Короли городских окраин

Михан кивнул, на лице застыла замороженная улыбка, хотя внутри ему так и хотелось выплюнуть в рожу наглому сопляку, что тот ему обязан. Всю войну Малыга лопал ворованные продукты, а после победы вдруг решил стать честным.
Но вместо ругательств Давилка прошипел:
– А ну давай к Черепу на разговор, там тебе покажут пионерию. – Он обхватил плечи мальчика тяжелым полукольцом жилистой руки, так что сильные пальцы больно впились в ключицу под школьным костюмом.
Колькино решение вывело его из себя, без хорошего форточника отработанная схема ограбления богатых квартир развалится: Михан находит богатеев, Череп дает «добро» на очередного толстосума, Танкист пасет, узнавая детали его жизни, Малыга залезает и по-тихому вскрывает хату, остается только зайти, собрать улов и свалить с фатеры втихую. Ломать двери и шуметь – это лишний риск, тем более сейчас, когда милиционеров с каждым днем все больше и вести воровскую жизнь все труднее.
Поэтому и решил Михан отвести малолетку к главарю, который давно и успешно руководил шайкой.
Владимир Иванович Черепанов, или, как они его называли между собой, Череп, снискал у уголовников полный авторитет, так как наперед знал все входы и выходы из любой сложной ситуации.
Черепа они нашли в его съемной квартире в Марьиной Роще. Дом Владимир Иванович целиком снимал у местной старушенции как раз с тех пор, как организовал шайку домушников. Никто и заподозрить не мог, что за кривым забором, в стареньком деревянном домишке притаились по-царски обставленные комнаты. Весь антиквариат, что доставался подельникам после очередного дела, оседал в неприметном жилище главаря.
Черепанов Владимир Иванович, из бывших дворян, офицер царской армии, при Советской власти свою любовь к роскоши прятал за наглухо закрытыми дверями трех комнат. Мягкие диваны, картины на стенах, трофейная немецкая мебель, граммофон, газовая колонка, огромный трельяж, фарфоровые сервизы – чего только там не было. Но подельники Владимира Ивановича в его жилье не допускались, за исключением Давилки. Из осторожности все встречи Череп проводил в кособоком сарае, где между сломанным верстаком и битыми горшками установил себе старое бархатное кресло.
После условного стука в окно Давилка сильным тычком в спину отправил Кольку в черный проем сарая. Через пять минут спустился с крыльца и вошел в сарай статный, подтянутый Владимир Иванович. Был он, по-домашнему, в шелковом халате с восточными узорами, наброшенном прямо на голое тело. Окинул недовольно взглядом застывшего у входа Кольку, кивнул вопросительно Давилке:
– Ну? Чего заявились?
– Вот соскочить хочет, сосунок. Пионерский галстук шею жмет.
Черепанов перевел вопросительный взгляд на Малыгу. У Кольки от страха обмякли ноги. Он набычился, с трудом скрывая дрожь в голосе, произнес:
– Воровать больше не буду. Обещаю, что в милицию не побегу.
Владимир Иванович хмыкнул. Рано или поздно это должно было произойти: парень из обычной семьи, в школу ходит, галстук красный носит, жиган стоящий из него никогда не выйдет. Это Череп знал по себе. Хоть и руководит он бандой воришек и домушников, но ему самому, бывшему военному, претит воровской шалман с его звериными законами. Даже к своей правой руке, Михану Давилке, он относится с презрением, скрывая свое омерзение от речи и внешности необразованного уркагана.
Когда Давилка притащил в домушники Кольку, тот был совсем еще ребенком. Сколько ему тогда было? Девять? Десять? А сейчас уже четырнадцать, в голове шестеренки заработали, страшно на дело ходить, понимать стал, что можно срок схлопотать. Тем более сейчас и малолеток в расход пускают, как и взрослых. Приказ Сталина. Привязать его надо к банде, примотать такой связкой, что крепче железной цепи.
Черепанов перебирал в раздумье кисти на поясе халата, проходился пальцами по их шелковым кончикам. Кивнул согласно:
– Отработай и уходи, держать не будем. Молчание гарантируешь?
Малыга тряхнул утвердительно головой, потом еще раз, в глазах мелькнуло удивление: вот так вот просто? Ограбить последнюю квартиру, и можно забыть о темной стороне своей жизни! На такой исход он даже не рассчитывал, боялся, что завяжется ссора.
 
