Терпкий аромат полыни
— Я не хотел ничего плохого. Даже не думал, что кто-то заметит. Нас всех вывезли наружу в креслах, как стариков, и я не мог больше этого выносить. Когда сиделки отвернулись, я от них убежал. Страшно хотел полюбоваться на это место. Из окна кое-что видно, и там так красиво, что сил нет. Зелень, трава и розы. Господи, если бы это увидела моя матушка, она бы решила, что умерла и попала в рай.
— Вы любите розы, капитан?
— Я думал о матушке. Она сажает цветы, больше — розы, но у нее ничего не выходит. Там, где мы живем, дождя выпадает всего шесть дюймов [4] в год. Маловато для хорошего сада, но она все равно старается. Если бы она это увидела, то просто разрыдалась бы.
— А где вы живете? — спросила Эмили.
— За Бурке. В захолустье. Посреди чистого поля. На дальнем западе Нового Южного Уэльса. Ближайший к нам город — Тибуберра, тот еще центр цивилизации.
— И чем занимается ваша семья? — Она поняла, что говорит точь-в-точь как мать.
— Мы фермеры.
— Фермеры? Разве можно заниматься земледелием, если у вас совсем не бывает дождя?
— Мы разводим овец. — Молодой человек усмехнулся.
— Овец? Разве им не нужна трава?
— Трава там есть, но немного. Не такая зеленая, как здесь, но они как-то выживают. Одна овца на акр [5] примерно.
— Одна овца на акр? — Эмили не сразу поняла, что он имеет в виду. — И сколько же у вас овец?
Он задумался, наморщив лоб.
— Я не уверен. Тысяч двадцать или около того.
— Двадцать тысяч?! Что же, у вас двадцать тысяч акров?!
— Больше. Впрочем, эта земля все равно ни на что не годна.
— Наверное, до ближайших соседей несколько миль?
— Пятьдесят.
— Пятьдесят миль?! [6]
Он кивнул и улыбнулся, заметив ее недоверие.
— Вам там не одиноко? А если понадобится врач?
— Мы сами справимся с болезнью, ну… или умрем. Если живешь там, быстро учишься делать все сам. Мы сами стрижем овец, у нас своя кузница и так далее.
— О боже! — изумилась Эмили.
— А что до вашего второго вопроса, то, полагаю, матушке действительно там одиноко. У меня две сестры, и, когда мы, мелочь, были дома, ей было лучше. А потом нас всех отправили в школу. А после сестры остались в городе. Одна сама стала учительницей, а другая вышла замуж и завела ребенка. Мама не хотела посылать меня в школу. Я же младший. Ее малыш. Но отец настоял. Он считал, что его сын должен получить образование, чтобы управлять хозяйством.
— Хозяйством?
— Мы так называем свои фермы. Овцеводческое хозяйство.
Она кивнула.
— Матушке пришлось нелегко, когда я уехал в школу. И совсем уж тяжело, когда я завербовался в армию и уплыл в Европу. Я сражался в Галлиполи вместе с анзаками. [7]
— Я слышала, что там были страшные бои.
— Да уж, поверьте. Настоящая резня. Мне повезло. Потом я решил, что корчиться на пляжах — это для дураков, и записался в Королевский летный корпус. Ну, так он тогда назывался. Теперь мы стали Королевскими военно-воздушными силами, ну или мне так сказали.
— А вы летали до этого?
— Честно говоря, нет. Но я мог завести вообще любую колымагу и решил, что быстро научусь. Тогда хватались за любого парня, у которого хватало духу попробовать, а у меня все сразу вышло, будто я для этого и родился.
— А каково это — летать на аэроплане? — спросила Эмили.
— О, это удивительное ощущение. Ты становишься свободным и легким, как птица. А когда глядишь на землю с высоты, то домики под тобой как будто игрушечные. — Капитан усмехнулся. — Вот только долго смотреть по сторонам не приходится, потому что враг может появиться отовсюду. А если уж он возник, то начинается настоящая драка. Ты крутишься, пикируешь, разворачиваешься и все время палишь в него, пока кто-то из вас первым не загорится.
— Какой ужас… — Девушка поежилась.
— Совсем нет. Если идет война, то лучше уж воевать таким образом. По меньшей мере в воздухе сражаются по-джентльменски. Человек против человека. И если ты гибнешь, то гибнешь с честью.
Эмили не нашлась с ответом.
— Послушайте, — сказал он, — я не могу болтать с вами, не зная вашего имени.
— Эмили. Эмили Брайс. А вас как зовут, капитан?
— Меня зовут Робби Керр, но дома все называют меня Блюй, синим.
— Почему?
— Потому что я рыжий.
— Вы надо мной смеетесь. — Она почувствовала, что краснеет.
— О нет. В Австралии всех рыжеволосых парней называют Блюй.
— Какая странная страна.
— Нет-нет, — покачал головой Робби, — она чудесная. Там много земли, много солнца, и всем плевать, герцог ты или трубочист. Но там, где мы живем, женщинам не место. Там нет ни магазинов со шляпками, ни изящных гостиных, ни даже других женщин поблизости, с которыми можно было бы поговорить. Поэтому я так хотел получше разглядеть этот сад и наконец написать матушке хоть что-то хорошее. Последнее время ей доставались только плохие новости. Галлиполи, ранение во Франции… — Он смотрел мимо Эмили, на лужайку. — А теперь я напишу о цветах. Ей понравится.
— Вы хороший сын.
— Стараюсь, — лукаво улыбнулся он.
— Но разве вам можно вставать и вот так разгуливать?
— Наверное, нет. Врачи волнуются, что в ожоги попадет инфекция. Аэроплан загорелся, понимаете ли. И ногу я сломал.
— Тогда вам точно нельзя гулять. Разве у вас нет костылей?
— Есть, но я их бросил на той стороне.
— Робби, немедленно вернитесь! Вы должны отдыхать!
— Нет, я должен тренировать ногу. В госпитале мне дали всякие упражнения. Правда, лазать через изгородь не велели. Я увижу вас снова? Ваше появление — единственное светлое событие в моей жизни. А так я целыми днями смотрю на жутких старых матрон вроде сестры Хаммонд.
— Вы назвали ее старой коровой.
— Было дело, — ухмыльнулся молодой человек, — простите. От боли я могу забыть о хороших манерах.
— Боль тут ни при чем. Вам нравится над ней шутить.