Забыть тебя невозможно (СИ)
Сдерживаюсь, конечно. Пока только мечтаю, но непременно воплощу в жизнь. Перед глазами раскадровка, будто все мои фантазии уже давно стали реальностью.
Скольжу языком по пухлой нижней губе и закрываю глаза. В штанах опять пожар. Прижимаю Аринку к себе крепче, толкаюсь в нее бедрами. Минута, буквально минута. Нужно выдохнуть, чтобы ее отпустить. Чтобы иметь на это физическую возможность.
Пропускаю удар в грудину. Это сердце шалит. Неймется ему.
— Тим, мы опаздываем, — шепчет, а сама губами к моим жмется. — Нужно ехать.
— Угу. Да.
Глаза все еще не открываю. Хочу ее чувствовать. Трогать. Слышать. Дышать ей.
Понятия не имею, сколько мы вот так стоим. Рядом. Обнявшись. Касаясь друг друга губами и шепча какие-то еле связные фразы.
Возбуждение медленно отпускает. Сменяется чем-то более глубоким. Трепетом каким-то ненормальным. Я ее боготворю просто. Снова!
Улыбаюсь. Аринка облизывает губы, но тот, кто ей звонит, явно нацелен все обломать.
— Это папа, — морщит нос и отвечает на звонок.
Нехотя от нее отрываюсь. Чуть заторможенно открываю дверь в тачке. Огибаю капот. Пока она что-то монотонно рассказывает отцу, сажусь за руль.
— Я уже еду. Еду. Хорошо, конечно. И я тебя целую.
В салоне оба проваливаемся в тишину. За руки только держимся.
В дом Громовых не захожу намеренно. Боюсь, что поднимусь к ней в комнату, и вот тогда… Стоп! Торможу себя. Сейчас даже лучше мысли не допускать.
Арина справляется минут за десять. Возвращается уже в сарафане длиной по щиколотку. Желтый, с какой-то незамысловатой абстракцией. На ногах сандалии на плоском ходу.
У клиники не могу удержаться от того, чтобы ее поцеловать.
— Все, — выскальзывает из моих рук. — Все, — улыбается. — Мне пора.
Телом отстраняется вроде, а сама продолжает чмокать меня в губы.
— Пойдем, провожу.
Аринка кивает и выбирается из тачки. Глушу двигатель и вылезаю следом.
Как только сворачиваем за угол от парковки, напарываемся на ее отца. Он стоит в паре метров от нас и разговаривает, кто бы мог подумать! С Павликом он говорит.
Арина тут же сильнее сжимает мою руку. Я то же самое сделать хотел, но она меня опередила.
Стиснув зубы и состряпав рожу кирпичом, уверенно иду туда. Арина семенит следом, а я даже не замечаю, что ускорил шаг.
Смотрю на Воронина, и, думаю, без слов ясно, что голову бы ему свернул.
Паша-Саша не остается в долгу, бросает на меня такой же гневный взгляд, а вот когда смотрит на Арину, улыбается. Лживо, но улыбается.
— Привет, — он здоровается первым. Потом даже руку мне протягивает.
Отвечаю, конечно. Следом и с Громовым здороваюсь.
— Не опоздали, — заключает Степан Арсеньевич, посмотрев на часы. — Сегодня полностью в распоряжение моей помощнице тебя отдаю, дочь. Там в архиве дел накопилось.
Арина послушно кивает.
— Павел, — Громов разворачивается к Воронину, — ты мне позвони на днях.
— Спасибо, Степан Арсеньевич. Арин, прекрасно выглядишь.
Ариша краснеет и бросает на меня опасливый взгляд. Игнорирую. Улыбаюсь шире. В том, что выглядит она ох*енно, я с ним согласен.
— Я поехал. Еще раз спасибо, — Павлик хлопает себя по карманам и достает ключи от машины.
Мы втроем смотрим ему в спину. Я еле держусь, чтобы что-нибудь не съязвить.
— Зачем он приходил, папа?
Арина смотрит на отца с вызовом.
— Хочет перевод в нашу клинику, — спокойно заключает Громов, а меня прямо-таки подрывает.
Он, бля, серьезно?
Глава 27
Ариша
Второй раз за последние пять минут мою руки. Тщательно намыливаю ладони, прохожусь губкой между пальцев, остервенело выдавливая еще больше мыла из дозатора.
Когда вместо рук вижу перед собой огромную шапку пены, выдыхаю.
