Поспорь на меня (СИ)
— Ни в один? — уточнила, однако, навязчивая Сорокина, и Рома с каким-то глухим равнодушием рассказал о своем уговоре с отцом.
Денис Денисович Давыдов, подполковник российской армии, видел в своем сыне исключительно военного и наперед распланировал всю его сознательную жизнь, принимая Ромино увлечение компьютерными играми за юношескую блажь. Когда же выяснилось, что блажь эта проходить не собирается, а на горизонте замаячил закрытый южный городок, в котором не было не только дельных ВУЗов, но и нормального интернета, двое Давыдовых схлестнулись в отчаянном споре о Ромином будущем. Уезжать в богом забытые края младший Давыдов не собирался, о чем честно сообщил родителю. Тот в ответ заявил, что сын может поступать, как ему угодно, но в этом случае пусть не рассчитывает на его содержание во время учебы и на квартиру, которую Денис Денисович сдаст «более покладистым и разумным людям».
Разводила их по углам мать, которая очень мягко, но доходчиво объяснила обоим своим мужчинам, что каждый из них имеет право на собственное мнение, но в то же время должен уважать мнение родного человека и находить удовлетворяющие всех решения.
Таким решением стала для Ромы возможность подать документы на выбранную специальность, чем он и воспользовался.
— Одна попытка, — закончил он свою историю. — Если я провалюсь, уезжаю с ними на юг. Я провалился.
Катя вздохнула — хотя, наверное, вздохнуть должен был Рома.
— Все честно, — зачем-то проговорил он. Катя покачала головой.
— Честно, — согласилась она. — Кроме того, что это твоя жизнь, а кто-то считает, что может ей распоряжаться.
Рома поморщился. Правильные слова, но…
— Уговор есть уговор.
Катя фыркнула.
— Ты же не хочешь в армию, Давыдов! Это совсем не твое! Вечная обязаловка, строй, «так точно, товарищ капитан!» Ты в школе-то все по-своему делал и авторитетов не признавал. А теперь ломать себя собираешься?
Рома, вынырнув из омута печали, посмотрел на Сорокину с удивлением. Откуда она все это про него знала? Пусть даже президентом школы была, вряд ли подобные вещи водились в его досье.
— Военным не буду, этого я не обещал! — твердо заявил он. — А в остальном… Отслужу, черт с ним, год всего. Заодно подтяну английский. А следующим летом снова поступить попробую. Не конец света…
Кого он тогда уговаривал — себя, Катюху? Не хотелось, чтобы она его жалела.
Как оказалось, Катя и не думала этого делать.
— Потому ты и сидишь здесь, аки король на троне, — съязвила она и вдруг встрепенулась. — Ром, ты ведь еще не сказал отцу, что его взяла?
Рома мотнул головой: стыдно было признаваться в собственном малодушии, но Катюху не интересовало и это.
— Тогда пошли! — приказала она — и с такой радостной уверенностью, что у Ромы в душе против воли зажглась совершенно необъяснимая надежда. Он понимал, конечно, что Катюха Сорокина в сложившихся обстоятельствах ничем не может ему помочь, но все же покорно потащился за ней по лестнице на седьмой этаж, а потом чего-то ждал на кухне ее квартиры, пока сама она довольно громко разговаривала по телефону в соседней комнате за закрытой дверью. Когда закончила, глаза ее сверкали гневом, а лицо пылало.
— Уломала Строева! — непонятно пояснила она и, плюхнувшись на соседний стул, потянулась к графину с водой. Отпила, к Роминому удивлению, прямо из него. Потом, в него же и глядя, продолжила: — Отец у меня декан факультета естественных наук. Не думай, что я по его протекции поступила, я вообще хотела с другой ВУЗ пойти, раз он тут, но он пообещал не вмешиваться, а я всю жизнь на экологию собиралась… В общем, неважно. Важно то, что он тебя к себе возьмет, я договорилась.
— Куда «к себе»? — тупо переспросил Рома, не зная, что делать с Сорокиной, если его подозрения сейчас оправдаются. И они оправдались.
— На любую специальность, куда пройдешь по баллам, — добила она. — Не информационные технологии, конечно, но через год ты сможешь перевестись, и не придется терять время. А родителям скажешь, что при приеме документов ошибка произошла, — Строев подтвердит, если понадобится. Он, конечно, терпеть не может подобные вещи, но я заставила его признать, что, если бы ты сразу подал документы на его факультет, он взял бы тебя без всяких вопросов. Можно же считать, что ты их и подал, Ромка! Имел право!
