Азовский гамбит
А мы тем временем двигались дальше, пока наконец не добрались до Голутвенной слободы. Там тоже пылало, но нечего было и думать прорваться внутрь, потому что озверевшие защитники стояли насмерть. Когда дворянская конница попыталась нахрапом прорваться, на нее со всех сторон кинулись вооруженные дрекольем бродяги и принялись избивать не ожидавших такого горячего приема боярских детей. К тому же не слишком богатые на пороховое зелье ополченцы успели растратить свои заряды и не смогли поддержать атаку стрельбой.
В общем, после недолгой, но отчаянной схватки подмосковные помещики не выдержали и были вынуждены откатиться назад.
– Пороху бы, – еле выдохнул чумазый от дыма дворянин, едва не свалившись с коня рядом со мной. – Без огненного боя не сладим!
– А лучше пару рот пехоты, – заметил я, лихорадочно осматривая окрестности в поисках решения.
– Или хотя бы воды. Мочи нет терпеть жажду.
– Дайте же человеку пить! – крикнул я, но, как на грех, все фляги оказались пусты, а ни колодца, ни ручья поблизости не имелось.
– Отходить надо, – шепнул старавшийся держаться рядом Грамотин, но я в ответ так бешено взглянул на него, что у дьяка сразу же пропала охота давать советы.
Так уж случилось, что я, пройдя охваченную бунтом Москву, до сих пор ни разу не то чтобы не пустил в дело шпагу, а даже не обнажил ее. Никто, полагаю, находясь в здравом уме, не обвинил бы меня в том, что я боюсь крови, но… убивать своих подданных, пусть и бунтовщиков, мне почему-то страшно не хотелось. Да, уже завтра начнутся суды, и многих из них потащат на плаху, а я буду утверждать приговоры, но…
– Кажется, время пришло, – вздохнул я, спешиваясь.
– Не пускайте его! – вскрикнул Грамотин, видимо догадавшийся, что именно я задумал, и вместе с другими дворянами встал между мной и мятежной слободой.
– Не позорь нас, надежа, – попросил хотевший пить воин, – нешто мы сами с татями, шишами подзаборными, не сладим?
– Не нужно вам встревать в это, – вторил ему Михальский. – Не царское дело с холопами биться!
– Гляди, подмога! – радостно взвизгнул не перестававший следить за окрестностями дьяк.
Я оглянулся и в самом деле увидел, как к нам на помощь спешат конные драгуны, за спиной у каждого сидел стрелец с бердышом, а впереди них скакал высокий боярин в блестящей кирасе и шлеме. Заметив нашу заминку, он приказал своему воинству строиться, причем в первых двух шеренгах встали всадники, а сразу за ними спешившиеся пехотинцы.
– Товсь! – проревел их командир, выдернув из ножен палаш.
Оказавшиеся впереди драгуны вытащили из ольстр карабины и взвели курки.
– Пли!
Стройный залп хлестнул по восставшим свинцом, после чего пришедшие к нам на помощь ратники рванули в атаку. Такого напора мятежники выдержать не могли и сначала немного поддались назад, а затем и вовсе бросились разбегаться в надежде спасти свои жизни. Вот только спрятаться в охваченной пожаром слободе было негде. С одной стороны огонь, с другой озверевшие от неожиданно упорного сопротивления и потерь дворяне. И никто, даже я, теперь и не думал их останавливать.
– Здрав будь, государь, – с достоинством поклонился мне боярин и снял шлем.
– И ты на все четыре ветра, Никита, – горько усмехнулся я. – Так у вас, кажется, в Архангельском граде говорят?
– Ага, – согласился Вельяминов, давно переставший удивляться моим словам. – Рыбаки тамошние так меж собой здороваются.
– Вовремя ты, брат, подоспел. Хотя, признаться, я тебя давно ждал. Что не ехал?
– Не гневайся, Иван Федорович, – отвечал мне воевода. – Уж больно дел много.
– Знаю, друг мой, все знаю. Наслышан о твоей службе, и о проекте Гостиный двор в камне перестроить, и уж тем более о том, что ты в своих вотчинах канатные мануфактуры завел.
– Не о своем прибытке радею, – немного смутился Никита, – но токмо о пользе государственной…
– Да я не в претензии, – успокоил я старого друга. – Просто понимаешь, какое дело, ты мне сейчас здесь нужен.
– На все твоя царская воля, – пожал плечами тот, – а только нешто в Москве людей служилых не стало?
– Людей-то много, верных мало, а толковые и вовсе наперечет… короче, хватит рассусоливать, дел много. Приехал, вот и впрягайся, а хомут я для тебя всегда сыщу, даже не сомневайся!
– Вот за это благодарствую. Всегда рад твоей царской милости услужить!
– Ваше величество, – снова высунулся Грамотин, – не повелите ли сыск начать по горячим следам? Не то, помяните мое слово, поздно будет. Разбегутся окаянные, не сыщем потом.
– Тоже верно, – вынужден был согласиться я. – Значит, так: раз вызвался, на тебя это дело и нагружу. Возьми у Вельяминова с десяток стрельцов, да у Михальского с полдесятка, и имайте воров. С теми, кто за оружие взялся, делай что хочешь, но дознайся до имен зачинщиков. К прочим имей милость. С этого момента – ты ведаешь всеми делами в Земском приказе. Докладывать о ходе следствия будешь мне лично каждое утро, а если дело важное, приходи сразу же.
– Благодарю за доверие, ваше величество, – бросился ко мне дьяк и поцеловал руку в латной перчатке, прежде чем я успел ее убрать. – Жизнь положу, а все исполню!
– Ну-ну, – хмыкнул я и, взобравшись с помощью рассыпавшегося в любезностях чиновника в седло, велел своим людям: – Трогай!
– Не слишком ли вы приблизили этого человека, государь? – негромко спросил меня Михальский, как только мы отъехали. – О нем известно не так много, и среди этого мало хорошего!
– Думаешь, предаст?
– Кто знает, – пожал плечами литвин. – Но прежде он не был замечен в верности!
– Не он один. Что же до прочего… а ты у меня зачем? Телохранитель? Вот и приглядывай!
– Как будет угодно, – приложил руку к сердцу бывший лисовчик и, немного отстав, занял место за моей спиной, слева от Вельяминова.
Обратный путь занял немало времени. То тут, то там нам преграждали дорогу пожары и горожане, пытавшиеся их тушить. Иной раз я приказывал спешиться и пособить в этом тяжком деле, но часто помощь уже запоздала, и оставалось только смотреть, как пылают терема и хозяйственные постройки.
Кремля мы достигли только вечером, грязные, пропахшие потом и дымом, многие были ранены, да еще сверх того и обожжены. Страшно хотелось есть, а пуще того пить, да еще, пожалуй, помыться. Едва мы проехали через ворота и остановились у коновязи рядом с Золотым крыльцом, к нам со всех сторон бросились слуги и холопы. Стали принимать лошадей, помогать спешиваться пораненным.
– Слушай сюда, – велел я встречавшему меня стольнику. – Людей и лошадей напоить, накормить и разместить.
– Все исполним, государь, – торопливо закивал тот, опасливо косясь на моих закопченных и окровавленных спутников.
– Смотри, проверю! – бросил я напоследок и пошел наверх по ступенькам крутой, выложенной белым тесаным камнем лестнице к Грановитой палате.