Война за возвышение
Но что-то подсказывало Роберту, что это маловероятно.
– Замечательные растения, – сказал он, присаживаясь рядом с одним из листов – перевернутой чашей, похожей на щит, диаметром метра в два. Он взялся за край и потянул. Лист отошел от переплетения, и Атаклена увидела прикрепленный к его центру корень. Она придвинулась и помогла тянуть, гадая, что он задумал. – Колония отращивает новое поколение таких чаш каждые несколько недель, и каждый слой ложится поверх предыдущего, – объяснил Роберт и сильно дернул за прочный жилистый корень. – Поздней осенью самый верхний слой чаш расцветает и становится тонким, как вафля.
Миллионы таких чаш отламываются, их подхватывают сильные зимние ветры и уносят в небо. Поверь мне, замечательное зрелище, когда все эти радужные воздушные змеи плывут под облаками. Впрочем, это опасно для летательных аппаратов. – Значит, это семена? – спросила Атаклена.
– Вернее, переносчики спор. Большая часть этих стручков, усеивающих в начале зимы Синд, стерильна. Похоже, это растение зависело от какого-то животного опылителя, не пережившего катастрофу буруралли. Еще одна проблема для групп по восстановлению экологии. – Роберт пожал плечами. – Но сейчас, в начале весны, эти нижние чаши прочны и упруги. Нелегко будет отрезать одну.
Роберт достал нож и, притягивая чашу вниз, принялся перерубать жесткие нити корня. Неожиданно корень лопнул, выпрямился, как пружина, Атаклену отбросило, и чаша упала на нее.
– Оп! Прости, Кленни! – Она чувствовала, что Роберт, помогая ей выбраться из-под чаши, с трудом сдерживает смех. «Совсем как мальчишка…»
– подумала Атаклена.
– Как ты?
– В порядке, – коротко ответила она и отряхнулась.
Перевернутая чаша лежала выпуклой поверхностью вверх, из центра ее торчали перерезанные волокна.
– Хорошо. Тогда помоги мне отнести ее к тому песчаному откосу, вблизи крутого склона.
Заросли плющей с трех сторон окружали мыс и тянулись до следующего хребта. Роберт и Атаклена подняли чашу, отнесли туда, где начинался неровный склон, и положили лицом вверх.
Роберт занялся работой. Он выравнивал неровную внутреннюю поверхность. Через несколько минут выпрямился и осмотрел получившееся.
– Подойдет. – Он пнул чашу. – Твой отец хотел, чтобы я показал тебе все, что смогу, на Гарте. По-моему, в твоем образовании образуется пробел, если я не научу тебя ездить на таких плющах.
Атаклена перевела взгляд с перевернутой пластины на заросший плющом склон.
– Ты хочешь сказать… – Но Роберт уже грузил их багаж в чашу. – Неужели ты серьезно, Роберт?
Он пожал плечами, искоса взглянув на нее.
– Если хочешь, можем вернуться на одну-две мили и поискать обход.
– Ты не шутишь. – Атаклена вздохнула. Плохо, что отец и друзья дома считают ее робкой. Она не может позволить, чтобы так считал и человек. – Хорошо, Роберт, покажи мне, как это делается.
Роберт встал в чашу и проверил ее устойчивость. Потом поманил Атаклену. Она взобралась в раскачивающуюся корзину и села, где показал Роберт, прямо перед ним, так что ее колени размещались по обе стороны от центрального выступа.
И тут, с нервно развевающейся короной, Атаклена снова ощутила это. И конвульсивно ухватилась за упругий край корзины, заставив ее раскачиваться.
– Эй! Осторожней! Ты нас чуть не перевернула!
Атаклена схватила его за руку, всматриваясь в долину внизу. Вокруг ее лица раскачивались тонкие щупальца.
– Я снова кеннирую это. Это внизу, Роберт. Где-то в лесу.
– Что? Что в лесу?
– Существо, которое я кеннировала раньше. Не человек и не шимпанзе!
Немного похоже и на того и на другого, но отличается. И от него несет Потенциалом!
Роберт заслонил глаза.
– Где? Можешь указать направление?
Атаклена сосредоточилась. Попыталась локализовать источник эмоций.
– Оно… оно исчезло, – выдохнула она наконец.
Роберт излучал нервное возбуждение.
