Вектор: Послесловие
Вектор – это уже не исследовательская станция, как и не чужеродная территория, пусть таковой и является по факту, но не по смыслу. Вектор – это огромный мемориал не только человеческой надежды и преодоления, но и жертвы.
– Стоп! – громко сказала Октавия, разрушив атмосферу глубоко спрятанной скорби и сожаления, проникающую в каждую клетку тела из-за прямого визуального контакта с содержимым станции. Она подошла к монитору справа, самому крайнему и верхнему, после чего попросила вывести изображение на центральный большой и увеличить, меняя контрастность. Свет ударил по широко раскрытым глазам Октавии – словно фарфоровая фигура, она казалось хрупкой, всецело отдав себя изучению изображения с камеры на одном из бесчисленных перекрестков Вектора. Она не двигалась, не моргала и смотрела своими большими глазами будто бы сквозь экран. Там, чуть дальше за перекрестком в коридоре, было тело человека. Оно лежит на столе или чем-то подобном, прямо у стены справа, головой к камере и повороту.
– Один из наших, – проговорил Первый, выведя изображение и на другие мониторы. Наваро пришлось сделать шаг назад, а Октавия все так же была неподвижна. В полуметре от центрального монитора они обнаружили черную фигуру, окруженную голубоватым свечением.
– Кто это? Идентифицировать можете? – Наваро обратился к Троице, получив быстрый ответ:
– Нет. Скафандр наш, но кто это, мы не знаем.
– Вот что ты искала – отправленную группу. – Мойра обернулась, поймав зрительный контакт с Наваро. – Вместо того чтобы определить безопасные и зараженные зоны, ты занималась…
– Я не людей искала, – ее слова прозвучали холодно и властно, – я искала маршрут Светы.
– Считаешь, ее рук дело?
– Я пошла тебе навстречу, не мешала выпустить ее из карантина, а значит, ты и должен ответить на этот вопрос!
– Она не могла убить его, кем бы он ни был.
– И все же одно тело мы нашли довольно близко к точке проникновения, но слишком далеко от останков Альберта. Где-то между ними есть еще Остин и Питер. Поняв ее маршрут, я найду источник антител. Скажи мне, Наваро, что займет меньше времени для поиска источника крови: разбор станции или же раскрытие убийств?
– Мы не можем полагать, что это связано! – нетерпеливо вырвалось из него, вынудив ее чуть улыбнуться, ведь то означало ее превосходство. Надменное, властное, но полностью контролируемое превосходство над ситуацией, чем она наслаждалась, – уж это он читал в ее глазах лучше всего.
– Ты не можешь.
– Если проблем с передачей данных нет, то стоит начать сканирование, создавая сетку зон охвата Жизни, – плохо игнорируя последние слова Октавии, говорил Наваро. – Чтобы подключить к ней Атию и Горди, потому что безопасность сейчас превыше всего. Прежде чем делать шаг, мы должны три раза думать, с этим-то ты не будешь спорить?!
– Ты знаешь, что следует сделать. Делай.
Октавия не просто смотрела – она именно изучала его, выжидала хоть какой-то необычной, нестандартной для такого человека, как он, реакции. Возможно, думала она с нескрываемым азартом, Наваро наконец-то поймет, как явственно вырывается из него помесь страха и любопытства перед внутренностями Вектора, из чего он сделает вывод в пользу важности смены приоритетов в угоду исполнительности. Возможно, продолжала Октавия, человек перед ней хотя бы сейчас, видя воочию то, с чем они тут столкнулись, повзрослеет. Да, у него отличный боевой опыт, как и опыт командира, – но, что несомненно делает его чуть более выделяющимся представителем своей профессии, так это некая, до сих пор не выжженная суровой жизнью надежда, та самая, от которой в самый трудный момент у него получается и сохранить рассудок, и мотивировать находящихся в упадническом состоянии людей. Некий герой, всегда рассудительный и честный, порой заботившийся обо всех вокруг больше, чем о себе. Октавия не любила таких людей. Среди гражданских, где важнейшей угрозой представляется неуплата налогов или жалкая простуда, Наваро был бы на вес золота – с этим она не может спорить. Только у них тут совсем другая сторона мира. Та самая, где любая слабость может разрушить все устои и нормы, все перспективы на будущее процветание городов и поселений. А причины, по которым мимо ее ведома сюда направили Наваро, ясны чуть меньше, чем то, каким образом этот человек думает. Почему же так? А все просто: руководство боится, вот и все, а чего – уже не важно. А вот Наваро… он еще та переменная, доверить которой свою жизнь Октавия вряд ли хоть когда-то сможет всецело. Человека не сложно понять – но именно такие, как он, совмещающие в себе слишком многое, словно нашедшие невидимый баланс между светом и тьмой, пугают Октавию.
Она обогнула его и встала у входа, дав негласно все полномочия ради реализации его затеи – причем вполне разумной, думала она, пока тот общался с Троицей, погрузившись в изображения на мониторах. Поглядывая на него глазами змеиного азарта, Октавия словно витала в воздухе, не чувствуя своего тела настолько, что в определенный момент не могла ответить, стоит она сейчас самостоятельно или оперлась спиной о дверь. И это прекрасно: в такие моменты в процессе небольшого конфликта вновь был выкован из бурлящей крови девственный и чистый контроль. В такие моменты она даже позволяла себе чувствовать – чувствовать некий эквивалент счастья от мыслей и порой даже представления перед глазами тех людей, которых тут нет рядом, да и быть не может, но влияние настолько сильное, насколько легко порой кажется заговорить с ними вслух. Это так же редко, как и сладко: всецело отдавать себе отчет о погружении в теплые и приятные ощущения заботы и любви от ее семьи, чьи лица всегда выражают лишь поддержку в ее адрес, на что она всегда отвечает взаимностью. Даже те оставленные в ее каюте фотографии не дают того вовлечения, какое дает данная эйфория, достижение которой – ее лучшая награда. В такие мимолетные фрагменты Октавия чувствует себя почти нормальным человеком.
Но все это заканчивается. Вновь ее окружает поле боя, практически шахматы, где главный ее враг – это человеческий фактор. Самым отъявленным представителем которого, как ей казалось ранее, была Света, но сейчас она почти с полной уверенностью передает первенство Наваро. И дело не только в том, какой он прилежный исполнитель в нужные моменты для повышения в должности или получения желаемого назначения: уж что-что, а руки его далеко не чисты, главное – это Мойра. Крайне сильный фактор влияния на того, в чьих руках судьба мира. Долбаная любовь и долбаные чувства, думала Октавия, ругаясь заодно на себя за такую оплошность: не надо было брать Мойру, мало, что ли, толковых докторов… Хотя, с другой стороны, не облажайся первая группа, вторую отправлять бы не пришлось. Причина и следствие, сраная причина и ненавистное для Октавии следствие, причем еще не понятно, что раздражает ее больше: простота событий, из-за которых за пару дней изменился баланс сил на Улье, или же те самые изменения, следующие после. «Ничему меня жизнь не учит!» – говорила себе Октавия в каждый момент, когда ситуация выходила из-под ее контроля так просто, что порой кажется, будто бы с ней играется сама судьба. А случалось это не так часто, от чего каждый из таких случаев она помнит, даже заставляет себя помнить, как наказание.