вспомнил. – Голос ее звякнул, как лопнувшая струна.
При этом она смотрела вправо, на дорогу.
Там-то по тротуару как раз торопливо спешил Жарик. Лицо багровое, взгляд в кучку, походка шаткая. То ли обдолбался, то ли на грудь крепко принял. Не исключено и то и другое.
Жарик шел не просто так, из пункта «А» в пункт «Б». Он пошатывался, смотрел по сторонам, искал кого-то взглядом.
Этот поганец увидел Дуську, оскалился, протянул к ней руку, ускорил шаг и заорал:
– Вот ты где!
– Да когда же он сдохнет? – простонала Дуська, поворачиваясь к нему спиной.
При этом она толкнула меня в плечо, давая понять, что я должен преградить Жарику путь. Но я и не собирался убегать от него. Ноги будто вросли в землю, тело окаменело.
– И ты здесь? – обрадовался пьяный отморозок, увидев меня.
Я все так же остолбенело смотрел на него, но инстинкт самосохранения все же прорезался сквозь ступор, который меня охватил. Рука потянулась в карман за ножом.
– Пошел вон отсюда! – заявил Жарик и махнул рукой, как веником.
Но я не сдвинулся с места, достал нож и выщелкнул лезвие.
– Ах ты, сучонок! – прорычал Жарик, остановился, сунул руку в задний карман джинсов и достал такой же кнопочник, как и у меня.
Это не дешевый кухонный нож, лезвие от ручки у него не отстанет, в живот войдет на всю глубину.
Я вспомнил, как Жарик убивал меня. Он не рисовался, не угрожал, просто взял и ударил. Этот гад и сейчас поступит точно так же, если я буду жевать сопли.
Страх продолжал держать меня за ноги, но рука все же пришла в движение. Я и сам не понял, как лезвие моего ножа разрезало рубаху, кожу, вспороло упругую плоть и вошло в живот Жарика. В глаза мне брызнула кровь, но меня это не остановило. Я выдернул нож из раны и тут же ударил снова.
Только профи может убить человека ножом с первого же удара. Если тыкать наобум, то одного раза будет недостаточно. Иногда и десяти бывает мало. Так говорил мне врач. Сейчас я просто вспомнил об этом. Поэтому бил и бил, в диком помешательстве ускорял движения. А Жарик стоял, опустив руки, и смотрел на меня выпученными глазами.