Это падение
Воссоздать вечер выпускного бала было непросто, и совершенно нереально было отвести Роу на настоящий бал, поэтому я сделал то, что в моих силах: подготовил все милые глупости, сопровождающие этот праздник. Первой нашей остановкой стал «Оливковый сад» – именно такое местечко старшеклассники принимают за роскошный ресторан. Поужинав пастой и хлебными палочками, мы с Роу снова сидим в лимузине, сонно переваривая гору поглощенных углеводов.
– Ладно, признаю, это было довольно забавно. – Роу скрещивает в машине длинные ноги, вводя меня этим в транс. – Что будем делать дальше?
– А?.. Что?.. – встряхиваюсь я.
– Ты глазеешь на мои ноги. – Она дразняще приподнимает на бедрах подол платья.
– Не начинай того, что не собираешься доводить до конца, Роу. Я могу в любую секунду поднять перегородку между водителем и нами. – Многозначительно перевожу взгляд с ее глаз на только что обнаженный кусочек ноги.
– А разве это не входит в «Программу выпускного бала Нейта Притера»? – ехидничает Роу.
Я заключаю ее в свои объятия, крепко прижимаю к себе и остаток короткого пути искушаю, покрывая поцелуями шею и лаская кончиками пальцев кожу возле дразняще задранного подола.
Следующая наша остановка должна понравиться Роу. Мне нужно было найти что-то, напоминающее «бал», поэтому, увидев в ресторане «Сэлли» объявление о пятничной кадрили, я возликовал: вот оно!
– Эм… Притер? Я почти уверена, что это ничуть не похоже на школьный бал, – замечает Роу, когда я помогаю ей выйти из лимузина, держа за руку.
– Да ты что?! В Аризоне же только так и отплясывают, разве нет?
Она шлепает меня маленькой сумочкой. Я обхватываю ее за талию, поднимаю в воздух и кружу. Боже, обожаю ее смех.
– Вау, так, значит, ты собрал информацию о моем родном штате? Полагаю, дальше нас ждет перестрелка, после чего мы поведем лошадей на водопой?
– Не выдумывай, – открываю я для нее дверь в ресторан. – Всем известно: перестрелки случаются только на рассвете.
Никогда бы не подумал, но кадриль в «Сэлли» – явление частое. Мы с Роу, естественно, самые юные среди сорокалетних завсегдатаев. Сочтя нас ужасно милыми, нам покупают напитки и закуски, обучают нас незнакомым фигурам танца и даже делают для Роу своеобразную корону, называя ее королевой. Мы уходим, протанцевав два часа, и я настолько вспотел, что снял пиджак и развязал галстук.
В лимузине Роу скидывает туфли. Я разминаю ее стопы, положив их себе на колени, и прикладываю титанические усилия, чтобы не запустить руки под юбку, к мелькающим у меня перед глазами белым трусикам. И запустил бы, если бы Роу не смотрела на меня такими глазами и с таким лицом.
– Спасибо, – тихо говорит она, приложив щеку к спинке сиденья возле подголовника.
– За что? – спрашиваю я, гладя подъемы ее стоп.
– За невероятную заботу.
Ее слова трогают за душу.
– Роу… – Осторожно опускаю ее ноги на пол и придвигаюсь ближе, чтобы коснуться пальцами лица. – Я сделаю для тебя все что угодно.
Она долгое мгновение смотрит мне в глаза, и я лишь нежно поглаживаю ее щеку. Мы выезжаем на главную дорогу кампуса.
– Все? – наконец произносит Роу.
– Только скажи.
– Я хочу спать сегодня в твоих объятиях.
– Так и будет.
21. РоуОтец Нейта дал мне контакты своего партнера по бизнесу, который может достать билеты на игры. Когда я позвонила ему, оказалось, что он – большой фанат бейсбольной команды Макконнелла. В общем, он бесплатно вручил мне пару билетов на места в третьем ряду.
Нейт, получив их от меня после нашего «выпускного бала», пришел в дикий восторг. В Оклахоме сложно достать билеты на хорошие места на игры профессиональных команд, тем более что у «Оклахома-Сити Тандер» [17] тут огромная фан-база. Теперь нужно морально готовиться к тому, чтобы просидеть три часа на битком забитом стадионе без всяких панических атак. И на эту самую моральную подготовку мне осталось всего шесть часов.
– Эй, он с тобой говорит, – шепчет голос за моей спиной, и я, вздрогнув, возвращаюсь в реальность.
– О… прости, – извиняюсь, удивленная тем, что ко мне кто-то обратился на истории искусств, да и вообще – на занятии. Мой круг друзей так и не вышел за пределы третьего этажа общежития, и я сама не делала попыток общаться с кем-то на парах. Я вскидываю взгляд и вижу, как профессор в ожидании моего ответа нетерпеливо постукивает ручкой по трибуне. Черт! Что он спросил? Судя по выражению его лица он уже долго ждет ответа. Тяжело сглотнув, меняю позу, делая вид, что внимательно рассматриваю показываемый на экране слайд.
– Он спрашивает, почему желтый тут – доминирующий цвет, – шепчет голос позади. Как я ему признательна!
– Художник пытался отобразить уродства человеческой природы. Желтый олицетворяет надменность и жадность. А одинокая фигура, изображенная синим, – надежду на то, что человечество может искупить свои грехи, – отвечаю я немного неуверенным голосом.
Вчера вечером я прочитала нужную главу, так как последнюю лекцию прослушала, думая о своем. Надеюсь, запомнила все правильно, и чертовски надеюсь, что именно об этом спрашивает профессор. Если нет, значит, голос за спиной делает из меня дурочку.
– Отлично, – хвалит профессор Гудинг и, перейдя к следующему слайду, задает вопрос кому-то другому.
Я облегченно расслабляюсь.
– Не за что, – шепчут сзади.
– Спасибо! Я твоя должница! – шепчу в ответ.
Над плечом зависает чужая рука, показывающая большой палец. Смеясь про себя, широко улыбаюсь.
Как только заканчивается занятие, убираю в рюкзак учебник с тетрадью и закидываю его на плечо.
– Не знаю, как ты, а я лично фанатею от диетической колы. И прямо сейчас не отказался бы от стаканчика.
Это голос того, кто шептал за моей спиной. И я чувствовала гораздо меньшую неловкость, думая, что он принадлежит худому и нескладному «ботанику», обычно сидящему позади. Сейчас же передо мной совершенно другой парень, и я, конечно же, видела его раньше, потому что… ну, не слепая. Он не так хорош, как Нейт, но тоже чертовски привлекателен. Светлые волосы, широкие плечи и – к полному комплекту, как теперь вижу, – зеленые глаза. Он всегда носит обтягивающие футболки и, наверное, только и делает, что торчит в зале, тягая веса, поскольку ткань футболки обрисовывает каждый кубик его пресса.
– Но ты, конечно же, не обязана меня угощать. Я был рад помочь, – подмигивает он, наклонившись ко мне. Его взгляд пробегается по моему телу. Вряд ли он хотел, чтобы я заметила, что он оценивает меня, но я заметила, и меня охватывает смущение и вместе с тем беспокойство.