Скрытые чувства

В следующий раз меня тоже будят незнакомые звуки. Детский смех, которому вторит голос Ивана Савельевича. Прислушиваюсь к себе. Убеждаюсь, что мне гораздо лучше. И, не сдержав любопытства, выглядываю в окно. Моему взгляду открывается удивительная картина. Вижу Князева, о чем-то мирно беседующего с рыжей маленькой, похожей на гнома, девочкой.
 
Глава 3
 
Инна
Домик совсем крохотный. Скорей это даже флигель на две комнаты. Небольшой коридорчик, плавно перетекающий в то, что сейчас бы назвали кухней-гостиной, спальня и крохотный санузел, наличие которого было моим главным условием при съеме дома. Удобства – вот без чего мне не обойтись. Не для того мои предки в свое время перебрались из глухой деревни в столицу, чтобы спустя десятки лет их прямые потомки морозили зад в уличном сортире с дыркой в полу.
Улыбаюсь собственным мыслям и достаю из коробки заботливо упакованные тарелки из лимонной коллекции Villeroy&Boch. Предусмотрительно убираю их из поля зрения дочери. Леська очень активная, а тарелки космически дорогие. Я на них спустила всю премию, которую получила вместе со званием майора. Вопрос на миллион – зачем я притащила их сюда? В дачный домик, куда смогу выбираться от силы раз в неделю до наступления отпуска.
Хотя, надо признать, это вопрос риторический. Все я понимаю…
Отдергиваю занавески в цветочек и вытягиваю шею в попытке рассмотреть владения Князева. Есть еще одна причина, почему я сняла именно этот домишко. Его близкое расположение к дому моего непосредственного начальника. И… любовника. Он никогда ничего мне не предлагал, мы не строили планов на жизнь, он даже к себе за город меня не звал, но когда узнал, что я подыскиваю дачу, будто бы между делом заметил, что его соседи как раз сдают небольшой домик. И вот я здесь. Взволнованная просто донельзя. В этом жесте Ивана мне видится намек на продолжение. На стремление к чему-то большему, чем то, что у нас уже есть.
Может быть, я полная дура. И выдаю желаемое за действительное. Не знаю. Но тарелки здесь… Здесь продукты, из которых я хочу приготовить ужин. Красное вино для меня и бутылка хорошей водки для него. Вообще Князев практически не пьет. Но если все же позволяет себе расслабиться – это всегда водка.
Иногда мне кажется, что я знаю все о его вкусах. А потом понимаю, как самонадеянны эти мысли. Его никто не знает. Даже родная мать. Он – непостижимый бескрайний космос.
Щурюсь на ярком солнце, пробивающемся сквозь мельтешение листьев. Хорошо, что мы все же выбрались. Обложной дождь чуть не заставил изменить планы. Лишь в последний момент я доверилась не всегда надежному прогнозу погоды. И не прогадала.
Открываю окно, чтобы впустить в дом свежий воздух. Рамы деревянные, выкрашенные белой краской, но их состояние вполне приличное. Створка отворяется без усилий. В комнату врываются сочные ароматы весны, отсыревшей земли и дымка. Тепло еще обманчиво. Некоторые топят печи…
Замечаю желтый плащ Леськи, мелькающий среди кустов сирени. Окидываю взглядом цветущие деревья, поросший травой сад и заброшенную клумбу с чудом пробившимися тюльпанами. Леська хохочет и тискает приблудившегося кота. Что-то рассказывает усатому. Гладит того маленькой ручкой. Милая глазу любой матери картина, но мой взгляд все равно соскальзывает дальше. Я всматриваюсь в контуры дома на соседнем участке, и сердце колотится чаще. Наверное, я пропащая, потому что эта картинка вызывает во мне гораздо больше трепета, чем предыдущая. Злюсь сама на себя.
Опираюсь двумя руками о подоконник и кричу:
– Лесь, смотри, далеко не ходи! Слышишь?
Та кивает головешкой. Тонкая шапочка съезжает ей на глаза, и она снова хохочет. Я тихо вздыхаю и принимаюсь разбирать пакеты с едой.
Не знаю, почему я решила, что Князев придет на ужин. Я его даже не приглашала. Более того, он вообще не в курсе, что мы уладили формальности с собственниками дома. И что я планировала приехать. Мы в принципе мало говорим на отвлеченные темы. В основном все беседы у нас о работе. За девять месяцев наших странных отношений мы лишь несколько раз ужинали в ресторане, а однажды, после выездного совещания, забрели с ним в музей.
 
