И жили они долго и счастливо (СИ)

И правда, стоило им пройти по дорожке, озираясь в поисках собак, как входная дверь гостеприимно распахнулась перед ними. Само собой, за дверью никого не было.
— Это плохая идея, — нахмурился Гензель. — Мы очень примерно представляем, что нас там может ждать.
— Отступать уже некуда, — передернула плечами Греттель. — Они знают, что мы здесь, попробуем уйти сейчас, все может быть очень и очень плохо.
Спиной к спине они вошли в дом и огляделись. Внутри было более чем мирно и совсем обыденно: от входной двери шел прямой коридор, широкий арочный проход слева вел на кухню, справа — в гостиную. Впереди была лестница. Все аккуратно, светло и приветливо, где-то размеренно и негромко тикали часы, отмеряя время. Но стоило сойти с коврика при пороге, дверь захлопнулась за ними и щелкнул замок.
— И что дальше? — спросил Гензель. — Может никого нет дома?
— Это темный маг, наверняка спит. Надо найти подвал.
— Может разделимся и осмотрим дом?
— Нет, держимся вместе.
— Что ж, тогда начнем с…
— А это еще что?
Гензель повернул голову вправо и увидел то, на что уставилась сестра. Через арку, ведущую на кухню, было видно, как воздух вдруг начал наполняться черным туманом. Клубами он вырывался из ниоткуда, заполняя собой пространство. Еще немного, и туман поглотил последний кусочек света у двери и остановился, замерев на выходе. Несколько секунд ничего не происходило, но вдруг из темноты выпрыгнул самый настоящий черт и, отчаянно хохоча, запрыгал словно попрыгунчик, отталкиваясь копытами от стен и потолка. Гретель вскинула руку и выстрелила из арбалета. Стрела угодила в люстру, и та пронзительно завизжала, брат сестрой схватились за уши, чертенок сделал колесо и скрылся в темноте кухни. Все прекратилось.
— Что это было? — спросил Гензель, пытаясь выровнять дыхание. — Дух банши привязан к люстре?
— Вряд ли, — ответила Гретель, глядя вперед по коридору, где вырисовывалась фигура в белом с длинными черными волосами, закрывающими лицо. Фигура подняла тонкие руки, и из рваных белых рукавов хлынула тьма. Греттель вскинула арбалет, который уже успела перезарядить, и снова выстрелила. Болт прошел сквозь фигуру, и та захохотала. Темнота продолжала накатывать волнами, скрыв пол коридора.
— Салочки! — заверещал голос сверху, сестра с братом вскинули головы и вновь увидели чертенка, висящего вниз головой на люстре. В этот момент Гензель вспомнил, что у него тоже есть оружие. Он сорвал с пояса арапник и отточенным движением метнул кнут в люстру. Кнут задел колбу, и та со звоном разбилась, окатив их брызгами стекла. Снова раздался оглушающий визг.
Чертенок захохотал.
— Играть! Играть! Играть! — заверещал он, принимаясь снова носиться по стенам.
Фигура в белом в мгновение ока приблизилась вплотную, подняла лицо, оказавшееся черепом, и поклацала челюстями.
— Дети мои, — пугающе спокойно прозвучал вдруг новый голос, перекрывая все остальные звуки. — Сколько раз я вам говорил не играть с едой?
По лестнице кто-то спускался. В темноте, окончательно затопившей коридор, раздались шаги. Тяжелые, они приближались неспешно и неотвратимо.
Что-то огромное, чернее непроглядной темноты в коридоре, нависло над ними, и голос, раздающийся будто отовсюду, повелительно произнес:
— Поднимите мне веки!
У Гензеля мелькнула мысль, что где-то он это уже слышал, но она не успела оформиться, потому что черт и скелет в белом платье метнулись к своему повелителю и, вероятно, подняли ему веки: из темноты на брата с сестрой уставились горящие алым глаза.
— Обед, — вынесла вердикт фигура.
Их подхватили за шкирки словно котят и потащили куда-то, бросили на пол. Все еще было темно, послышался лязг, словно точили нож о нож.
— Думай! — шепнула рядом Гретель, голос в конце слова у нее сорвался на свист.
