Кольцо Олимпа (СИ)

Лишь ближе к вечеру, когда были поданы последние заказы, Мадлин, не говоря ни слова, сложила свою перепачканную одежду в корзину для прачечной и молча удалилась в раздевалку. Там она хотела было поскорее одеться и уйти, но потерянно присела на лавочку и опустила голову. Все тело гудело от усталости, а сердце до сдавливающей боли колотилось о ребра в тревожном ритме. Его удары отдавались в пересохшем горле, и Мадлин пообещала себе, что заедет в аптеку за каким-нибудь успокоительным. Или сразу за снотворным.
— Тебе чем-нибудь помочь? — тихо спросила Никки, присев рядом и не решаясь задавать личные вопросы.
Мадлин медленно подняла на нее глаза и отрицательно покачала головой.
— Спасибо, что выручила с солью. Пусть и ненадолго.
— Надеюсь, этот бардак на складах закончится быстро. Ты не поверишь, но в супермаркетах все смели! Я смогла урвать последнюю пачку в четвертом магазине, причем в пригороде. Не пойму, у нас что, война началась?
Мадлин с горечью прикрыла глаза, чувствуя, как тугой комок перекрывает ей дыхание. Война действительно началась. Только не здесь и не для них. Они останутся без какой-то чертовой соли, а там, куда она не доедет и не долетит, все может закончиться тем, что неустанно сопровождает любую войну — смертью. И кому она выпадет — легкая или мучительная, — не предугадать. И даже не узнать.
Девушка поспешно встала, ощущая, как на нее накатывает удушающая паника, и торопливо стала одеваться. Бежать, куда угодно, только бы отпустило легкие, только бы не давило так сильно. Весь воздух помещения казался ей вязким и тяжелым. Она в пару движений натянула мотокуртку и шлем и, уже почти выходя, сжала руку Никки, которая напряженно за ней наблюдала.
— Все будет хорошо, — сказала Мадлин ей на прощание.
Идиотскую фразу из глупых сериалов, которую сама ненавидела и никогда не произносила. Но именно сейчас ей хотелось влить эти слова масляным эфиром себе в уши, чтобы хоть как-то обмануть свое сознание и дать себе передышку. «Кавасаки» недовольно рыкнул, когда она слишком резво выехала с парковки, торопясь в поток, в скорость, в движение. Она направилась к ближайшему шоссе и бездумно помчала вперед, слушая гулкий шум шлема.
Прошло уже почти двенадцать часов с тех пор, как марсиане покинули Чикаго. Оделись в самый свой надежный и прочный экип, покидали в рюкзаки сменные вещи и оружие и сорвались прочь. Последней, кто их видела, была Чарли, к которой они заехали, чтобы Винни попрощался и все объяснил. Перед тем, как покинуть квартиру, Тротл перевернул ее мобильный телефон и указал на едва заметную выпуклость черного цвета, которой раньше Мадлин не видела.
— Я успел установить тебе селективный передатчик, ориентированный на наши внутригалактические спутники. Мы пользуемся такими, чтобы иметь связь с нашей планетой. Теперь ты сможешь писать мне и получать мои сообщения. Рядом с моим контактом у тебя теперь появилась особая опция выбора связи. Нажимаешь на строку с цифровой кодировкой, которую я уже вбил, и отправка текста пойдет по внеземным каналам. Не уверен, что буду в доступе, но я постараюсь давать о себе знать. Обещаю.
Прощание было коротким и спешным. Даже сейчас Мадлин все еще не осознавала, что ее шерстяного мужчины больше нет на этой планете. Что он там, откуда может больше никогда не вернуться. Все казалось, ребята снова умчали на ставшие такими привычными поиски энергетически аномальных зон в окрестностях Иллинойса, с помощью которых Тротл надеялся прощупать полярные хвосты от того секретного измерения, где скрылся из лаборатории Лимбургера доктор Карбункул. Им всем не давало покоя то, что этот психопат продолжал оставаться на свободе в никому неизвестном временном и физическом пространстве и мог наворотить много бед. Только вот теперь некому было завершить начатое. Где бы Карбункул ни был, его там никто не отыщет.