Так Рома солгал первый раз в жизни. Должен был высказать неуемной бывшей однокласснице, что ее никто не просил вмешиваться, что он сам в состоянии решать свои проблемы, что из-за нее он нарушил данное отцу слово и теперь не будет себя уважать…
Пожалуй. Но уважать себя после подобной истерики он не смог бы точно. Катюха, в конце концов, просто желала ему помочь, ничего не прося взамен, и он сам уже пообещал, что отдаст долг при первой возможности. Хоть это-то слово должен был сдержать.
Раздобыть информацию о Карпоносе для Ромы было раз плюнуть, тем более что тот не скрывался, а напротив, всячески рекламировал себя, любимого, «дерзкого и остроумного ведущего самых разных мероприятий», и использовал любую возможность расширить свою клиентуру. Однажды он даже бесплатно провел праздник в детском доме, о чем руководство сего заведения не уставало напоминать на каждом углу, принося, вероятно, благодетелю немалую славу в нужных кругах. Впрочем, Рому это не касалось. Он искал способ заманить Карпоноса в обещанный Катюхе спор и, проанализировав все полученные сведения, нашел у того слабое место. Судя по всему, Карпонос был законченным карьеристом, а значит, не устоит перед теми перспективами, что могла обеспечить ему Катюхина протекция.
Рома вон на себе испытал последствия этой протекции.
Куда сложнее было заставить себя устроить весь этот спектакль, да еще отыграть его так, чтобы Карпонос не прочухал подставу. Потому что второго шанса не будет, а облажаться перед Катюхой совсем не хотелось. Да и в должниках Рома уже засиделся.
Для достоверного эффекта пришлось потратиться на банку джина с тоником, потому как, на Ромин взгляд, ни один нормальный человек в трезвом уме не станет выставлять себя таким придурком, каким предстояло выставить ему. Вот же подвела его Сорокина под монастырь, поклон ей земной! И отец теперь на него косо смотрит, и Строев, ведущий матан, все время язвы на его счет отпускает, а теперь Рома и вовсе зарывался. И не скажешь теперь, где этот год был бы хуже: здесь ли, в армии ли. Но если летом не удастся перевестись, Рома будет поступать на первый курс. Учиться под началом благодетеля Строева он больше не станет.
Где и когда найти Карпоноса, подсказала Катюха. Лицо у нее при этом снова горело огнем, и глаза были виноватые-превиноватые, и сама она как будто порывалась взять свою просьбу назад, но именно это ее смущение и утвердило Рому в своих намерениях окончательно. Неожиданно снова захотелось увидеть ее счастливой — такой, какой она была, когда он согласился похлопотать за нее перед Карпоносом. И когда у нее получилось спасти бывшего одноклассника от отцовского произвола. И когда… забавно, когда он открывал перед ней дверь или помогал затащить наверх тяжелый электросамокат. Сначала смотрела на Рому неверяще, как будто он вручал ей ключи от красной «феррари» или, по меньшей мере, выносил из горящего дома ее котенка. А потом сияла голубыми глазищами и согревала собственной радостью не хуже солнца. Ради такого взгляда можно было пережить и несколько неприятных минут ненавистного спектакля, и собственные угрызения совести. В конце концов, легко не ошибаться, плывя по течению. А если Катюха решила за себя побороться, почему он должен ей мешать?
Ждать Карпоноса пришлось долго: репетиция затянулась и Рома едва не пропустил мнимого соперника, закемарив в одном из открытых кабинетов после ночи розыскных работ. Только голос Сорокиной в приложенной по инерции к уху трубке и привел в себя.
— Ты где, Давыдов?! — зашипела Катюха. — Олег уже по лестнице спускается, а ты дрыхнешь опять?
Как она об этом догадалась, выяснять было некогда. Рома подорвался к выходу, попутно заливая в себя джин. От дверей физтеха, где он томился в ожидании, до дверей ГУКа, откуда вот-вот должен был появиться Карпонос, была пара минут хорошего бега, и Рома, заскользив на последнем повороте, буквально въехал в Катюхиного избранника, устояв на ногах только потому, что вцепился в воротник его куртки.