Резонный вопрос, как такими темпами у нас вообще дошло до секса?
Я не знаю. Просто иногда ты понимаешь, что иначе не может быть. И подчиняешься этому факту, несмотря на надрывающийся внутри здравый смысл.
Была ранняя осень. Мы задержались на работе. Иван поднял взгляд и держал меня на нем, как на привязи, пока я сама не подошла и не опустилась перед ним на колени.
Может быть, он владеет гипнозом. Но с первого его касания я ощущаю себя выдрессированной под них. Настроенной, как радио, которое включаю, чтобы отвлечься от своих воспоминаний.
Черт! Я не должна об этом думать. Не должна углублять, мечтать и заниматься прочими глупостями. Но я все равно то и дело соскальзываю к мыслям о том, как это – быть его женщиной? Просыпаться с ним в одной кровати. Спрашивать что-то, пусть даже глупое. Вместе готовить ужин. Планировать отпуск. Да просто звонить ему по поводу и без. Когда соскучишься.
А я ведь обещала себе этого не делать! Клялась сохранять дистанцию, которую он сам без слов обозначил, и сопоставимый с его здоровый, мать его так, уровень вовлеченности.
Вспоминаю, что забыла включить холодильник. Исправляю ситуацию и, устало растерев лицо, выхожу из дома. Под ногами уютно поскрипывают деревянные ступени крыльца.
– Леся! Ле-е-есь? Ты где, моя хорошая? После кота нужно вымыть ручки. Он может быть лишайным… Ле-е-есь!
Он знает, что у меня сын и дочь. Но никогда их не видел. А я… Опять же это ошибка, но я хочу, чтобы Князев узнал меня и с этой стороны. Увидел нас вместе. Хотя бы с Леськой. Нику скоро двадцать, и поездка на дачу с матерью – это не то, о чем он мечтал. С друзьями – другое дело. Сынок уже поинтересовался, сможет ли сюда как-нибудь нагрянуть с приятелями на шашлыки. В принципе я не против. С головой у того все в порядке. И я знаю, что мне не будет за него стыдно.
Обхожу участок по кругу, но Леськи нигде не видно. Чувствую, как затылок сковывает холодом. Паника набрасывается на меня голодной псиной. Что ж я за дура? Ребенок находится здесь впервые, а я… Зажмуриваюсь, перебирая в уме все те опасности, что могли подстерегать шестилетку на участке в десять соток. Она могла упасть в колодец, если он есть. Провалиться в очистную яму. Но прежде, чем я окончательно схожу с ума, слышу Леськин звонкий смех. От облегчения слабеют колени и мурашки выбираются из своих укрытий. А может, виной всему хриплый голос, что вторит голосу моей дочери.
Оглядываюсь в попытке понять, откуда идет звук, и замечаю, наконец, почти заросшую тропинку. По ней уже бегу.
– … а он возьми и убеги! А я за ним… Думаю, назову его Шустрик.
– Хм… А ты не думаешь, что твои родители будут против?
– Чего?
– Против кота.
Замираю за раскидистой елью, наблюдая удивительную картину. Я ни разу не видела Ивана в обычной одежде. Я вообще слабо представляю его без костюма. Точнее, голого я его представляю очень хорошо, но вот чтобы в спортивном… Это что-то новенькое. Ему идет. Он выглядит… расслабленнее, чем когда-либо.
– Нет. Он хороший, – трясет Леська рыжими кудряшками и добавляет: – Я Леся. А там – наша… – хмурит рыжие бровки, вспоминая нужное слово: – Дача.
– Твоя мама не будет беспокоиться, что ты ушла?
Князев наклоняет голову к плечу и смотрит на Леську удивительно тепло. Я сглатываю. Может, я не зря решила их познакомить?
– Мама готовит обед.
– А ты ей не помогаешь, значит?
На лице Леськи читается не абы какой мыслительный процесс. В конечном счете, она беззаботно отмахивается от вопроса рукой:
– Нет. В готовке нет ничего сложного.
– Правда?
Мой пульс подскакивает до каких-то совершенно запредельных отметок, потому что он в самом деле… в самом деле улыбается.
– Конечно! Идет пар – готовится. Пошел дым – готово.