Призрак пера
– «Унесенные ветром», – вдруг хором выдаем мы. И тут же оба изумленно замолкаем.
– Ого, – выдыхает Риккардо. Готова поклясться, что под этой веселой уверенностью в себе он действительно поражен. – Ну не так уж и странно, что это мой любимый фильм. Нравоучительная, но приятная картина из американской жизни. А твой-то почему?
– Потому, естественно, что Скарлетт – бесчувственная, беспринципная, предприимчивая эгоистка, которой никто не нужен.
– Естественно, – кивает он.
На миг он поворачивается ко мне, и я, прости господи, отвечаю на его улыбку.
– Куда мы, черт побери, едем?
– Это сюрприз.
– Я не люблю сюрпризы.
Улыбается. Ему весело.
– Конечно, не отрицаю, бывают плохие сюрпризы, – вновь пускается в рассуждения он. – К примеру, нападение на Перл Харбор. Извержение Везувия, погубившего Помпеи и Геркуланум. Сброшенная на Хиросиму бомба. Убийство Джесси Джеймса [30]. Хотя даже высадка союзников в Нормандии была сюрпризом, и падение Берлинской стены тоже. Наполеону нравилось переодеваться в солдатский мундир, чтобы в пылу битвы кто-то, обернувшись, видел своего полководца, сражающегося бок о бок с ними. Или когда Роксана, как всегда прекрасная, неожиданно приехала в лагерь к Кристиану и Сирано на войну с запасами продовольствия. Или ты знала, что как-то раз Мэрилин Монро поехала к Иву Монтану, и под норковой шубкой на ней больше ничего не было? Как видишь, существуют сюрпризы приятные.
– И лучше бы сейчас был именно такой случай.
– Боюсь тебя разочаровать, но у меня под пальто одежда есть.
Вопреки желанию я смеюсь.
– Приехали.
С ужасом замечаю, что мне почти жаль, что поездка закончилась.
Риккардо непринужденно паркуется у тротуара: мы приехали в центр. Людей и машин немного, все же рабочая неделя, да и никаких ресторанов или клубов на этой улице нет, поэтому прохожие именно что проходят дальше по своим делам. Вообще-то выглядит так, словно здесь только магазины, притом закрытые. Какого лешего мы здесь делаем?
Риккардо выходит из машины и идет ко мне, но я успеваю выйти сама. С улыбкой, четко говорящей: «Я знал, что ты так сделаешь», он подходит к двери, похожей на черный ход неизвестно куда, и достает из кармана ключ.
– Обязательно пользоваться черным ходом? Быть важной шишкой у тебя получается так себе.
– Погоди, ты еще не видела, – отвечает Риккардо. Дверь открывается, и он жестом предлагает мне войти.
Внутри темно.
Запах странный, сладкий.
За спиной слышится звук закрывшегося замка, потом щелчок выключателя, которого коснулся Риккардо, стоящий, судя по дыханию, прямо за мной. Загораются лампы.
– Офигеть, – вырывается у меня.
Это кондитерская. Готова спорить, та самая, откуда прибыл торт, павший жертвой на алтарь моего достоинства, то есть на ноутбук Энрико. А еще это самая элегантная, сказочная и роскошная кондитерская, в которой я когда-либо была. У нее несколько старомодный вид, небольшие бархатные кресла, столики с изогнутыми ножками, в латунных рамах зеркала, обои с мелким изящным узором. Пирожные на витринах не просто изысканные, нет, они невероятно соблазнительные, а на прилавке и на столиках стоят вазы с живыми цветами. Огромная люстра в гирляндах из стеклянных бусин сейчас не горит: выключатель зажег несколько настенных светильников в абажурах из ткани. Свет теплый, приглушенный, немного смягчает официальность обстановки. Турин славится своим шоколадом и старинными кондитерскими. Эта наверняка входит в топ-пять. На дворе ночь, у Риккардо свой ключ, и она открыта только для нас.
– Как видишь, не так и плохо у меня получается быть важной шишкой. Владелец – мой друг, точнее, решил считать себя моим другом с тех пор, как я стал известным писателем, и когда я попросил об услуге, с радостью одолжил мне это место.
Я все еще смотрю перед собой, не двигаясь и ничего не говоря.
– Можешь взять все, что хочешь, – предлагает Риккардо, уже не такой самоуверенный, как раньше, похоже, смущенный моим молчанием. – Задумка в этом. Ты наверняка умираешь с голоду, учитывая, что не…
Я не двигаюсь. И молчу.
Через мгновение на плечи опускаются руки Риккардо.
– Ты же поняла, что это, правда, Вани? – спрашивает он. Но теперь говорит гораздо тише, и его тон сочетается с мягким приглушенным светом. Исчезли игривые нотки, отличавшие наш разговор в машине. Будто мы перешли к сути: последний фокус, когда иллюзионисту остается только скромно поклониться и надеяться на овации.
– Встреча в кондитерской, – шепчу я. Сцена из его – нашей – книги. Та глава, где двое главных героев, Арт и Джун, ночью случайно встречаются в пустой кондитерской, такие юные и красивые, полные нежности и надежд, и могут насладиться хотя бы кратким мигом спокойного умиротворения. Сцена, где они также признаются в том, что знали уже давно: в любви друг к другу.
Мне страшно, что так и не опустивший рук Риккардо заметил мою напряженность. По правде говоря, я действительно чувствую себя фарфоровой вазой, качающейся на краешке стола, которая вот-вот разлетится на тысячи осколков. Он легонько сжимает мои плечи, и я вздрагиваю. Конечно же, замечает. Но в ответ только обнимает крепче.
– Ты подарила мне книгу, Вани. Подарила успех. Подарила все, что у меня есть, и то, кем я сейчас являюсь. У меня нет книги, которую я мог бы подарить в ответ, но есть сцена с кондитерской. Лучшее, что я когда-либо создал, моя самая большая драгоценность. Потому что в кои-то веки это что-то действительно мое. И я дарю ее тебе. Сегодня она ожила для тебя.
Вот так и узнаешь о себе кое-что новое. В моменты неловкости я по-дурацки шучу, а когда это уже больше, чем неловкость, то есть когда я совершенно ошеломлена, выведена из равновесия и не контролирую себя, впадаю в ступор. Как броненосцы, притворяющиеся мертвыми. Я настолько не представляю, какой должна быть реакция в таких случаях, что просто не реагирую вообще. Как струна на скрипке, готовая вот-вот лопнуть, но для вооруженного глаза идеально неподвижная.
Руки Риккардо скользят по моим плечам, прижимая к себе. Чуть наклонившись вперед, он касается моих губ поцелуем.
Первым из многих.
Утром, возвращаясь домой в том же отрешенном состоянии и бурлящими внутри эмоциями, я сталкиваюсь с Морганой, ждущей Лауру у подъезда.
– Вани! – восклицает она, бросившись мне навстречу. Слава небесам, не спрашивая, почему я в такое время возвращаюсь, а не выхожу из дома, потому что в педагогике я не разбираюсь и не смогла бы решить, ответить ей правду или что-нибудь про пчел и цветы.