Царский отбор

«Ох, чего ж в него так сахару переложено?» – передернуло меня.
Слащавые мужчины точно никогда не были в моем вкусе, а тут еще и пацан совсем зеленый. Какая любовь до гроба? На кой черт мне с ним куда-то бежать? И если уж на то пошло… Он вообще кто такой?
– А ты кто?
Юнец драматично округлил глаза, лицо его приняло выражение совершенно несчастное, как будто своим вопросом я потрясла его до глубины души.
– Радей я! – воскликнул юнец с трагизмом в голосе, будто своим вопросом я предала и нашу с ним любовь до гроба, и его самого. – Возлюбленный твой Радей!
Потом он вдруг нахмурился, с досадой скривился и пробормотал в сторонку:
– Неужто и впрямь память отшибло, когда упала? Что ж делать-то? Уж и договорено все. И к венчальному обряду готово… Ах, неужто пропало все?!
Пропало? О чем это он?
– Таиса! – снова бросился он ко мне, явно собираясь сказать что-то важное, но продолжить ему не дали.
– Вон они!
– Держи беглецов!
– Радей, подлец, отпусти барышню!
– Руки повыдираем!
Мы обернулись на крики вместе с юнцом. С холма по тропе бежали какие-то люди. Одеты странно: женщины в длинных платьях, мужчины в полукафтанах – и у тех, и у других одежда была расшита цветной вышивкой.
Пока они приближались и что-то кричали гневно, а Радей, схватив меня за руку и подняв на ноги, пытался тащить за собой, я соображала.
Древний городок на холме, люди, одетые в какие-то старинные одежды, непонятные имена и наименования… Где это я оказалась?
Точно помнила, как бросилась спасать кошку, застывшую посреди дороги, как несся на меня джип, ослепляя фарами, как в голове прозвучал голос:
«Хочешь начать жизнь с начала?»
Что это был за голос, и куда это меня занесло, а?
– Быстрее, Таиса! – тем временем продолжал тащить меня за собой юнец, что очень мешало мне думать, и я от раздражения дернулась, вырываясь.
– Таиса!? – ошеломленно глянул на меня. – Ты что?!
– Притормози-ка, – сказала я ему решительно. – Никуда я не побегу, пока не разберусь, что происходит.
– Кинья Таиса! Кинья Таиса, остановитесь! Именем батюшки вашего заклинаю!
Кричала женщина, которая бежала в центре группы. Одного взгляда на нее мне хватило, чтобы проникнуться сочувствием: немолодая, с лишним весом и одышкой – хватается за сердце, закатывает глаза на бегу, но бежит, как будто в последний раз – вот это сила воли, а. Да еще и кричит, срывая голос на бегу. Я даже восхитилась.
Остановиться, судя по всему, просили меня. И заклинали именем батюшки – кстати, как зовут-то батюшку? – тоже меня. Таиса – это, вроде как… я. Ну, раз уж этот юнец с девчачьими ресничками меня так называл.
Я решила остановиться. Очень хотелось понять, где это я очутилась и что вообще происходит, а от юнца с ресничками пока толку не было.
И вот вся компания догоняющих стоит напротив меня. Бородатые мужчины в полукафтанах тычут копьями в Радея и сверкают гневно на него же глазами. Радей вцепился в мою руку, хотя губы-пельмешки дрожат и ресницы девчачьи тоже трепещут – явно от страха. Дородная дама в возрасте стоит, прижав ладонь к груди, и тяжко дышит – в себя приходит после бега.
Видимо, наконец пришла в себя, потому что зыркнула яростно на юнца и заявила:
– Ах, ты ж негодник, барышню нашу решил одурачить, подлая твоя душа?
Тут она повернулась ко мне и не менее гневно упрекнула:
– Что ж вы это, кинья Таиса, совсем от личика его смазливенького ум последний растеряли? Аль не понимаете, что прохиндей этот обвенчаться с вами хочет, токмо чтобы обещанное батюшкой вашим приданое заграбастать?! Отец-то Радея, подлеца этого, весь в долгах, как в шелках, вот вашим приданым и задумали с долгами расплатиться! А вы, простите старую няньку за прямоту, как гусыня глупая, на глазки его красивые повелись! Не такой я вас дурочкой растила, милая моя!
Высказавшись, она выдохнула, потом снова схватилась за сердце и задышала еще тяжелее.
Я посмотрела на юнца с ресничками. Тот, перехватив мой взгляд, дернул ртом в нервной улыбке и вдруг икнул.
Мда.
– Ох, – снова заговорила, тяжело дыша, женщина, назвавшая себя моей нянькой, – кинья Таиса, что ж вы творите? Батюшка вас в невесты самому Царю Северного Моря сосватал. Вот, кто жених, вас достойный, а не этот…
Она снова сверкнула глазами в сторону Радея.
Я помолчала, собирая воедино все услышанное, потом попросила:
– Зеркало есть у кого?
– А?
Дородная дама глянула на меня, удивленно округлив глаза и явно не понимая, чего я от нее хочу.
– Зеркало, – повторила я. – Глянуть на себя хочу. Надо мне.
И добавила, как будто это должно было все объяснить:
– Упала я тут.
Удивительно, но это помогло.
– А, зеркало! – понимающе воскликнула дама. – Сейчас-сейчас!
И вытащила откуда-то из широких юбок маленькое ручное зеркальце в серебряной оправе. Прям как фокусник кролика из шляпы, подумала я, принимая зеркальце из ее рук. Поднесла к лицу…
«Да чтоб я так жила!» – невольно вспыхнуло в мыслях, стоило только увидеть собственное отражение.
В лучшие свои годы я не выглядела так, как юное создание, глядящее на меня из зеркала.
Красота-то какая, а! Идеальный овал лица, красивый рот, носик ровненький, аккуратный, глаза – зелень папоротниковых долин. А косой разрез глаз – изящества невыразимого!
«Хочешь начать жизнь сначала?» – снова прозвучал в голове голос.
Вот, значит, как? Тело молодое, лицо красивое, жизнь… Я огляделась вокруг. Другая жизнь совсем, что уж тут думать.
Кем же было то существо, спасать которое я бросилась на дорогу, едва под машину не попав? Кошка? Да уж нет, не кошка. Не обычная кошка, по крайней мере. Что-то другое. Но чего гадать, я вряд ли узнаю. Только, помнится, обещала она отплатить мне за то, что спасать ее бросилась. Добром отплатить. И вопрос задавала один единственный: хочу ли я начать жизнь заново. И кажется, в тот момент я ответила «да».
Выходит… Я снова посмотрела кругом… Это и есть моя попытка начать все заново?
Но в таком случае…
Я посмотрела на слащавого юнца и вырвала руку из его цепких пальцев. Нет уж. Если мне дали вторую попытку, то тратить ее на этого мальчишку я не стану.
Решительно повернувшись к даме, назвавшейся моей нянькой, я спросила:
– Сколько лет царю? Ну… тому, который Северного Моря Царь.
– Таиса! – возмутился рядом до глубины души Радей. – Ты что, за старика замуж пойдешь! Ему, говорят, уже тридцать!