Я тебе (не) подхожу

Небольшой кабинет начальника отделан в светлых тонах, а сам он сидит за столом из светлого дерева в кожаном кресле и с важным видом постукивает ручкой по столешнице.
— А, это ты, Снегирева? Явилась наконец-то.
Озвериныч окидывает меня таким взглядом, будто именно в этот момент решает крайне важную задачу: четвертовать меня или поджарить на костре.
Жутко хочется съежиться, а еще лучше — стать невидимой, и я пищу, втягивая голову в плечи:
— Здравствуйте, Борис Константинович, вызывали?
— Вызывал. — Он поджимает губы и качает головой. — Снегирева, Снегирева… Я ведь предупреждал тебя.
Чувствую, как сердце пропускает пару ударов.
— Что случилось? — робко интересуюсь у начальника.
— Она еще спрашивает! — вдруг гремит Озвериныч. — Я говорил, что не потерплю халатности?
Я хлопаю ресницами в недоумении. Он вообще о чем? Уж что-что, а свою работу я выполняю на отлично! После меня ни соринки, ни пылинки — хоть в белых носках проверяй.
— Говорил? — еще громче орет начальник.
Киваю.
— Тогда объясни мне, почему я вынужден за тебе краснеть?
— Да что произошло? — в конце концов не выдерживаю я.
— Она еще спрашивает, — повторяется Борис Константинович и всплескивает руками. — Ты убирала вчера коридор третьего этажа?
— Я.
Точно помню, что передавала его сменщице в идеальном состоянии.
— Расскажи мне, почему один из очень важных гостей жаловался на грязь, кошачью шерсть под своей дверью и мусор в кадке с цветком у лифта?
Я невольно делаю шаг назад, непонимающе таращась на начальника. Этого всего определенно точно не было, когда я уходила! Особенно кошачья шерсть. Это же полный бред, откуда ей тут взяться?
О чем и спешу сообщить.
— То есть ты хочешь сказать, — вкрадчиво интересуется Озвериныч и даже немного подается вперед, — что наш постоялец врет?
Именно это я и хочу сказать! Но, разумеется, молчу. И так понятно, кому поверят. Горничных пруд пруди, а «очень важных гостей» — нет.
Интересно, кто этот важный гость, который так меня подставил?
Кто бы он ни был, чувствую, что ничего хорошего меня не ждет.
И точно, Борис Константинович басит:
— Ты уволена, Снегирева.
Я в полном шоке мотаю головой. Как это уволена? На что я буду жить вместе с ребенком, если меня сейчас попрут с работы? Э нет, так дело не пойдет! Из-за какой-то жалобы все мое практически безупречное рабочее прошлое пойдет насмарку?
Меня берет вселенское зло вкупе с обидой, к тому же мне теперь есть кого защищать. Я набираю полную грудь воздуха и на весь кабинет заявляю:
— Вы не можете меня уволить!
— Это еще почему?
— Потому что я беременна.
— Хм… Вот как?
Озвериныч злобно ухмыляется.
— Впрочем, это неважно. Алиса, ты ведь понимаешь, в таком случае по закону я действительно не могу уволить тебя. Однако прошу по-хорошему: напиши заявление добровольно. Иначе я превращу твою жизнь в ад, и ты все равно уйдешь. Месяцем раньше, но спокойно, или месяцем позже, но с постоянной нервотрепкой, — решать тебе.
Превратите мою жизнь в ад, Борис Константинович? Тогда становитесь в очередь, кажется, у вас есть конкурент. Назар, или как его там.
— Ну, еще сомневаешься, Снегирева? Тогда я помогу. Хочешь, спишу на тебя разбитую антикварную вазу в люксе Тиграна Маратовича?
Тигран Маратович — это владелец «Астории».
— Но есть видео, — бледнею я, — где видно, что это проделки его собаки!
— Видео, Алиса, — зло цедит начальник, — может легко исчезнуть. Так что, устроить тебе веселую жизнь? Хочешь? Я могу!
А ведь и правда может. Никто из тех, кто ему чем-то не угодил, не задерживается тут надолго.
Что мне ему противопоставить? Решительно нечего.
Сердце сжимает мучительным спазмом. Господи, что мне скажет тетя? Я пока не успела сообщить ей о беременности.
И как теперь это будет выглядеть?
«Здравствуй, тетя, тут такое дело: я жду ребенка, а еще меня уволили, так что посижу-ка я с малышом на твоей шее, потому что устроиться на нормальную работу у меня теперь вряд ли выйдет…»
Хороша племянница, нечего сказать.
Однако здесь, в «Астории», ловить мне все равно больше нечего.
— Напишу заявление, — в итоге хриплю я.
— Я так и думал. Отрабатывать две недели не нужно, расчет можешь забрать сегодня, я уже сообщил в бухгалтерию.
Я поднимаю брови. Вот как? Оперативно, нечего сказать.
Разворачиваюсь и иду к выходу, однако в тот момент, когда рука ложится на ручку двери, решаюсь задать мучащий меня вопрос:
— Могу я хотя бы узнать, от кого поступила жалоба?
Озвериныч молчит, и когда я уже решаю, что не дождусь ответа, он произносит:
— Назар Исаев.
Назар? А не мой ли это Назар? Не зря же он сегодня выходил из гостиницы.
«Если это правда ты, то что я тебе сделала, Назар? Кто ты?»
Выхожу из кабинета Озвериныча и набираю сообщение Ленке. Она у нас та еще болтушка и везде успевает, может, в курсе, кто он такой.
Он представился мне как Назар Иванов, а в гостинице вдруг стал Назар Исаев… Не вяжется. Но даже если так, я все равно не сталкивалась с ним раньше. В чем мотивы его поступка?
Может, это все-таки разные люди?
Перед тем как идти от Бориса Константиновича в раздевалку, решаю подойти к администратору на ресепшен. Сегодня дежурит Полина, и мы неплохо общаемся, может, она что подскажет.
Сказано — сделано.
Подхожу и смиренно жду, пока Полина обслужит очередного постояльца. Наконец она поворачивается ко мне:
— Привет, Алис. Ты что-то хотела?
— Привет, ага. Слушай, отсюда буквально с полчасика назад выходил молодой парень. Светлые волосы, модный такой. С красивой шатенкой, и машина у него приметная, красный кабриолет. Не знаешь, кто это?
— Как не знать, — усмехается Полина. — Это Назар Исаев, заселился вчера вечером.
Внутри все опускается.
— Спасибо, — глухо бормочу я, разворачиваюсь и иду в раздевалку.
За что ты так со мной, Назар?
Захожу в комнату и начинаю на автопилоте расстегивать униформу.
«Озвериныч — подонок!» — пиликает телефон сообщением-реакцией от Ленки на мое увольнение.
Следом получаю еще несколько строк.
«За что уволил?»