Это падение

Кэсс я тоже написала. Она попросила не спешить с возвращением – не потому, что не будет скучать по мне, а потому, что в мое отсутствие она будет ночевать с Таем. Я бы тоже не отказалась провести эти ночи с Нейтом, который остался в своей комнате один, и немножко завидовала Кэсс.
Рано утром меня поднимает аромат папиной яичницы с сосисками. Я отвожу чемодан с грязными вещами к прачечной комнате. Надеюсь, кто-нибудь его заметит. И когда вхожу в кухню, папа ставит для меня тарелку.
– Смотрю, ты привезла мне стирку, – замечает он.
– Мне в этом деле с тобой не сравниться, – улыбаюсь я, наливая на тарелку соус.
– Да-да, твоя мама тоже так говорит. По-моему, вы двое сговорились с целью сделать меня домовитым.
– Милый, ты родился домовитым. Потому я и вышла за тебя замуж, – с улыбкой отвечает мама и, сев на стул рядом со мной, набрасывается на завтрак. – М-м-м. Эй, что это? – тянет она за рукав футболки Нейта, и я тотчас заливаюсь краской. Не знаю, как это объяснить, а лгать не умею.
– Бейсбольная футболка, – отвечаю я и поспешно напихиваю в рот еды.
Мама с подозрением выгибает бровь и, когда папа поворачивается к нам спиной, шепчет:
– Это мужская бейсбольная футболка.
Улыбнувшись, пожимаю плечами и продолжаю жевать, старательно не глядя ей в глаза. Стоит нашим взглядам встретиться, и я все выложу. Наверное, это у нее профессорское.
– Хм, поговорим об этом позже, – отступает мама.
До чертиков надеюсь на обратное!
Папа ставит мою одежду стираться, а мама в гостиной устраивается в большом глубоком кресле со стопкой работ для проверки. Обычно в это время я смотрю по телевизору фильм или матч, но сегодня ничего не вызывает у меня интереса. Я привезла с собой кое-что почитать, поэтому открываю учебник по философии на главе про логику и рассуждения.
Я читаю минут тридцать, но мыслями постоянно возвращаюсь к мобильному, ожидая, когда в Оклахоме наступит полдень. Как быстро моя жизнь сосредоточилась вокруг оклахомского времени. Мама поглощена работами своих учеников, поэтому, дождавшись нужного часа, я подхватываю учебник и возвращаюсь к себе в спальню, чтобы написать Нейту.
Подобрать правильные слова оказывается непосильной задачей. Последние сорок восемь часов я думала только о нашем поцелуе – и о том, как сильно хочу его повторить. Но не могу же я писать об этом. Ну, то есть, наверное, могу. Но мне несвойственна такая откровенность.
 
«Как прошел турнир?»
 
Вот на чем я остановилась. Глупее этих трех слов не придумать. Прямо-таки спортивный репортер. Я просмотрела расписание матчей, ожидая вылета в аэропорту, и знаю, что сейчас перерыв между играми. Макконнелл играет сегодня, и я надеюсь перехватить Нейта во время обеда.
Спустя пять минут ожидания я уже как на иголках. Чтобы отвлечься, вытаскиваю свою сумочку и начинаю рыться в ней, выгребая старые чеки и ненужное барахло. Натыкаюсь на визитку мамы Нейта и решаю зайти на ее сайт. Вбиваю адрес, и на экране появляется серия фотографий причудливой металлической скульптуры ярких цветов из переплетенных тел – людей и животных. Никогда не видела ничего подобного.
У мамы Нейта три художественных галереи: одна – в Новом Орлеане и две – в Калифорнии. Чем больше страниц я листаю, тем сильнее впечатляюсь. Своими руками я бы никогда в жизни такое не сотворила. Помешали бы извечные сомнения и волнение. У всех скульптур Кэти своя история. Подписей у фотографий нет, но я вижу эту историю сама: читаю ее в каждом изгибе металла, в каждом нюансе.
 
«33! Уже соскучилась?»
 
Сообщение Нейта возвращает меня в реальность, а игривый тон тут же вызывает на лице улыбку.
 
«Пока нет. Спроси об этом вечерком, может, к тому времени и соскучусь».
 
Отсылаю сообщение и сразу жалею об этом. Вряд ли Нейт оценит мою шутку после того, как пообещал меня ждать. Я уже собираюсь написать, что пошутила, когда приходит ответ:
 
«Да я тоже по тебе не скучаю. Чего не могу сказать о своей футболке. Протупил. Надо было дать тебе футболку Тая».
 
Какое облегчение, что он отшутился. Не сдержавшись, смотрю на пересекающую грудь надпись на футболке, провожу ладонями по ткани, которая до меня обтягивала торс Нейта. Она все еще пахнет им, его одеколоном, и мне хочется утонуть в этом запахе.
 
«Лучше бы и дал. Может, его футболки не так воняют».
 
В ожидании ответа оттягиваю ворот и глубоко вдыхаю обожаемый аромат. С губ не сходит улыбка.
 
«Неудивительно. Я ж повалялся в дерьме, прежде чем отдать ее тебе. Так что знай, чем ты пахнешь теперь».
 
Нейт так шустро отвечает, что его сообщение вызывает у меня взрыв смеха, и я быстро закрываю рот рукой. Не хочу, чтобы наше общение прервали родители. Хочу лежать здесь все оставшиеся выходные и переписываться с Нейтом.
 
«Шучу. В дерьме обычно не валяюсь».
 
Снова смеюсь. Я скучаю по нему. Сильно скучаю. И это приятное чувство. Жаль, у меня нет фотографии Нейта. Раздумывая над ответом, гуглю его в интернете. Открываются фотографии с бейсбольных матчей, на которых он чаще всего в защитной маске, но я везде узнаю его и, глядя на снимки, сижу со слегка поехавшей головой.
 
Я: Только что погуглила тебя.
Нейт: Жуть какая. Написать, что ли, заявление в полицию?
Я: Хотела убедиться, что, пока меня нет, ты не объявишься на страницах таблоидов с какой-нибудь фифой.
Нейт: Если только с Пейдж. Помог ей перенести вещи в дом сестричества.
Я: Это так мило с твоей стороны. Не пялься на ее буфера!
Нейт: Ты же знаешь – я ценитель буферов.
Я: Ну да. Я в курсе.
Нейт: У тебя красивые буфера.
Я: Боже!
Нейт: Прости, я не хотел.
Нейт: Не-а, хотел.
 
Во время нашей переписки я забираюсь под одеяло. Нейт заставляет меня краснеть приятнейшим образом. От возбуждения сердце, кажется, пульсирует во всем теле, и это ощущение упоительно. Я не знаю, что это за чувство, но оно мне безумно нравится, и его вызывает Нейт.
 
Я: Ты можешь говорить?
Нейт: Уже набираю твой номер.
 
И это правда: мобильный звонит, как раз когда я читаю его сообщение. Сердце на секунду сбивается с ритма.
– Привет, – говорю я. Закусываю губу и зарываюсь лицом в подушку. Мне безумно хочется услышать голос Нейта и в то же время боязно, поскольку я не знаю, что сказать.
– Буфера, – мигом разбивает лед Нейт, и мы оба смеемся. Теперь я скучаю по нему еще сильнее. – Прости, я должен был тебя переиграть. Ты же меня знаешь.