Череп напоследок даже слегка улыбнулся его наивности, незаметно кивнул Михану в сторону забора – выведи гостя подальше. Урка от такого неожиданного решения вскипел, на лице заходили желваки. Напружинился, пальцы в кармане сжали любимую заточку. Нельзя отпускать пионера живым, сдаст он всю их воровскую малину ментам, и конец шикарной жизни. Полоснуть по детскому горлу и прикопать за сараем – самое верное решение. Никто и не догадается искать школьника так далеко от дома, в частном дворе в Марьиной Роще. Решат, что сбежал на поиски приключений.
Но строгий взгляд Черепа буравил спину в пиджаке из английской шерсти. Давилке оставалось проводить Кольку до ограды, напоследок хлопнуть по плечу:
– Ну до встречи, пионэр. С тебя проводины, отметим твою свободную жизнь.
 
Глава 3
 
Пока Колька не скрылся за углом, жулик следил за каждым его шагом. Постепенно улыбка-оскал исчезла с узкого лица. Одним прыжком Давилка вернулся к сараю и в возмущении кинулся к Черепу:
– Он же нас сдаст! Пришить его надо!
– Тише, тише, Мишель, не пыли, – поморщился от громкого крика главарь. Иногда ему нравилось называть Давилку на французский манер, чтобы тот дергался от подозрения в насмешке. – Не пойдет он в милицию, что ты панику разводишь. Что там скажет? Я – форточник, помогаю квартиры обворовывать? Ему сразу влепят десять лет трудовых лагерей, отправят в колонию для малолетних преступников, а через два года по этапу на взрослую зону лес валить.
– Он – сопляк, не соображает. Побежит и сдаст, чтобы значок заработать.
– А заработает пулю в затылок. И ты ему это объяснишь. – Тон Черепанова стал ледяным, с жесткими нотками. Словно гвозди, принялся он вколачивать в голову Давилки свою мысль. – Сначала кровью его повяжешь. Чтобы понял, что не школьник он и не пионер, а преступник, урка. Кровь не отмоешь, крепче веревки будет держать.
– Это чего, заставить его пришить кого-нибудь? – Брови у Давилки поехали вниз, мысль никак не укладывалась в тесном лбу.
– Нет, Михаил. Выбери квартиру, чтобы там был свидетель. Старуха или ребенок, главное, чтобы без шума. Убьешь на глазах у мальчишки, так чтобы никого рядом не было, кроме тебя. И объяснишь молокососу, что это убийство на него повесим, если вздумает спрыгнуть. За убийство ему дадут по полной. Это не выговор на школьном собрании и не мать в угол поставит. Объясни ему доступно. А если не поймет, тогда будем думать дальше.
– А как мы на него повесим убийство?
На вопрос Давилки главарь только поморщился. Как же трудно работать, когда у твоего подельника руки работают лучше, чем голова. Приходится каждый ход объяснять, словно играешь в шашки с ребенком.
– Все тебе приходится по полочкам раскладывать. Заточку в руки ему сунешь, чтобы на крови отпечатки пальцев остались. Понял? Себе новую заведешь. А эта с отпечатками пускай лежит у тебя как доказательство. Станет твой Малыга как шелковый.
– Хитрован ты, Владимир Иванович, ну и мозг! – восхитился его планом Давилка.
Череп еле удержал на языке ответное язвительное замечание. Но вовремя подумал: зачем портить отношения, пускай с туповатым, но исполнительным компаньоном? Все-таки чем хорош Давилка, вот взял на себя всю грязную работу, которую так не любил Владимир Иванович. Ему нравилось разрабатывать планы, тщательно примерять каждую мелочь, как важную деталь к хитроумному устройству; марать же руки в крови или таскать чужое добро в мешках – это не для воспитанника кадетского корпуса.
Давилка нетерпеливо переступил с ноги на ногу.
– А если заартачится? Он же сопляк, понятий воровских не имеет.
– Поставь кого-нибудь за ним приглядеть, – Череп, как всегда, мгновенно принял нужное решение. – А после ходки вежливо пояснишь, что здесь не коммунистическая партия, партбилет не сдашь. Может ходить в школу или где он там учится, бегать со знаменем, старушек через дорогу переводить. Днем. А ночью он у нас в доле. Захочет соскочить, пригрози, что к маменьке наведаешься и пощекочешь ее железным перышком.