Время перемен. Том 2 (СИ)

— Неужто убил? — сказал один из моряков.
«Слышу, — расстроился Тром, — Значит, живу. Придётся вставать».
Он открыл глаза и увидел несколько пар ботинок, посмотрел выше, на моряков, которые уставились на него во все глаза. Во время драки Тром совсем не замечал их. Он сел. Голова болела, но всё вокруг не ходило ходуном. Верзила стоял напртив и спокойным, ничего не выражающим взглядом смотрел на поединщика.
«Ну почему ты не убил меня?» — хотел было крикнуть он верзиле.
Так всё было бы гораздо проще. Но нет, видно, придётся испить эту чашу до конца.
«И поделом мне, раз не смог распознать в своём сотнике лучшего бойца».
Тром давно догадывался, что Марк лучше своего восемьдесят седьмого места в Великой сотне, но что настолько лучше… Никаких оправданий. Если кто и должен видеть истинное мастерство бойца, то это вождь. Значит, плохой он вождь. Жаль, что не убили, так было бы не только проще, но и честнее.
«Хватит ныть! — мысленно осадил он себя, — Встань и сделай то, что должно».
Тром поднялся, подошёл к Марку, опустился на одно колено и громко произнёс:
— Признаю твоё право лучшего бойца. Когда мы вернёмся, займёшь моё место среди вождей, а я вызову на поединок любого другого. Повелевай, вождь.
Марк смотрел на него усталым взглядом, остальные молчали и ждали. Потом новый вождь, наконец, кивнул:
— Положи мечи на место и поучи сегодня мальчишку. И слушай капитана.
Тром исполнил то, что было сказано.
— От оно как… — послышался удивлённый голос моряка за спиной.
И с этих пор Тром всё больше слушал. Думать, решать что-то уже не надо. Он выполнял работу, какую скажут, не пытаясь возразить, или разузнать что-то. Вождь сказал, значит, делаем так. Только с мальчишкой приходилось открывать рот, иначе не объяснить ошибки.
В тот день Свен всё время отвлекался. Взгляд его притягивался к щеке Трома, как на верёвке. В конце концов воин не выдержал:
— Ну чего ты?
— Болит? — осторожно спросил Свен.
— Болит. Так оно и должно болеть.
— Уж очень жутко глядеть на тебя, вождь.
— Я больше не вождь, теперь вождь Марк.
— Знаю. Вся команда только об этом и судачит. Я просто по привычке сказал.
— Чего говорят?
— Что Марку сподручнее вождём быть, — парень опустил глаза в пол, — Он умный.
— Значит, меч рассудил верно.
Мальчик так и не поднимал головы.
— Посмотри на меня, — строго сказал Тром, — И нечего отворачиваться, понял? Ты в этом не виноват. Никогда не отворачивайся, если не виноват. Ясно?
— Угу. Мне просто жаль тебя. И синяк у тебя страшенный.
— Что меня жалеть? — горько усмехнулся Тром, — Мне стоило лучше сражаться, только и всего. А я собственного сотника распознать не смог.
— Ты здорово сражался.
— Хватит. Я проиграл.
— Всё равно! Марк победил, но, кроме вас двоих, я больше нигде не видел таких воинов. Ты был только чуточку хуже, правда-правда! Может, ты ещё не выздоровел до конца…
— Ерунда, я здоров. Громила просто размазал меня по полу, вот и всё.
Свен вдруг замолчал.
— Ну, чего? — опять спросил Тром.
— …он не обидится?
Тром непонимающе смотрел на мальца.
— Ну, на громилу, — пояснил Свен.
— … Раньше не обижался. Да только теперь он вождь, кто его знает? Посмотрим. Вот что, хватит разговоров. Покажи мне правый крест и обратную защиту.
Малец быстро схватывал. Они занимались любую свободную минуту. Марк запретил занятия в парах, и, когда Тром упражнялся один, горечь поражения бурлила внутри него, не находя выхода наружу. Лишь когда он занимался с мальчишкой, все лишения последних дней немного тускнели, и Трому казалось, что он ещё чего-то стоит — уже многому научил Свена, а ещё учить и учить.
Новый вождь не искал разговора, всё больше уделяя времени команде. Тром хотел поговорить с единственным соплеменником, молчание уже было ему в тягость, но не знал, как начать и про что разговаривать. Раньше всё было просто — Тром был вождь, а теперь всё наоборот.
И перед командой ему было стыдно за своё поражение.
