Женские убеждения

Вышло «дом-гадельства». Ну почему? Мало полувопросительных интонаций, теперь к ним добавился выпендреж. Ничего общего с естественной, уверенной в себе тональностью Фейт Фрэнк.
– Разбирательство было чисто формальное, – добавила Грир. – А решение – настоящий фарс.
Она услышала первые признаки отклика со скамей: кто-то неуверенно зааплодировал, кто-то произнес: «Это ты так считаешь», после чего из другой части зала негромко шикнули.
– Тому, кто все это сделал, предложили походить к психологу, – продолжала Грир, – но оставили его здесь, хотя он оскорбил нескольких женщин, в том числе и меня. – Ей пришлось сделать паузу. – Вот, его лицо у нас на футболках. С футболками тоже мало что получилось. Никому они оказались не нужны. Я, наверное, хочу у вас спросить, что еще можно сделать. Что предпринять.
Грир поспешно села, а Зи быстрым движением ее обняла. Повисло сдержанное напряженное молчание, по ходу которого все присутствовавшие, похоже, пытались сообразить, стоит ли снова заводиться по этому поводу – все же уже обсудили и официально закончили. Большинство явно сразу же пришло к выводу, что не стоит – подумаешь, учебная лекция в мерзкий мокрый промозглый вечер, да и вообще уже поздно. Еще нужно написать отзыв объемом от трех до пяти страниц на «Государя» Макиавелли для коллоквиума. Пора звонить мамам и папам. «Положи мне еще денег на счет», – в лоб потребуют сыночки и доченьки вместо «здравствуй».
На какой-то момент Фейт Фрэнк будто бы сделалась выше ростом, потом подалась над кафедрой вперед, положила на нее руки и негромко произнесла:
– Спасибо за этот вопрос – я вижу, он задан от всего сердца.
Грир не двигалась и не дышала; Зи рядом с ней притихла тоже.
– Что меня раз за разом изумляет, так это недопустимый произвол всех этих разбирательств на кампусах, – сказала Фейт. – Что вам делать? Я не знаю всех обстоятельств, но уверена, что вы будете и дальше обсуждать это с подругами.
Она закинула назад голову, собиралась сказать что-то еще, но тут встала замдекана и произнесла:
– Боюсь, наше время истекло. Поблагодарим гостью за прекрасный вечер.
Вновь зазвучали аплодисменты, Фейт Фрэнк отступила назад – и все кончилось. Грир смотрела, как Фейт обступили, люди специально пытались попасть ей в поле зрения, чтобы поговорить с ней лично. Даже те, кому раньше вроде как было скучно, теперь передумали. Студенты, преподаватели, администраторы, гости из местных обступили Фейт – так горожане обступают в опере знаменитость, Грир же стояла в сторонке, а Зи – с ней рядом. Грир уже поговорила напрямую с Фейт Фрэнк, это было ошеломительно, но в итоге – незавершенно, мучительно. Теперь, впрочем, уже ничего не поделаешь: вокруг Фейт сомкнулась толпа.
– Ух, здорово было бы пообщаться с ней хотя бы секундочку, – сказала Зи. – В смысле, она же уже здесь. Вот только народу слишком много, я явлюсь к ней, как очередная фанатка. А я так не хочу.
– И я тоже.
– Ты как, назад в общагу?
– Да. Работать нужно, – сказала Грир.
– Вечно тебе нужно работать.
– Это верно.
– Ну, мы ее хоть послушали, а ты с ней даже поговорила, – заметила Зи. – Ты молодчина. Хочешь пиццу? В «Грациано» доставка допоздна работает.
– Конечно, – ответила Грир.
Пицца будет таким утешительным призом: две девицы поздно вечером, теплое тесто в качестве мягкого успокоительного.
Они просунули руки в рукава, Зи надела вязаную шапочку, натянула большие перчатки цвета каши-овсянки. Она могла одеваться под девочку или под мальчика – всегда получался небрежно-модный комплект. Они двинулись к выходу. Толпа, окружавшая Фейт, уже дробилась на отдельные мелкие группы, некоторые отходили по одному. Грир чувствовала внутри странную пустоту с легким привкусом трагедии. Как будто Фейт Фрэнк на миг водрузила ее, пищащую, к себе на плечи, а потом она свалилась на твердый холодный пол.
Когда они вышли в притвор, перед Грир мелькнула вспышка багрянца, что-то кроваво-красное. Шарф, сообразила она, шарф Фейт – он как бы плыл по волнам, следуя за обладательницей на буксире в туалет: следуя туда за, собственно, Фейт Фрэнк. Вот удивительно, подумала Грир: Фейт Фрэнк направляется в дамскую комнату, то есть вынуждена использовать нечто «дамское» даже теперь, в двадцать первом веке.
– Гляди, – негромко произнесла Грир.
– Пошли, – решила Зи. – Завершишь начатое. Попробуем с ней поговорить – и ты, и я.
В теплой дамской уборной с молочно-серыми, чувствительными к звукам кафельными плитками занята была только одна кабинка. Зи с Грир вошли в две соседних, стараясь выглядеть как обычные люди, пользующиеся общественным туалетом. Грир села и нагнула голову – ей стало видно носок серого женского замшевого сапожка за перегородкой. Грир сидела тихо-тихо, беззвучно. С другой стороны исписанной стенки – в частности, там было одно очень тревожное послание, нацарапанное совсем мелко: «пожалуйста помогите кто нибудь очень хочется вскрыть себе вены» – повисла тишина, потом раздалось предсказуемое журчание. В один прием, прямая линия от отомкнувшегося тела до ожидающей воды, земная составляющая Фейт Фрэнк: знаменитая феминистка писает.
Уязвимость и реальность женщин предстала в полный рост; Фейт спустила воду и вышла. Грир поднялась. Сквозь щель между дверью и дверной коробкой проследила, как Фейт подошла к зеркалу. Зи пока не вышла из своей кабинки. Она, видимо, выжидала, великодушно позволяя Грир заговорить первой. Грир же заметила, как Фейт на миг оперлась на раковину, закрыв глаза. Потом вздохнула. Грир знала, что Фейт решила провести этот миг наедине с собой и, видимо, сильно в этом нуждалась. Весь этот вечер от нее чего-то требовали, накопилась усталость. Отдавать до бесконечности не способен никто, даже Фейт Фрэнк. Грир приготовилась было выскочить и попытаться закончить свой разговор с Фейт, но вдруг заколебалась. Не хотелось становиться лишним бременем. С другой стороны, не торчать же здесь до бесконечности, а потому она отперла дверь и подошла к раковине, робко улыбнувшись Фейт, пытаясь придать лицу выражение, противоположное требовательному.
Фейт глянула на Грир в зеркале и сказала:
– О, приветик. Вы ведь мне вопрос задали, верно? А потом нас взяли и прервали. Сожалею.
Грир просто смотрела на нее. Фейт извинялась за то, что не смогла договорить с Грир, посторонним человеком, во время лекции. Каково, а? – подумала Грир – а вот я едва справляюсь с собственными проблемами, ну, еще иногда и с проблемами Кори. В устах Фейт извинение звучало естественно – как будто такое отношение к людям она выработала давным-давно.
– Как это любезно с вашей стороны, – сказала Грир. – Просто… когда вы попросили меня говорить громче, мне стало очень трудно. Вот, вы сами слышали. У меня интонация вверх уходит. Я совсем не знаю, что с этим делать, – закончила она и умолкла.
Фейт задумалась.
– Скажите, как вас зовут.