Нужно успокоиться, но у меня не выходит. Зачем Воронину этот перевод? Он хочет позлить или помозолить глаза?
После того что он мне наговорил, я не имею никакого, даже самого крохотного желания с ним общаться.
Почему мой папа предпочитает вести себя так, словно Паша — его хороший друг? Я понимаю, что к Тиму у него полно претензий, но вот так открыто демонстрировать радушие к одному и пренебрежение к другому…
Не узнаю своего отца.
Дело ведь не закончилось тем, что Воронин уехал, а мы разошлись. Нет! Папа начал поддевать Азарина. Намекать на то, какой Паша молодец. Идет к цели, строит карьеру, сам всего добивается. А Тим — сплошное протеже отца-миллионера. Практически клеймо ему отвесил.
Так они друг на друга смотрели, будто вот-вот передерутся. К счастью, Азарин смолчал. Но уверена, что мой любимый папочка все-таки смог вывести его из себя морально.
Молчание затягивалось, а у меня сердце сжималось. Ну почему два любимых мной человека просто не могут сосуществовать мирно?
Ситуацию нужно было спасать, поэтому пришлось на ходу сочинять какой-то бред о том, что Тим спешит, и уводить его в сторону машины.
Папа только пожал плечами и зашел в клинику, мы же поплелись на парковку. Внешне Тим вроде даже был спокоен, но внутренне, я уверена, уже обматерил господина Громова трехэтажным.
Мы минут пятнадцать стояли на парковке. Обнимались. Целовались. Расставаться даже на час вообще не хотелось, но было нужно.
Тим уехал, а я все-таки получила штраф за опоздание на эти чертовы пятнадцать минут. Как мило.
Выговор отец мне сделал, а вот говорить отказался, сослался на то, что у него много дел и вот-вот операция. Будто эти три минуты что-то глобально могли изменить.
А дальше, дальше день становился все ужасней. Четыре часа в архиве, постоянная беготня в бухгалтерию и несколько перевязок пациентам.
К четырем я была выжата как лимон. Не физически, конечно. Морально.
Моя ночь прошла в приступе лунатизма. Я не почувствовала, как лишилась девственности, и была уверена, что все это мне снится. Тим, чтоб его! В меня кончил и подсунул таблетки, которые я без каких-либо вопросов съела, потому что, если сейчас у нас еще и дети появятся, все станет только хуже. Мы не то что не готовы, нам пока вообще противопоказано.
Выключаю компьютер и иду в душ. Голова сейчас лопнет. Долго стою под прохладной водой, а потом звоню Кате и предлагаю увидеться вот прямо через полчаса.
Токман соглашается мгновенно.
Перед тем как уйти, забегаю к отцу, но его кабинет оказывается закрыт, а секретарь сообщает, что он еще два часа назад ушел. Класс! Мне ничего не сказал. Такое чувство, что просто сбежал от разговора.
Если он возьмет Пашку на работу, я точно ему ультиматум выкачу. Либо я, его любимая дочь, либо Воронин. Вместе в стенах клиники мы существовать не сможем. Кого отец выберет?
Попрощавшись с девочками на рецепции, беру такси и еду в Хамовники. Договорились встретиться с Катькой в ресторане на Остроженке.
Но удивления на сегодня не заканчиваются, потому что Катю привозит Гирш. Янис нахально улыбается и машет мне рукой. Натянуто улыбаюсь в ответ и, как только Катя подходит ближе, шепчу:
— Ты с Яном?
— Что? — хмурится и оглядывается на машину Гирша. — Нет, он просто подвез.
— И где же вы пересеклись, что он тебя привез?
— Дома у меня.
— Ты с ним…
— Нет, — Катя смеется и пропускает меня вперед.
Мы занимаем зарезервированный стол. Честно говоря, любопытство распирает настолько, что я даже о своих проблемах забываю.
— Тогда что он делал у тебя дома? — не унимаюсь, меню в руки беру для вида.
Катя вздыхает. Бегло осматривает зал ресторана, будто первый раз здесь.
— У него отец умер. Янис ко мне посреди ночи вчера завалился, пьяный в хлам. Не выгонять же.
— Да? По нему не скажешь, — тут же вспоминаю все эти его улыбочки.
— Это же Гирш, — подруга пожимает плечами.
— Откуда он вообще знает, где ты живешь?
— Пару раз вместе тусили, он меня домой отвозил. Мы просто дружим. Хотя шальная мысль с ним потрахаться у меня проскальзывала.