Янтарное сердце Амити
— О, Рамэрус, дорогой, — изогнула она ярко-алые губы, а другие преподаватели зашевелились и о чём-то тихо, но оживлённо начали переговариваться. — Сегодня выдры нашептали мне, что завтра в буфете ожидаются вишнёвые пирожные. Я намерена выиграть парочку.
— Шальная капля? — тепло улыбнулся директор.
— Шальная капля, — подмигнула ему профессор. — Мадам Сладос опять забыла затянуть кран покрепче. Ну, так что? Играем?
— Конечно, играет, — вдруг шепнул Ник, отчего я чуть не подпрыгнула, потому что совсем о нём позабыла, а директор в тот же миг произнёс:
— Конечно, играем.
Я удивлённо обернулась, а Ник, облокотившись локтем о стол, приподнял бровь и пояснил:
— Из года в год она заключает с ним пари и выигрывает.
— Тогда почему он соглашается? — удивилась я.
— Да кто его знает, — небрежно пожал плечом Ник. — И кстати…
Он придвинулся ближе, а я почувствовала исходящий от него еле уловимый запах ириса и пепла. Еле удержалась, чтобы не выдать своего удивления: Ник — маг огня?
— Никогда не зови Октавию по фамилии, — глядя мне в глаза и без намёка на улыбку, предупредил он.
Впервые Ник мне показался настолько серьёзным, даже мурашки по спине побежали. И я, было, открыла рот, чтобы поинтересоваться: «Почему» — но тут же его захлопнула, когда раздался радостный голос профессора Октавии:
— Тогда заключим письменное пари! — достала она из-под стола заранее заготовленный листок и с коварной улыбкой хлопнула в ладоши, от которых разлетелись голубые искры.
Вдруг из воздуха появились три сотканных из пара бабочки. Две из них захлопали туманными крыльями над пергаментом Октавии, а одна из-за спины подкралась к профессору Чарлин и вытащила у неё из шляпы перо. Глаза Чарлин округлились, когда она поняла, что произошло. Профессор попыталась отобрать перо, но бабочка ловко увернулась и отнесла его к Октавии, а Чарлин ничего не оставалось, кроме как смириться с такой наглостью и вернуться на своё место подле директора. Она плотно сомкнула и так тонкие губы, её глаза возмущённо сверкнули, а спина стала прямее обычного.
После того как Октавия что-то быстро нацарапала на пергаменте, бабочки подхватили его и вместе с пером отнесли к директору. Тот задумчиво окинул взглядом наши столы и как только сделал свою ставку, вернул перо профессору Чарлин, а пергамент бабочкам. Но не успели они поднести его к Октавии, как порыв ветра разбил их туманные крылья, а пергамент улетел в руки длиннобородому старику — заклинателю воздуха. Тот довольно ловко для своего возраста его поймал, а, заглянув в записи, вскинул седые брови и присвистнул. Быстро обмазговав всё «за» и «против», он громко выкрикнул:
— Ставлю пять! Нет. Десять!
И опять выдернул из шляпы Чарлин перо, которое она только-только туда убрала. На этот раз профессор уже не стала пытаться его вернуть, а только элегантным движением коснулась пальцами лба, пряча глаза за ладонью, и еле заметно покачала головой. А заклинатель воздуха с недобрым хихиканьем что-то нацарапал на пергаменте и скрипучим, словно ствол старого дуба на ветру, голосом пожелал от всей души:
— Может, ты наконец-то лопнешь, Октавия.
— О-о-о, Джулиус, — ядовито та улыбнулась и кокетливо захлопала ресницами, ловя пергамент, который Джулиус швырнул ей обратно ветром. — Иногда ты мне кажешься таким очаровашкой.
— А мне иногда кажется, что ты похудела, — довольно улыбаясь, точно мартовский кот и поглаживая длинную бороду, ответил он на «любезность» «любезностью».
Со стороны Ника послышался тихий свист, а ученики, кто был одет в форму Мастеров, со всех сторон вдруг сокрушённо простонали.
— Опять что-нибудь ему подсыплет, — донёсся до меня разочарованный выдох Хоста, а Ник усмехнулся и пояснил:
— В прошлом году Джулиус тоже пошутил над её фигурой и два первых учебных дня провёл в туалете. Только начнёт вести предмет и…
Покружив ладонями возле живота, он изобразил звук урчания и в который раз не удержался от смешка, за что чуть не отхватил подзатыльник от Лекса.
— Тихо ты! — шикнул тот. — Сейчас начнётся.
А профессор Октавия, почти одновременно с ним, объявила: «Использовать магию запрещено, всё остальное можно! А теперь… Да начнётся гонка!» — и, щёлкнув пальцами, опять выбила сноп голубых искр. В глубокой и напряжённой тишине, которую даже не посмели нарушить щелчки факелов, раздался хор дельфинов.
Всё в зале мигом повскакивали со своих мест и устремили взоры в дальние концы столов. Я в том числе и увидела, как из крайних кубков за нашим столом выскочили два миниатюрных дельфина. Да так высоко! Что пришлось запрокинуть голову, чтобы не потерять их из виду. А в зале тот же миг поднялся шум, гам, и буквально отовсюду раздались выкрики: «Ставлю два!», «Три!», «Четыре!». Кто-то тоже выбирал вишнёвые пирожные, кто-то лимонные, а кто-то даже деньги. Ник и Лекс тоже не остались в стороне.
— Ставлю два пирожных. Победит второй! — ударил кулаком по столу Ник и указал пальцем на противоположный конец стола, где как раз выпрыгнул дельфин, чтобы перескочить в другой кубок.
— Одно пирожное и щелбан по твоей наглой башке! Ставлю на первого, — с хищным оскалом и в предвкушении потирая руки, назвал свою ставку Лекс.
И они оба посмотрели на Хоста, который, переводя взгляд с одного на другого, робко выдавил:
— Я… Я тоже з-за второго!
— Кто бы сомневался, — закатил глаза Лекс, а Ник вдруг пихнул меня локтем и с плотоядной улыбкой поинтересовался:
— Твоя ставка?
На миг я растерялась, не зная, что и сказать, но тут в голове проскочила мысль:
— За первого. И если победит он, ты никогда… Слышишь? — я приблизилась к нему и грозно нахмурилась. — Больше никогда не будешь звать меня «Чемоданчиком».
— По рукам! — обрадовался моему участию Ник и стал ещё ближе, отчего у меня появилось едкое желание отпрянуть, но я сдержалась. — А если выиграю я: будешь всем говорить, что Николас Тьёрс твой самый лучший друг.
Скользнув взглядом по моему изумлённому лицу, он ещё раз усмехнулся и полностью погрузился в гонку, а наша ставка вдруг перестала мне казаться шуткой и я начала сильно переживать за дельфина, которого мы с Лексом выбрали.
«Вот подлец! — промелькнуло в голове. — Знает, что я ведьма на боевом, и хочет выпендриться!»
Подстёгнутая возмущением, я мгновенно втянулась в трясину азарта, но надо признать, и сама борьба вышла впечатляющей. Сначала пара дельфинов за нашим столом шли почти «ноздря в ноздрю», но потом ученики начали им всячески мешать. Двигали кубки, чтобы дельфины не могли в них попасть (тогда они с брызгами разбивались о стол, но быстро собирались, крутили мордами, чтобы прийти в себя, и ныряли в пропущенный кубок, что давало фору противнику). Или накрывали кубки ладонями, тарелками, а дельфины превращались в пар, поднимались облаком и, сформировавшись, вновь ныряли в свои кубки.