Соль и сирень (СИ)

Уже через полчаса вся группа, а это примерно двадцать девчонок дремали, из последних сил делая вид, что внимают ценным сведениям. Но, кажется, преподавательнице было все равно, слушают ее или нет. Она не поднимала головы от посеревших старых страниц, расписанных голубовато-черными чернилами, зачитывая написанное своим дребезжащим голосом и вкупе с очками, делавшими ее глаза непропорционально огромными, напоминала большую, засевшую над лужицей варенья, старую муху.
Отгоняя дремоту и поминутно зевая, я пожалела, что в этом кабинете лишь одно оконце — небольшое, прямоугольное, да и то на уровне потолка, позволяющее дневному свету падать исключительно на учительский стол, краем захватывая кафедру. Даже поглазеть на зеленые лужайки и розовое небо, давая отдохнуть взгляду не было возможности. Проветривали здесь тоже крайне редко и, из-за большого количества пропитанных многолетней пылью вещей, воздух казался спертым и густым, похожим на сгущенное молоко.
Тихонько похлопав себя по щекам, я подавила очередной зевок и покосилась на соседку. Та, держа карандаш над раскрытой, лежащей на коленях стопкой чистых серо-бежевых листков, посапывала, уронив подбородок на грудь.
От скуки я начала опять рассматривать предметы, которыми был забит кабинет, и заметила то, на что при первом ознакомлении не обратила внимания — старинные часы с гирями, которые возвышались в левом углу позади преподавательской кафедры.
Я видела нечто подобное в одном антикварном магазине, куда очень любила ходить бабушка, часто таская меня с собой.
Корпус часов был выполнен из дерева и являл собой высокий узкий прямоугольный шкафчик, утолщавшийся к верху, что казалось странным, потому что напольные часы, которые я видела ранее, были сконструированы с точностью наоборот. Выглядящее громоздким, и непонятно как удерживающемся в вертикальном положении, сооружение украшала резьба и геометрические вставки, инкрустированные перламутровыми камнями. Вместо циферблата наверху находился серебряный диск, обладающий четырьмя стрелками вместо двух. Каждая из них двигалась, но в своем, отдельном от остальных, ритме. А вот цифры отсутствовали как таковые.
Над прикрывающей циферблат стеклянной пирамидой, одна из граней которой была срезана, располагался механический метроном. Находясь в постоянном движении, равномерными ударами от отмерял промежутки времени, раскачиваясь из стороны в сторону.
Зацепившись взглядом за эти часы, я уже не могла от них оторваться. Прошла даже сонливость, уступив место желанию рассмотреть, как можно детальнее, любопытную вещицу. Что-то мне подсказывало, что это были не часы или, возможно, не только часы. Было еще что-то, странное, ускользающее от осознания, но важное. И чем дольше я рассматривала часы, тем тревожнее мне становилось от того, что я никак не могла ухватить за хвост эту юркую мысль.
«Тук-тук, тук-тук, тук-тук!», — это стучал метроном, словно напоминая об ускользающем, утекающем водой сквозь пальцы времени.
«Щелк! Щелк! Щелк!», — вторила метроному самая длинная и самая тонкая стрелка, похожа на иглу. Она звучала ровно, резко, сурово и торжественно.
«Тик-так! Тик-так!», — это напоминала о себе стрелка в два раза короче длиной и движущаяся в два раза быстрее неё. Она словно стремилась везде поспеть раньше всех.
«Цооок! Цооок! Цоооок!», — ход этой изящной, словно морозные узоры на стекле, стрелки был больше похож на танец, плавный и непринужденный. Она была медленней, чем обе предыдущие.
«Клац — клац — клац — клац!», — эта стрелка являлась самой быстрой, она буквально летала над блестящим диском, подобно дикой птице, рвущейся из заточения.
Тук-тук-тук!
Щелк-щелк!
Тик-так!
Цок! Цок!
Клац-клац!
Все звуки смешались в моей голове, слившись воедино, словно отыгрывая безумную пьесу на сумасшедшем балу. Перед глазами поплыл туман, а вверх по пищеводу поползло что-то густое и теплое. Наверное, меня стошнило бы, если бы не резкий звук задребезжавшего металла, впившийся в мозг и выдернувший из ступора.
