Боятся ли компьютеры адского пламени

— Разбалансированный, что ли? Переперчил со стимуляторами?
— Да нет, с неврологией у него полный ажур. Просто парень возомнил себя хер знает кем, короче полный вывих в башке. И у тебя есть хорошая возможность в этом убедиться. — Ящер постарался злорадно ухмыльнуться. — Искать его надо на плато Теночтитлан, там он пасется, но точно не знаю где.
— Придется узнать. Со мной поедешь. Будем вместе искать этого мастера, словно грибники-ягодники. Ты, как — хороший товарищ?
— Плохой. Хорошие товарищи из нас говно делают.
— Ну, ну, не будем драматизировать, ящер.
— Меня зовут Пианист. И я очень ненормальный, в смысле тянусь к искусству. Люблю оперу-жоперу и балет-минет.
Да, Пианист вряд ли бы мог вкалывать на заводе-фабрике на манер нормальных людей. Хотелось бы сказать, что его сделали в левом клонопитомнике, но характерный пигментный штампик над глазом выдавал совершенно правильное происхождение этого ящера.
Чтобы получился такой как он, или в клоноинкубаторе должна была ошибочка выйти, или… намеренно сделали его таким — специально для закрытой зоны! Чтобы, например, демонстрировать потом ужасы чуждого нам «хаотического» образа жизни.
— Поедешь, ящер, на своем дерьмоходе. Так что иди, заправляйся, расходы я тебе оплачу. Тебя и в самом деле зовут Пианист?
— В самом. Однажды я прикончил одного лабуха из оркестра, и скачал все, что можно, из его джина в своего. И, кстати, неплохо научился играть одной рукой. Второй-то только кромсать можно.
— За того оркестранта отсидел?
— За того отсидел. Три года на Фебе.
Феба тоже была скверным местом, купающимся во всяких излучениях Юпитера. Из пяти заключенных через три года остается один, и тот жалкий калека.
— Ну, в общем тебе и солировать, счастливчик. Поедешь впереди.
  
6. «Аллегро виваче»; Меркурий, закрытая зона «Мирный», плато Теночтитлан
 
Когда они двинулись в путь, было уже ясно, что Пианист — опустившийся ящер. Он не только сосал из бутылочки что-то с сильным запахом сивухи и гнилых протеинов, но вдобавок захватил с собой подружку — тощую девку, по виду шлюху с не слишком большим, но горячим стажем.
Ее глаза с линзами-проекторами то светились кроваво-красным как у вампира, то становились черными провалами, как у хтонической богини. А-ля дикообраз двигались волосы-иглы, шлейф из запахов-афродизиаков заставлял все вокруг стоять торчком. Плюс голографическая майка, которая умножает бюст раза в три. В общем, Данилов ее сторонился — чтобы подальше от греха. Впрочем, сам источник «греха» на него особого внимания не обращал.
Терминатор знай себе приближался и пожар озарял уже минимум полнеба. Пылевое озеро в метеоритном кратере сменилось каньоном, проплавленном в силикатной породе потоком жидкого железа, затем дорога пошла вверх по твердой металлической породе с приличными выщербинами от мелких метеоритных ударов.
Плато Теночтитлан казалось безжизненным. Лишь кое-где виднелась брошенная техника. Здесь уже ничего интересного для старателей. Лишь дешевое железо, которое в Поясе идет в печь целыми астероидами. Инфосканер выдавал только бледные трассы далеких радиообменов и бодрую штриховку от передач меркурианского широковещания насчет подвигов молодых коммунаров по всей солнечной системе. К западу от плато виднелся большой разлом, из-за которого как раз надвигался убийственный меркурианский день.
— Слушай, Пианист, как ни прискорбно, но у тебя осталось 12 часов. — напомнил Данилов.
— Не волнуйся, начальник, пососи лучше леденец. — Ящер окончательно признал в нем мента, но трепаться на майдане о таком «знакомом» конечно не стал бы — чтобы не разделить участь Краба.
— Этот мастер там, — ящер показал на сияющую полосу терминатора, за которым наползал ад. — Давай, начальник, коли́ в мою жопу свой антидот.
— Я понимаю, что краткость сестра твоего таланта, но все же слишком скупо ты выражаешься. Кто там?
— Уголек. Возле самого терминатора.
— Что, твой Уголек действительно съехал с катушек? Трудно в это поверить, зная, какие штучки он мастерит.
 
