Шеннеч — последний
ГЛАВА 4
Он потянул Джин за собой. Лицо ее было совершенно пустым.
Через минуту стало ясно, что им не добраться до камней и никакого шанса у них не будет. От крылатого вихря, гнавшего людей, отделились два сокола и вернулись назад.
Тревер быстро толкнул Джин за себя и молился, чтобы ему в руки попалась еще одна шея, прежде чем его собьют с ног.
Черные тени метнулись вниз, сверкая солнечными камнями. Соколы падали прямо на Тревера, но в последний момент отвернули в сторону.
Тревер ждал. Они снова налетели, но не на него, а на Джин.
Он успел заслонить ее. И опять соколы воздержались от удара.
Перед Тревером забрезжила истина. Соколы сознательно не наносили ему вреда.
«Кто бы не отдал этот приказ — Корины или Тот — мне не хотят вредить», — подумал он, подхватил Джин на руки и опять побежал к камням.
Соколы тут же напали на Джин. Но он и сейчас смог вовремя увернуться, но не совсем, и кровь потекла из длинных царапин, оставленных когтями ящериц на ее гладких смуглых плечах.
Джин вскрикнула. Тревер снова попытался бежать, но проворная чешуйчатая голова схватила Джин за шею.
— Вот оно как! — злобно прошептал Тревер. — Меня не велено трогать, так они действуют на меня через Джин!
Да, так оно и есть. Ему не донести Джин живой. Он должен идти туда, куда ему велят, или они обдерут ее, как и Хьюго.
— Ладно! — закричал он кружащим над ним демонам — Оставьте ее в покое! Я пойду, куда вы хотите.
Он повернулся с Джин на руках и медленно пошел вслед за рабами, которых гнали по каньону.
Их вели целый день вдоль ручья, вокруг базальтового утеса и по голой выжженной солнцем лаве. Некоторые люди упали и так и остались лежать, несмотря на все усилия соколов заставить их идти дальше. Большую часть времени Тревер нес Джин, но иногда просто волочил ее за собой. А какое-то время он вообще не знал, что делал.
Он был как в бреду. Ненависть его ожила, когда он почувствовал, что Джин вырывают из его рук. Он пытался удержать ее — и тут увидел вокруг себя всадников. Корины на своих зверях, с солнечными камнями между бровями.
Они оглядывали Тренера с любопытством и враждебностью. Их обычно невыразительные лица казались странно злыми и инопланетными из-за мерцающих во лбу камней.
— Пойдешь с нами в город, — коротко сказал один из них. — Женщина пойдет с другими рабами.
Тревер с удивлением уставился на него:
— Зачем мне в город?
Корин угрожающе поднял шипастый хлыст:
— Делай, как приказано! Садись!
Раб подвел к нему оседланное животное и держал на поводу, не глядя ни на Тревера, ни на Коринов.
— Ладно, — согласился Тревер, — поеду.
Он сел в седло и ждал. Глаза его горели точно раскаленные угли от сжигавшей его ненависти. Корины сомкнулись вокруг него. Предводитель отдал приказ, и они поскакали к далекому городу.
Тревер, видимо, по дороге задремал, потому что вдруг оказалось, что солнце уже село, и они подъезжают к городу.
Когда он впервые видел этот город издалека и не мог соразмерить его ни с чем за исключением высоченных горных ликов, он решил, что это просто город, выстроенный из камня. Теперь же он видел его вблизи. Черные тени легли на город и на долину, но на противоположной горной стене на половине ее высоты был еще свет и бросал отблески на темное небо, так что все, казалось, плыло в каком-то странном измерении между ночью и днем. Тревер смотрел, закрывал глаза и снова смотрел. С размерами было что-то не так.
Он быстро взглянул на Коринов с жутким ощущением, что он съежился до размеров ребенка. Но Корины не изменились, по крайней мере по сравнению с ним. Он снова повернулся к городу, стараясь представить в перспективе его картину.
Город поднимался прямо из развалин. Не было ни постепенного перехода к предместьям, ни окруженных садами вилл, ни рядов коттеджей. Город поднялся, как утес, и возник торжественный, массивный, приземистый и безобразный. Дома были квадратные и стояли плотным строем, невысокие, в основном одноэтажные. Но Тревер чувствовал себя перед ними карликом, хотя никогда не испытывал такого перед земными небоскребами. Это ощущение было странным и почему-то пугающим.
Не было ни оград, ни ворот, ни дорог, ведущих в город. Верховые животные только что шли по траве равнины, и вот уже их когти стучат по каменной мостовой, и здания окружают их, неуклюжие, неизящные, кажущиеся печальными и одинокими в призрачном свете.
В домах стояла тишина, не было света в черных амбразурах дверей. Последний свет заходящего солнца просочился через высокие пики и лизнул верхнюю часть стен домов — они были древними. «Почти такими же древними, — подумал Тревер, — как сами пики».
И глядя на оконные амбразуры, на двери, ведущие к ним ступени, Тревер вдруг понял, что в них не так, и скрытый доселе страх взыграл в нем с полной силой. Город и дома в нем, двери и ступени, высота окон — все было совершенно пропорционально, вполне нормально., если люди, жившие тут когда-то, были ростом в двадцать футов.
Он повернулся к Коринам, спрашивая:
— Вы не строили этот город. Кто строил этот город?
Корин по имени Гелт рявкнул:
— Заткнись, раб!
Тревер посмотрел на него, на других Коринов. Что-то в их лицах и манере, с какой они ехали по темнеющим пустым улицам, говорило ему, что они тоже боятся.
— Вы, Корины, — сказал он, — надменные полубоги, ездящие вокруг и посылающие своих соколов охотиться и убивать, — вы больше боитесь своего хозяина, чем рабы вас!
Они повернули к нему мертвенно-бледные лица, горящие ненавистью. Он вспомнил, как Тот захватил его мозг, и какое это было ощущение. Теперь он многое понял.
— Ну, и каково быть в рабстве, Корины? — спросил он. — Быть в рабстве не только телом, но мозгом и душой?
Гелт повернулся, как разящая змея. Но удара не последовало. Рука, поднявшая тяжелый хлыст, внезапно остановилась, а затем упала. Глаза Корина пылали беспомощной злобой под мерцающим солнечным камнем.
Тревер невольно рассмеялся:
— Оно желает видеть меня живым. Значит, я пока в безопасности и могу высказать вам все, что я о вас думаю. Вы все еще каторжники, не так ли? И это после трехсот лет! Ну, неудивительно, что вы ненавидите рабов.