Очень хотелось солнца

– Пробки… пробки… – Женщина старательно морщила лобик, проснувшаяся собачка заинтересованно крутила головой, переводя взгляд с Николая на хозяйку и обратно – так, словно понимала, о чем разговор. – А как это должно выглядеть?
– М-м, – опять затруднился Николай. – Счетчик! Где у вас счетчик установлен?
– Счетчик? – Лилия Ивановна была не на шутку удивлена. – Какой счетчик?
Николай испытал резкий приступ раздражения: он не знал, что делать с этой феноменальной глупостью.
– Ах ты господи. И Марьи Петровны нет, не спросишь, – распереживалась Лилия Ивановна.
– Вы позволите, я посмотрю в коридоре.
И, не дожидаясь разрешения, Николай направился к входной двери.
– Стойте! – взвизгнула женщина. – Если вы его найдете, мне же будет темно. Я сейчас возьму свечку.
– Еще один «вечер при свечах», – раздраженно пробормотал он, увидев на стене искомый прибор и пробки над ним. – Везет же мне… вляпываться…
Он выкрутил пробки – из кабинета снова раздался резкий женский визг. Собачка пулей вылетела из комнаты и стала отчаянно лаять на включившего фонарик Николая. Во всем этом сумасшедшем гвалте Николай терял остатки терпения, но изо всех сил старался держать себя в руках.
– Смотрите! – Теперь он, уже не церемонясь с ковром, прошел напрямик. Поднял Лилию Ивановну из кресла, вложил в ее руки свой фонарик. – Вы мне должны посветить вот так. Сможете?
– Как? Как, подождите, как? – Лилия Ивановна была просто в отчаянье.
– Да это же очень просто: направьте свет вот сюда, чтобы мне было видно, что я делаю. Но это же не трудно?
Он пристроил фонарик в руках Лилии Ивановны и полез за отверткой. Узкий луч дергался и прыгал, но Николай не стал уже поправлять и начал снимать розетку.
– Вы понимаете меня? – вдруг тихо спросила Лилия Ивановна.
– Что?
Фонарик дернулся, и свет ушел резко в потолок: женщина опять зарыдала, а собачка заскулила, и Николай понял, что такими темпами ему придется тут заночевать.
Он решительно подошел к плачущей женщине, взял из ее рук фонарик, передвинув стул, приспособил свет так, чтобы видеть, что делает, и занялся контактами.
Лилия Ивановна рухнула в кресло.
– Он ушел, понимаете, ушел! И его уже больше месяца нет дома!
Собачка стала забираться к хозяйке на руки, но та ее довольно бесцеремонно стряхнула.
– Нет… я тоже не смолчала… я сказала ему, что он мог бы и вызвать мастера, а не перекладывать все, что происходит в доме, на меня… Но он ушел… понимаете. Он ушел от меня… Я уже которую ночь не могу уснуть после всего случившегося. У меня болит и болит поджелудочная…
Николай молча копался в контактах.
– Я… я весь этот месяц прямо совершенно потерянная… Брожу, брожу по комнатам… Прихожу вот сюда, в библиотеку. И сижу… плачу…
Пауза явно предполагала, что Николай должен что-то сказать.
– И вы не знаете, где он и что с ним?
Ему это было совершенно неинтересно, однако он чувствовал, что женщине сейчас требуется какое-то сочувствие.
– Нет! Вы понимаете! Нет! Я обзвонила всех знакомых… я Марью Петровну заставила съездить на дачу – думала, может, он туда уехал… Она обошла весь дом, весь участок, даже в сарай заглянула, ну мало ли…
В ушах Николая включился «белый шум»…
– Но самое главное! Самое главное я вам не сказала!
Николай мысленно охнул…
– Через три дня он приехал, ни слова мне не сказал, прошел в свою комнату и все забрал. Все свои вещи. Представляете? Все! Погрузил в такси и уехал!
Тон рыданий и так был высок, но оказалось, что Лилия Ивановна может и выше.
– Я как стояла, так и села в кухне… Но согласитесь, оставить меня одну под Новый год – это же жестоко! Жестоко! Марья Петровна уже ведь и елку купила, она стоит на балконе, и у меня просто нет сил ее наряжать…
Николай уже прилаживал розетку на место, когда Лилия Ивановна бросилась к нему и схватила за руку:
– Скажите, скажите, ну за что он меня так наказывает? Что такого я ему сделала, за что он так со мной поступил?!
Розетка выскочила у Николая из рук и снова повисла на проводах.
– Он же больную жену бросил… А если я без него умру?
– Вы знаете… Вы успокойтесь… Я все же с электричеством работаю, – строго сказал Николай.
Женщина отпрянула, собачка спряталась за ее юбку и взлайнула.
– Вы не понимаете… – Лилия Ивановна покорно отступила к креслу, но говорить и рыдать не перестала: – Ведь он знает, что я болею… Серьезно болею. И даже в голову не пришло обо мне позаботиться. За этот месяц даже не позвонить, не спросить, жива ли я?
Лилия Ивановна снова рухнула в кресло, высморкалась, взяла собачку на руки и спрятала в ней свое лицо.
– Я вам очень сочувствую, – выдавил из себя Николай, стараясь поскорее приладить розетку на место в опасении новых активных проявлений истерики Лилии Ивановны.
Но ее голос внезапно окреп, и в нем проявились металлические нотки:
– Но вы представляете! Позавчера звонит мне сын и говорит: «Мам, папа уже месяц как у нас… ты не хочешь забрать его назад? Вы что, поссорились, что ли? Ты бы позвонила ему… Анна моя смущается… Мы совершенно не собирались жить с родителями». Представляете? Он улетел в Ленинград к сыну!
– В Санкт-Петербург, вы хотели сказать? – чуть улыбаясь, переспросил Николай.
Лилия Ивановна на секунду замерла, растерянно хлопнула круглыми глазками, ударила себя по лбу увешанной перстеньками костлявой ручкой и тихо засмеялась:
– Ох, я все время путаю. Не привыкла еще. Всю мою жизнь, знаете ли вы, он Ленинградом был. Так вот он поехал к сыну в этот самый Санкт-Петербург, и сын не догадался раньше мне позвонить!
– Ну, вот видите, жив-здоров, – пробормотал Николай исключительно потому, что надо было что-то сказать. – А это самое главное.
– Нет, вы можете в это поверить? Он еще имел наглость орать на сына и его жену! Прилетел, накричал на сына, что тот двери долго открывал, и побежал на кухню – овощи на пару́ готовить. Он, понимаете ли, с этим перелетом, наверное, выбился из графика диеты – он же все, буквально все по расписанию делает, по часам, минута в минуту и ни секундой позже. А тут такой перерыв… А сын его спрашивает: «Папа, а ты один прилетел? А мама где?» А он ему: «Интересно – позвони и узнай у нее». И в комнату. Сын говорит, я в комнату дверь открываю спросить, что случилось, а он меня прям выпихивает и орет: «Дверь закрой! Пошел вон!» Кошмар, конечно! Просто кошмар! Такое поведение! И все на глазах у сына и невестки! Так неудобно перед женой сына… Это я ко всему привыкла, я с ним целую жизнь прожила… А ей каково?