— Чтобы это мастерить, надо быть психом. Надо находиться подальше от людей. И надо иметь много энергии. Смотри туда.
И действительно, когда Данилов распахнул окно телеувеличения и добавил светофильтры, то стали заметны темные пятнышки в предтерминаторном мареве. Впрочем для инфосканера они были по-прежнему хорошо заэкранированы.
— Ни на одном из этих пятнышек нет таблички с надписью «Уголек». — несколько растерянно пробормотал Данилов.
— Это только у тебя на лбу написано, что ты мент. Даже если ты подойдешь к нему на расстояние полуметра, ты не увидишь никакой надписи. Вот когда ты станешь трупом, Уголек аккуратно расфасует тебя по пакетикам с красивыми ярлычками.
— Ты мне надоел, шут гороховый. — Данилов ширнул ящеру через скафандр заряд антидота-расщепителя.
Какие там «понятия» у мутных? В учебниках криминалистики насчет этой темы по нулям. Вряд ли муташки соблюдают заповедь, что обманывать нехорошо. Но ведь и ящер не уверен, что Данилов на самом деле вколол ему спасительный антидот.
Мутант с каким-то замысловатым прищуром посмотрел Данилову вслед. А ящерская подружка глядела только на своего урода.
— Так почему ты собственно грохнул того пианиста? — спросил Данилов напоследок.
— Из любви к искусству. Я подумал, почему он, а не я…
Человек, обитавший в предтерминаторном мареве, не пытался удрать. Он видимо был уверен в себе на все сто. Температура в кабине Даниловского вездехода быстро поднялась с обычных семи Цельсия до тридцати пяти. Уже жара. Пришлось добавить охлаждения комбезу, чтобы не стать красивым как сваренный рак.
А чтобы тому мужику не испечься, действительно надо иметь очень много энергии — согласился Данилов. Зато, в натуре, никто не мешает. Тут он лорд и барон.
Во владениях лорда по кличке Уголек был уже заметен фургон с модулем жизнедеятельности, энергоузел, от которого тянулись прямо в наступающее пекло какие-то серебристое полосы, и трейлер, похожий на лабораторный блок.
Собственно к этому трейлеру Данилов и подкатил. Температура в самой кабине была уже сорок восемь градусов, а за бортом — семьдесят один.
Трейлер был совершенно непроницаемым для инфосканера, также как и фургон.
Не добившись ничего со сканированием, Данилов вышел из своего вездехода. От почвы шли сильные испарения — ртуть, свинец, олово, серебристые, желтоватые, зеленые. Находится на «улице» было неприятно и Данилов незатейливо постучал в дверь трейлера.
Тот открылся, впустив посетителя в шлюзовую камеру. Наружный люк закрылся, мощная помпа мигом высосала из шлюза меркурианские испарения и заменила их воздухом.
— Добро пожаловать в обитель «„Чистая нега“. Но в скафандре входить не разрешено.
Это сказал квазиживой привратник. Рост два с половиной метра, голова с двумя лицами, светлым и темным, говорит на беззвучной интерлингве, иероглифы появляются в коммуникационном окне посетителя.
— Привет, многоуважаемый Янус! Недавно я неудачно сварил супчик в невесомости, получил ожоги, антиожоговый дермапластырь имеет питание от скафандра. Я сниму только шлем, пойдет? — предложил Данилов.
После секундной паузы Янус известил, обернувшись светлым лицом:
— Без шлема разрешено. Но сдайте аккумулятор от своего импульсника.
Затем внутренний люк распахнулся и пропустил обезоруженного Данилова внутрь трейлера.
Внутри царила приятная прохлада, градусов десять Цельсия; плетение оптоэлектронных проводов и многоглазье индикаторов придавали интерьеру несколько ярмарочный вид. Емкости, автоклавы, реакторы, центрифуги, стол со спектрометрами и спектрографами, стол с туннельным микроскопом и наноманипуляторами, стол с лазерными скальпелями и сшивателями, бозоновый пресс, установка электрофореза, два ящика с биоорганическим компьютером. Судя по отводным трубам для катаболических жидкостей и шлангам-питателям, вечно голодный мозг-кисель работал как черт за сотню килокалорий глюкозной похлебки в день.