Я тебе (не) подхожу

— Она жива, но в очень тяжелом состоянии, ее повезут в первую городскую больницу, можете поехать за каретой скорой помощи.
Жива! Господи, она жива!
— А с ней? Можно мне с ней?
Сотрудник ДПС поджимает губы и качает головой.
И я мчусь к своей машине так быстро, как только могу.
Не помню, как заполняю нужные бумаги. Не помню, что отвечаю врачам, которые задают мне какие-то вопросы.
Ничего не помню.
Помню только, как сижу на скамейке, смотрю в одну точку и покачиваюсь из стороны в сторону. Как встаю, хожу взад-вперед и снова сажусь.
Должно быть, я сижу очень, очень долго, потому что вскоре в коридоре показывается отец. Бледный как смерть. Раз он успел вернуться из столицы, значит, оперируют уже много часов.
Господи, почему так долго?
Отец протягивает мне стаканчик кофе, но я ставлю его рядом с собой. Не хочу. Ничего не хочу. Только бы мать жила.
— Это я во всем виноват. Я. Если бы не я… — бормочет отец полным горечи голосом. — Я себе не прощу, если с ней что-то случится. Не прощу.
— Что значит ты виноват? Тебя даже в городе не было!
А потом до меня наконец доходит смысл его слов, и я смотрю на него осмысленным взглядом.
О чем он вообще?
Тогда отец сжимает в руках свой, уже пустой, стаканчик и заговаривает.
И я бы отдал все на свете, чтобы забыть его рассказ, но, как назло, каждое слово врезается в память, чтобы остаться там навсегда.
— Ты помнишь, как мы с матерью ссорились, когда тебе было лет четырнадцать-пятнадцать? — спрашивает отец.
Я киваю.
Родители вместе с юности, всегда жили душа в душу, и я с детства мечтал, что у меня будет такая же крепкая дружная семья, как у них. Я буду смелым, сильным и умным, как папа, а моя жена будет такой же красивой, доброй и нежной, как мама. Но однажды что-то случилось, и в доме стало тихо, словно перед грозой. Я не мог не заметить этой гнетущей атмосферы.
Мать бродила по комнатам, бледная и растерянная, то часто плакала, то шипела на отца, да и он тоже сник, как побитая собака. Я несколько раз интересовался, что происходит, но неизменно получал ответ: «Все в порядке».
Злился, что меня до сих пор считают слюнявым ребенком, не достойным честного ответа, а мне, между прочим, почти исполнилось пятнадцать.
Потом отец и вовсе уехал в командировку больше, чем на месяц.
— Так вот, — отец отводит взгляд, и по его лицу пробегают тени прошлого, — тогда я изменил твоей матери в первый и единственный раз. Не стану себя оправдывать, это целиком и полностью моя вина, сын. Наверное, я решил, что Ольга будет со мной всегда, воспринимал ее как должное.
Мои брови невольно взлетают. Теперь их поведение и ссоры приобретают смысл.
— Я чуть было ее не потерял, и мне понадобилось больше года, чтобы все наладить и снова заслужить ее доверие.
Так вот оно что. Видимо, отец тогда ездил совсем не в командировку — скорее всего, мама выгнала его из дома.
— Поверь, я четко усвоил урок, понял для себя, что мне, кроме твоей мамы, не нужен больше никто, и я никогда не причиню ей такую же боль снова. А после того как она подарила мне Софию, я стал любить и ценить ее еще больше.
— К чему ты клонишь, пап? — не выдерживаю я и затаиваю дыхание, хотя подсознательно уже знаю, каким будет его ответ.
— Вчера вечером, после успешного подписания контракта, я зашел в бар при гостинице. Пил как обычно, ну, может, чуть больше, но почему-то совсем не помню, как добирался до номера. — Отец пожимает плечами. — Наверное, меня так свалило потому, что спал буквально по несколько часов в последние несколько дней и сильно уставал. Хотел завершить дела быстрее и поскорее вернуться домой.
— И?
— Я помню, как у номера уронил карту-ключ, и мне помогла ее поднять молоденькая светловолосая горничная. Она же открыла дверь и помогла зайти. А дальше ничего не помню.
— Скажи, что между вами ничего не было! — вскакиваю я с места.
Отец смотрит мне прямо в глаза и болезненно кривится. Потом качает головой и поджимает губы.
— Скорее всего, было. Утром я увидел разбросанные у кровати вещи, а спал я… ну, раздетый, в общем. И на шее… несколько отпечатков помады… Проснулся уже один, от хлопка двери, но на кровати лежала записка.
— Какая еще записка?
Отец обхватывает голову руками, качая ею из стороны в сторону.
— «Спасибо за прекрасную ночь. Посмотри последнее фото в телефоне, потом читай дальше». Я полез и… обнаружил там мое фото с ней. Я сплю, а она лежит на моем плече.
Я отшатываюсь назад и оторопело сверлю взглядом отца. Значит, он все-таки изменил матери…
— Сон как рукой сняло. Я сразу удалил фото с телефона, в том числе и с облака, снова схватил записку. А там: «Нужно обсудить случившееся». Она написала время и место встречи — в парке в нескольких кварталах от гостиницы. Мне надлежало ждать ее на лавочке у фонтана. И ни телефона этой девушки, ни имени, ничего.
— И ты пошел? — горько усмехаюсь я.
— Пошел. Потому что случившееся действительно нужно было обсудить.
Я снова сажусь на скамейку рядом с ним.
— Рассказывай.
— Пока ее ждал, прокрутил в голове сотни сценариев. Зачем бы ей было со мной встречаться? О чем вообще она хотела со мной пообщаться? Почему не разбудила меня и не поговорила в номере?
И правда, хороший вопрос, она ведь могла поговорить с отцом и в номере.
— Она опаздывала, и я решил, что и вовсе не придет, как вдруг позвонила Оля. Узнать, как у меня дела и просто поболтать, пока едет на фитнес. Она услышала шум воды и поинтересовалась, где это я. Я только открыл рот, чтобы сказать, что перезвоню, как девушка из гостиницы обогнула лавочку из-за моей спины и приземлилась рядом со словами: «Виктор, что будем делать, если я забеременею?»
— Черт! — с силой ударяю по коленям я. — И мама это услышала?
— Да. В трубке повисла тишина, а потом раздался всхлип. Оля прошептала лишь: «Опять?» и… дальше ты знаешь.
Дальше скрежет металла.
— Я сразу позвонил тебе, а потом начал орать на девушку. Не помню уже, что именно. Честное слово, едва не придушил ее там.
Еще бы!
— Я сказал, что если из-за нее пострадает моя жена, она ответит. Она растерялась и разрыдалась, мол, не она меня в постель затащила, а наоборот, и она ни в чем не виновата, тем более я говорил в наушниках. Добавила, что ей от меня никаких денег не нужно, и убежала.
— А ты?
— Сразу в аэропорт.
Мы оба обреченно молчим некоторое время.