Несмотря на то, что до секретного портала в Кабетогаме, откуда вел прямой ход на красную планету, ребята домчали часов за шесть-семь, Тротл так и не написал: ни с Земли, ни с Марса. И Мадлин оставалось лишь гадать, добрались ли они до родины, и что их там встретило. Полная, тотальная неизвестность, которая пугала еще сильнее. Голова полнилась бессмысленными словами «а вдруг», «а если», «а может». И бороться с ними становилось все сложнее.
 
Мадлин не знала, сколько времени она каталась по шоссе туда-сюда, пытаясь хоть как-то совладать с тоской, но датчик топлива недовольно замигал красным. Пора было возвращаться и заправляться.
Домой совершенно не хотелось заходить. На пороге ее встретила давящая тишина и пустота. Она бездумно прошла на кухню и зацепилась взглядом за торопливо помытые кофейные чашки, сложенные марсианами возле мойки. Что с ними сделать? Оставить, как напоминание о том, что они живы и пили этот кофе вот в этой самой квартире? Или убрать на полку и больше не доставать за ненадобностью? Куда девать недочитанный журнал о мототехнике, который Винни листал на диване вечерами, что проводил не с Чарли? Так и оставить его на краю журнального столика рядом с надорванной пачкой орешков?
А домашний свитер Модо, который так и продолжал висеть в прихожей, снятый впопыхах перед какой-то поездкой за город пару недель назад? Оставить на вешалке, чтобы он создавал иллюзию присутствия, или постирать и убрать в шкаф в надежде, что его хозяин вернется и снова наденет его каким-нибудь особенно холодным зимним днем?
Но больший ужас Мадлин охватил, когда она зашла в свою спальню. В их спальню. Она была пропитала живым теплом Тротла, его ни с чем не сравнимым запахом, его привычками и даже нет-нет, да оброненными палевыми шерстинками. Куда деться от удушающей тоски в этих застывших декорациях к ее так резко закончившемуся счастью? Как теперь жить дальше, не зная, жив ли тот, кто стал ее частью, ее светом, ее домом? Как переждать возможные годы войны, когда каждая минута была невыносимой? Как вообще дожидались люди своих близких, ушедших на фронт? В любой земной войне они хотя бы как-то узнавали о происходящем. У нее же не было никакой связи с Марсом. Телефон упорно молчал, а это означало одно: Тротлу не до сообщений.
Мадлин честно попыталась проглотить хоть какой-то ужин, но желудок категорически не принимал. Все казалось картонным и встающим поперек горла. Темнота подбиралась душащими щупальцами изо всех углов. Сна не было ни в одном глазу, несмотря на тяжелый долгий день. Когда Мадлин совсем измучалась, она набрала номер Чарли.
— Ты не спишь? Можно я приеду? — без предисловий, на одном дыхании произнесла девушка.
— Разумеется, — тепло отозвалась Чарли. — Я приготовлю тебе комнату. Сама доберешься?
— Куда ж я денусь, — вырвалось у Мадлин, и она прикусила губу, пытаясь не разрыдаться.
Теперь ей не хватало только говорить фразами Тротла.
У Чарли ей немного полегчало. Может быть, присутствие хоть кого-то рядом сыграло свою роль, может быть, то, что в той квартире было слишком тяжело оставаться. Поэтому, когда Чарли без разговоров отвела ее на кухню и поставила перед ней тарелку с сырным супом, Мадлин смогла относительно спокойно поесть. Правда, вопросительно указала взглядом на суп.
— Так, ничего особенного, — отмахнулась подруга, выключая основной свет на кухне и оставляя лишь небольшую лампу над обеденным столом. — Винни распробовал, вот иногда готовлю для него. Раньше нос воротил от сыра, но стоило мне спросить, как он тогда ест пиццу, не моргнув глазом, он поутих и даже соизволил отведать этот суп. Ну и аргументы против закончились. Я тоже неплохо стряпаяю, — и она невесело улыбнулась, сидя напротив Мадлин и подперев голову кулаком.
— Это первое, что я съела за сегодня, — вздохнула Мадлин. — Очень вкусно!
Чарли несколько мгновений смотрела на девушку, и в ее всегда дерзких зеленых глазах промелькнула какая-то досада или горечь. Она тряхнула непослушными прядями отросших темных волос и произнесла:
— Надеюсь, впредь ты не станешь себя так изводить.
Мадлин удивленно подняла на нее глаза, пытаясь понять, шутит та или нет.