— Раньше надо было думать, — ответили им из темноты. — Как приятно, когда мясо приходит к тебе само, да еще и первой свежести. А знаете ли вы, что страх вызывает повышение уровня глюкозы в крови? Так жаркое получается слаще!
Совершенно ничего не было видно. Гензель пошарил на поясе в поисках арапника, но тот куда-то пропал. Лязг становился все веселее и веселее, а по центру комнаты вдруг жарко вспыхнул огонь, высвечивая стены в кандалах и приспособлениях для пыток, цепи, свисающие с потолка, и освещая их мучителя, больше похожего на небрежно сваяную глиняную фигуру с железной маской вместо лица.
 
«Как-то уж слишком нарочито», — подумал Гензель, у которого вдруг включилось критическое мышление.
Все это больше всего напоминало какую-то постановку. Ни один уважающий себя маг не стал бы вести себя словно средневековый неотесанный людоед. Ну, либо Россия и впрямь была страной варваров.
— Гретель, — шепнул он, нашел ее руку и почувствовал, что сестру бьет крупная дрожь.
Гретель верила в происходящее. Они старались не вспоминать про их самую первую ведьму, но Гензель знал, что сестра помнит, и что на нее все это повлияло куда сильнее, чем на него. Он был слишком маленьким, чтобы допустить, что Гретель не сможет его спасти.
Внезапно наверху хлопнула дверь.
— Кош, ты дома? — раздался голос, показавшийся Гензелю знакомым. — Гензель и Гретель куда-то пропали, Баюн бросил всех на поиски, просит тебя помочь. Я звонила, ты не берешь. О, Господи, это еще что такое?
С хорошо видного в отсвете костра лица чудовища вдруг резко сошло кровожадное выражение. Более того, появилось растерянное. Больше всего он сейчас напоминал актера, который играл наедине с собой и вдруг прервался, застигнутый врасплох.
— Как не вовремя, — пробормотал он. — Прошу прощения, жена вернулась, — добавил уже обращаясь непосредственно к брату с сестрой. — Подождите немного, я сейчас.
И вышел за дверь. Откуда-то из угла послышалось сдавленное хрюканье, а потом отчаянный звонкий мальчишеский смех.
Сверху тоже что-то происходило.
— Жена… — прошептала Гретель. — Черт, они нас вчетвером есть будут?
Послышались шаги, высокий женский голос явно был недоволен, потом открылась дверь и перед ними предстала Василиса, их куратор. Ей явно потребовалось время, чтобы справиться с эмоциями, после чего она всё-таки вернула себе дар речи и почти ласково произнесла:
— Какого черта?
***
На кухне царило гробовое молчание. Василиса заварила и разлила чай, и смерила присутствующих таким взглядом, что все сразу поняли: лучше пить.
Гензель уже насмотрелся на Кощея, и теперь упрямо глядел в стол. Истинное лицо Кощея, если, конечно, это было оно, а не еще один морок, оказалось не таким уж страшным. Перед ним сидел мужчина лет пятидесяти, высокий, худощавый, но жилистый, выправка у него была железная, казалось, что он все время пытается расслабиться и ссутулиться, но как только забывался, мгновенно выпрямлялся и начинал казаться еще выше. Мышцы на руках, проступающие даже из-под рубашки, выдавали мечника, уж Гензель-то на них насмотрелся в свое время. Зачесанные назад черные волосы уже подернула седина, острые черты лица подчеркивали тяжелый взгляд зеленых глаз. Было в его лице что-то усталое, и даже царская выправка не могла этого скрыть.
Гензель знал, кто такой Кощей Бессмертный, но примерно так же, как мог поименно перечислить президентов европейских стран или назвать имена монархов. Это было просто имя. Странно было сидеть на его кухне и пить чай за его столом. Он невольно спросил себя, напали бы они на дом, если бы знали, на кого наткнутся. Внутреннее чутье подсказывало Гензелю, что им очень повезло, что Кощей решил просто поиграть.
Детей не было. Они видели их мельком, Василиса почти сразу же услала их к себе.
— Хочу заметить, — вдруг прервал молчание Кощей, — что на них не царапины.
Василиса кинула на него такой взгляд, что Гензель невольно сглотнул и уткнулся носом в пустую кружку.
— Я приношу официальные извинения, — наконец сказала Василиса, — мне жаль, что так получилось.