Это падение

– Не включай свет, – прошу срывающимся голосом, сдерживая готовые хлынуть слезы. – Я… не хочу, чтобы ты видел меня.
 
Нейт
Ее голос звучит чертовски душераздирающе, он заставляет меня замереть на месте. Я не видел никого красивее, и мысль о том, чтобы касаться ее и не видеть – не видеть не только тело, но и лицо, и губы, и трепещущие веки, – мучительна. Но ее просьба, почти мольба, оставить нас во тьме значит что-то важное.
– Ты прекрасна, – говорю я, отстранившись, чтобы ласково погладить ее щеку и подбородок. Роу льнет к моей ладони, прикрывает глаза.
– Ты ошибаешься. – Она сдвигается на постели назад, пока не прижимается спиной к стене. Подтягивает колени к груди, утыкается лицом в ладони и плачет.
Мне ненавистно то, что Роу считает себя некрасивой. И ненавистно, что она потеряла два года жизни из страха и чувства какого-то долга. Но Роу должна понять, насколько красива. Я забираюсь на постель рядом с ней и притягиваю ее к себе на колени, сцепляя руки так, чтобы она не вырвалась. Роу доверчиво прижимается ко мне.
Вот что я имел в виду, сказав «я подожду». Я не жду от нее полной отдачи себя, прямо здесь и сейчас, сразу и целиком. Я буду ждать и радоваться каждой частичке ее души, которой она захочет поделиться со мной. И если ей нужно сначала собрать себя из этих частичек целиком, то так тому и быть.
Я жду. Жду, когда у нее успокоится дыхание и перестанут течь слезы. Жду, пока она грызет свои ногти, уставившись в никуда, пытаясь мысленно убрать возникшую на пути преграду, чем бы та ни была. Жду, когда она посмотрит на меня, глубоко вздохнет и расскажет мне свои секреты. И ждал бы вечность, но не приходится. Потому что Роу смотрит на меня, дрожа, готовая взглянуть в глаза своим демонам.
– Мое тело… – начинает она и умолкает. Высвобождается из моих объятий и садится напротив. – Я живу с постоянным напоминанием о случившемся. Поэтому не принимаю душ вместе со всеми. Поэтому не ношу топики. И даже когда шрамы скрыты… Я знаю, что они есть. Я их чувствую.
Роу обнимает себя, и до меня доходит: это не просто нервный жест. Так она напоминает себе о том дне, о Джоше… наказывает себя, если терзается виной за то, что забывает его.
– Покажи мне, – прошу почти шепотом, удерживая ее взгляд, умоляя доверять мне, любить меня.
– Я покажусь тебе уродливой, – чуть не плача отвечает Роу.
– Никогда.
Она долго смотрит мне в глаза, и я не отвожу взгляда. Ни за что не дрогну. И буду ждать столько, сколько потребуется. Роу перестает себя обнимать. Опускает руки на колени, берет футболку за край и снимает. Я не смотрю вниз, я смотрю ей в лицо. Не хочу, чтобы она пугалась или смущалась. Я опущу взгляд лишь с ее позволения. Замечаю лишь, что под футболкой обтягивающая черная майка, но стоит первой оказаться на полу, как Роу начинает и вторую стягивать через голову. В ее взгляде читается откровенный ужас.
Я не знаю никого смелее Роу. Мне пока еще неизвестно, что она скрывает, поскольку без разрешения я по-прежнему не опускаю взгляда, но я вижу происходящую в ней борьбу, пока она молча говорит со мной глазами. В моем поле зрения лишь тонкая черная лямка и кружевной край лифчика. Роу судорожно, рвано дышит, будто тонет. Но я не останавливаю ее. Если бы она была не готова, если бы она захотела, то остановилась бы сама. Роу проверяет себя: достаточно ли она сильная. И я должен помочь ей в этом.