 
— Что это? — подхватившись и тут же пошатнувшись, спросила я у проснувшейся и начавшей быстро собирать свои вещи в наплечную сумку Микаэллы.
— А? А… ты о часах? У каждого преподавателя в кабинете стоит хронометр, — и подруга кивком головы указала на ту самую занимательную конструкцию, которая теперь не вызывала у меня ничего, кроме с трудом подавляемой тошноты. — Они сообщают об окончании занятия.
И подружка легко подхватилась с дивана, предоставив мне возможность с трудом шевеля ногами последовать за ней из кабинета.
Проделав обратный путь и спустившись в атриум, мы отправились по пути, ведущем в столовую. Но до столовой не дошли, свернув раньше — в коридор с низкими сводчатыми потолками, откуда периодически что-то капало. И чем дальше мы продвигались, тем мокрее становилась моя одежда.
— Что это капает? — с раздражением спросила я, смахивая со щеки очередную упавшую каплю.
— Искусственное увлажнение, — ответила Микаэлла и пнула попавшийся на пути камешек. Тот ударившись пару раз об каменный пол, улетел куда-то вперед, где было тихо и сумрачно, но дальнейшего звука падения не последовало.
— Что? — не поняла я и оглянулась. За нами, метрах в пяти позади, шли другие девочки, а вот впереди нас не было никого и это пугало. Тем более, что вдруг резко потянуло запахом тины и лягушек.
— Руководству Академии пришлось создать рукотворный водоем, — вздохнула Мика и поправила сумку на плече. — Потому что иначе мисс Цэсна отказывалась здесь работать. Видишь ли, у неё присутствуют…м-м-м-м… определенные требования к условиям работы.
Я было открыла рот, что задать следующий вопрос, но Мика меня опередила:
— Сама все увидишь.
Мы завернули за угол и…вышли прямо к подземному озеру. Покатый свод, илистый налет на неровных стенах, сложенные в небольшие курганы серые гладкие камни, стойкий запах застоявшейся воды и светло-голубой свет, льющийся откуда-то сбоку — все это создавало впечатление, будто перешагнули какую-то волшебную грань и оказались в морской пещере. Расположившееся в центре озеро имело обрывистые каменистые края, а в некоторых местах опасные заостренные кромки были направлены прямо в потолок. На поверхности темной воды плавали белесые пятна и островки из сросшихся кристаллов. По кромке водоема можно было заметить наросшую корочку, напоминающую мутный лед.
Из потрясения меня вывело несколько толчков в спину и плечи, это девочки, шедшие позади, пытались обойти меня, чтобы зайти внутрь грота, косо бросая недовольно-презрительные взгляды.
— Эй, Мира, не стой на месте! — одернула меня Мика, которая уже давно ушла вперед и теперь махала мне, сидя на краю озера.
Я поторопилась к подруге, на ходу заметив, что девушки сперва направляются в угол пещеры, а потом возвращаются к бассейну, но уже с небольшими подушками в руках.
— Я тебе взяла, — указала Мика на подушку рядом с собой. — Устраивайся.
— А что мы здесь делаем? — я аккуратно присела, ощущая как из-за повышенной влажности у меня начинает прилипать одежда к коже и волосы к шее.
— Мисс Цэсна является заведующей кафедрой водников. У них она ведет специальные предметы, а всем остальным преподает науку под названием «Стихии и их свойства», — просветила меня Микаэлла, вынимая успевшие значительно помяться пергаментные листки. Те самые, которые так и остались девственно чистыми на предыдущей лекции.
— А зачем нам знать про стихии? — удивилась я. — Мы же колдуньи… вроде как… А не стихийники.
Микаэлла снисходительно взглянула на меня из-под длинных черных ресниц, а после постучала костяшками сложенных в кулачок пальцев по моей голове, тут же отозвавшейся звонким звуком.
— Но мы, как колдуньи, тоже работает со стихиями, — устав стучать, заявила соседка. — Поэтому должны знать их особенности, правила обращения, как и где можно применять. Поняла?
— Поняла, — вздохнула я и вслед за Микой достала свои учебные принадлежности, которые были приобретены котом во время похода на базар.