В один хороший, светлый день, когда Тром показывал Свену, как важно правильно действовать запястьем в ударах, Олаф долго смотрел на них, а потом решил заговорить:
 
— Конечно вы, горцы, отлично дерётесь. Но всё это бой, когда ты видишь врага. Против незаметного удара исподтишка вы так же беспомощны, как любой другой.
— И что же? Кто-ж будет так делать? Разве юродьивый какой?
— Скажи ещё, у вас так никогда не делают, — Олаф ещё больше сгорбился и почесал ожог на руке.
— Конечно не делают, потому как у нас за такое голову отрубают. Только врага, зашедшего на наши земли, можно так убивать. Своего, пусть даже и холуя какого, ни в жисть. А, коли даже решил казнить холуя, так казни открыто, да чтоб все про вину его знали. Неужто у низинников можно резать своих, как свиней, не показывая стали?
— Нельзя.
— Ну вот!
— Это так говорят, что нельзя. Взаправду выходит, если незаметно обстряпать всё, и дела никому не будет. Разве что графа какого укокошишь…
— Глупые низинники! Как вы вообще живёте?
— Ты не об этом думай, а о шкуре своей. Пацанёнка спас, за это благодарен, вот, хочу, чтобы ты знал, не всегда вы с дружком своим мечами отобьётесь…
— Так это наука была?
— Она самая.
— Марку почему не поведал?
— Не Марк Свена за ногу поймал перед самой пучиной. Кто там у вас вождь — мне начхать. Так что обращайся, пока я добрый.
Олаф утопал на нос корабля, то и дело озираясь по сторонам.
— Странный он какой-то, — рассеянно проговорил Тром.
— А то! В Серой Банде понятия свои. Говорят, там на всё свой уклад, навроде вашего, горского, только наоборот всё.
— У тебя, значит, тож по другому всё?
— Ну конечно.
— Не разберёшь вас, низинников тупых, — Тром от досады плюнул за борт.
— Тром, а у тебя в горах дети есть?
— На понял…
— Сын, или дочка, или, может, все сразу.
— Дети у баб бывают. Или у вас, низинников, и тут всё наоборот?
— Рожают бабы, но, ведь, и папа должен быть. Воспитывать, там, учить чему-нибудь
— Какой ещё папа? Нет у нас никаких пап. Пока мелкие, их бабы воспитывают, а, как подрастут — воины. Вот и всё.
— И ни у кого нет своего папы?
— Нет.
— Жаль. Я бы хотел, чтобы у меня был папа вроде тебя.
— Лучше вроде Марка. Он же вождь.
— Марк, он тоже хороший, но лучше, чтоб вроде тебя.
— Хватит дурить мне голову, проклятые чужестранцы! Один исподтишка колет, второй пап каких-то придумал. Чем вам воины не угодили, дурень? Нормально, вон, всех воспитывают.
— Это не то. Папа у каждого свой должен быть, один, единственный.
— Так, хватит. Ну-ка, все кресты мне повтори, а потом все защиты. Мы драться учимся, или чего?
Они продолжили. Тром был особенно строг, но потом, когда отправил Свена на вышку, подошёл к Олафу, который о чём-то тихо судачил с Марком, и спросил:
— Кто такие папы?
— Вы, горцы, и этого не знаете? Тяжело вам придётся, как до земли доплывём…
— Ты обещал разговор.
— Чугунный ты, Тром, что котелок у нашего повара, — Олаф с Марком хохотнули, — Да не дуйся ты. Папа — тот, от кого баба понесла. Надеюсь, как баба понести может, не надо разъяснять?
— О, я так и знал! Насчёт того, что он один воспитывает и учит всему — враньё!
— Ну, почему же? Кто-то и воспитывает, и учит, пока не вырастут.
— Да? Интересно, как оно, — вмешался Марк.
— Тут я тебе не отвечу. У самого ни отца, ни матери. В серых переулках нас, детей, младенцами ещё, нищие с собой таскали. Так на милостыню легче горожан разжалобить. И уж дальше кто как рос.
— Что нас ждёт на суше? — спросил Тром.
— Смотря куда пойдёте. Места все разные, и люди тоже. Куда капитан плывёт — там портовый город. Если есть, что продать, или деньги, чтоб купить, можно там подзаработать. Куда после плывём — не знаю. Но уж точно не к горцам. У вас сейчас шторма начнутся, дураков нет плавать туда, так что придётся вам пешком топать. На лошадей жалованья матроса не хватит.