Глядя мне в глаза, Роу берет мою руку и подносит к лицу. Целует костяшки пальцев, переворачивает ладонь и прижимается к ней щекой. Закрыв глаза, медленно кладет мою ладонь на свой бок, накрывает своей и снова смотрит на меня.
– Вот какая я, – пожимает Роу плечами. – И буду такой… всегда.
Я незаметно сглатываю и контролирую свое дыхание: не хочу, чтобы она думала, будто я боюсь посмотреть на нее. Не хочу, чтобы она неправильно поняла малейшее мое движение. Подняв свободную руку, провожу большим пальцем по щеке Роу, стирая последние слезы. Потом не спеша скольжу взглядом по ее плечу и руке, пока наконец не вижу то, из-за чего она считает себя «уродливой».
Самый заметный шрам – глубокий и красный, длиной не менее восьми дюймов, – находится сбоку. Я почти уверен, что он – хирургический. Его окружают шрамы поменьше и не такие глубокие. Их оставили прошившее тело пули и осколки.
Роу отпускает мою ладонь и прожигает меня взглядом, ожидая, что я отдерну руку и сбегу. Но я не спешу убирать ладонь и никуда не уйду. Я впервые в жизни на сто процентов уверен, что нахожусь там, где и должен быть. Я медленно скольжу ладонью по неровной коже, прослеживая большим пальцем линию, идущую к груди. Затем осторожно отрываю руку от тела Роу. Она вздрагивает, лишившись теплого прикосновения.
– Тшш, – шепчу успокаивающе. Целую подушечки своих пальцев и касаюсь ими красивой, покрытой шрамами кожи, перенося на них поцелуй.
Роу дрожит. Наклонив голову, я вижу в ее глазах слезы. Подаюсь вперед и сцеловываю их, затем накрываю губы поцелуем и бережно опускаю Роу на постель.
Теперь она лежит подо мной, и, нависнув над ней, я сначала покрываю поцелуями ее шею, а потом кожу возле лямки бюстгальтера. Роу выгибается, когда я приближаюсь с поцелуями к груди. Я наслаждаюсь этими мгновениями, в которые тело Роу откликается на ласку, желая большего, а сама Роу позабыла о своих страхах.
Я целую ее грудь через мягкий материал, касаюсь губами и щекой сосков, опаляю их своим горячим дыханием. Прокладываю дорожку из поцелуев от соска к соску и веду ее вниз, медленно спускаясь к шрамам. Тело Роу напрягается.
– Каждая. Частичка. Тебя. Прекрасна. – Мои губы касаются длинного шрама, и у Роу сбивается дыхание. Я ласкаю и целую все шрамы на ее теле, лелея каждый дюйм кожи.
Когда я возвращаюсь к лицу Роу, ее щеки залиты слезами, и она больше не сдерживает своих чувств. Зарывшись пальцами в ее волосы, прижимаюсь губами ко лбу. Роу вздрагивает, плача и тяжело, прерывисто дыша, а я просто держу ее в своих руках и жду, когда она успокоится и постепенно заснет.
Это… любовь.
    
20. Роу
Пробуждение в объятиях Нейта было сродни началу совершенно новой жизни. Последние два года без снотворного я засыпала всего несколько раз. Обычно это случалось, когда я заболевала чем-то вроде гриппа и не могла принять свои лекарства. С Нейтом же мне не нужны таблетки. Он – мое плацебо.
Распахнув веки, я встретила его взгляд. Нейт сказал, что сам проснулся пару минут назад, но у меня ощущение, что он смотрел на меня намного дольше. Вчера я так и не приняла душ и теперь чувствую себя грязной, но мне не хочется смывать с тела поцелуи Нейта. Это желание – сохранить на коже след от его поцелуев – кажется детским. Но мне все равно.
Перед занятиями я проскользнула к себе в комнату и переоделась в стенном шкафу, не разбудив при этом ни Кэсс, ни Тая. Даже несколько секунд полюбовалась ими, довольная результатом своих рук, а потом побежала на первую пару.