– А ты уверена, что это не шимпанзе? Их много в этих холмах, собирателей сейсина и работников экологических станций.
Атаклена создала глиф паланг. Потом, вспомнив, что Роберт не может увидеть это сверкающее проявление ее раздражения, пожала плечами, что приблизительно обозначало то же самое.
– Нет, Роберт. Вспомни, я встречалась со многими неошимпанзе.
Существо, которое я почувствовала, другое. Прежде всего, я готова поклясться, что оно не вполне разумно. И еще было ощущение печали, сдержанной силы…
Атаклена в неожиданном возбуждении повернулась к Роберту.
– Может быть, это гартлинг? Быстрее, Роберт! Надо подойти поближе! – Она снова села в центре корзины и выжидательно посмотрела на Роберта.
– Знаменитая приспособляемость тимбрими, – вздохнул Роберт. – И так неожиданно ты торопишься идти. А я-то пытался поразить тебя нашим спуском.
Подумал, что ты схватишься так, что пальцы побелеют.
«Мальчишки, – снова подумала Атаклена, качая головой. – Как они могут так думать, даже в шутку?»
– Перестань шутить, и давай отправляться! – сказала она.
Роберт сел в корзину за ней. Атаклена прижалась к его коленям.
Щупальца чуть не касались его лица, но Роберт не жаловался.
– Ладно, отправляемся.
Кисловатый человеческий запах окружил Атаклену. Роберт оттолкнулся, и корзина заскользила вниз.
Все вернулось к Роберту, когда их импровизированные сани начали все ускоряющийся спуск, подпрыгивая на скользкой поверхности пластин плюща.
Атаклена схватилась за его колени, смех ее звучал выше и звонче, чем у земных девушек. Роберт тоже смеялся и кричал, держа Атаклену и наклоняясь то в одну сторону, то в другую, чтобы поддержать равновесие бешено подпрыгивающих саней.
«Последний раз я это проделал в одиннадцать лет».
При каждом повороте и прыжке сердце его подскакивало. Даже поездка в парке антигравитации с этим не сравнится! Атаклена возбужденно крикнула, они пролетели большое расстояние в воздухе, снова приземлились и подпрыгнули на упругой поверхности. Серебряные щупальца, казалось, потрескивают от напряжения.
«Надеюсь, я помню, как управлять этой штукой».
Возможно, он все-таки забыл. А может, его отвлекло присутствие Атаклены. Но Роберт среагировал слишком поздно, когда прямо перед ними возник пень псевдодуба, некогда росшего на этом склоне.
Атаклена радостно рассмеялась, когда Роберт резко наклонился влево, пытаясь повернуть их неуклюжую повозку. Но когда она ощутила, что его настроение резко переменилось, они уже беспорядочно и бесконтрольно кувыркались. Потом корзина задела за что-то невидимое. Удар перевернул ее, и содержимое корзины разлетелось в разные стороны.
В это мгновение счастье не изменило Атаклене. Хлынули стрессовые гормоны, она мгновенно пригнула голову и превратилась в шар. И тело ее само превратилось в сани, оно запрыгало по поверхности плюща, как резиновый мяч.
Все произошло очень быстро. Гигантские кулаки колотили ее, швыряли в стороны. Громкий рев заполнял уши, корона сверкала на солнце, вздымаясь и опадая.
Наконец, по-прежнему свернувшись в шар, Атаклена остановилась на самом краю леса в долине внизу. Вначале она могла только лежать: приходилось ждать, пока гир-энзимы заставляли ее расплачиваться за быструю реакцию. Она дышала прерывистыми длительными вздохами, верхние и нижние почки работали с перегрузкой.
И еще боль. Атаклена не могла понять, что именно болит. У нее как будто бы всего несколько ушибов и царапин. Так что же?..
Она поняла и тут же развернулась и открыла глаза. Боль испытывает Роберт! Ее проводник-землянин излучает волны боли.
Атаклена осторожно встала, от реакции все еще кружилась голова, и, заслоняя глаза, осмотрела склон. Человека не видно, поэтому она принялась искать с помощью короны. Поток обжигающей боли привел ее, неуклюже спотыкающуюся, к месту поблизости от перевернутой корзины.
Из-под широких пластин плюща торчали ноги Роберта. Они слабо дергались. Попытка выбраться вызвала слабый стон. Горячая боль дождем опустилась на корону Атаклены.