Двенадцать часов по полудни (СИ)
Нужно что-то срочно решать.
Только что, когда шел в ванную и возвращался обратно, я хорошо осмотрелся и прислушался. Никого нет и по всему дому тишина. Это была хорошая возможность. Но я не дурак. Даже без наручников, Герман бы справился со мной. Даже тот, расслабленный и под хмелем. Нужно было придумать что-то умней.
Вот, если бы мне добраться до телефона…
Дверь щелкнула через полчаса, входит Герман с тарелкой, полной бутербродов и кружкой с чем-то горячим, что мне со своего места виден пар, исходящий от нее. Я не двигаюсь. Из нагрудного кармана у Германа наполовину торчит сотовый телефон.
— Хочешь есть? — добродушно спрашивает он, но слишком тихо. Настроения у него все еще нет. А с утра опять он с кем-то ругался, а потом заискивающе просил и снова ругался.
Потом, я отчетливо слышал, просил его спасти от полиции. Я порадовался, что у него все так плохо. Вот только страшно за то, что я очень уж ненужной уликой получаюсь.
— Да. — Отвечаю с запозданием.
Голос сам по себе срывается на хрип. На меня странным образом накатывает смелость, похожая на отчаяние. Или порожденная этим самым отчаянием. Жить любой хочет, а некоторые неожиданно в такой ситуации показывают очень уж острые зубки. У меня, по моему малодушию, зубок нет, но я тоже пытаюсь. Я закатываю глаза, начинаю хрипло дышать и кашлять. Все так, как будто у меня снова приступ. Все слишком натурально.
Герман поспешно ставит еду на пол, подходит ко мне и нагибается надо мной. Глаза обеспокоенно бегают по моему лицу, и он так похож на человека становится в таком тревожном настроение.
— Что, опять? — я продолжаю хрипеть. — Где эта твоя хрень?
Он нервничает и это хорошо. Почти незаметно указываю рукой в щель между матрацем и стеной на уровне моего колена. Ингалятор действительно там.
Только бы все получилось. Я должен попытаться что-то сделать, а сейчас самый лучший момент и другого может не быть. Страшно, но нужно действовать быстро и соображать тоже.
Зубки, должны же быть у меня быть хоть какие-то зубки. Нужно же, Саша. Нужно сражаться за себя, может, и поживешь подольше. Или поменьше, тут как повезет.
Герман перегибается через меня, а я ударяю его коленом, одновременно тяну руки к нагрудному карману и выхватываю оттуда телефон. Он не ожидал от меня такой прыти. Думал, что я снова задыхаюсь и ни на что в настоящий момент не способен.
Ну не такой же я слабый, как сам это придумал. Я мелкий, но шустрый.
Герман все быстро понимает, хватает меня рукой за лодыжку, но я все же вырываюсь из его рук и бегу к двери, пока Герман пытается подняться. Мой удар для него не помеха, но все же позволил мне выскользнуть отсюда.
Что теперь? Можно попробовать выбежать из дома, но куда я потом денусь? Да и дверь, скорее всего, заперта. Можно, конечно, попробовать выбраться через окно, но это слишком долго. Герман меня поймает. Мне конец.
Раздается стук. Кто-то по ту сторону входной двери, а значит мне нельзя на улицу.
Я стою, прижавшись всем телом к двери, тем самым не даю Германы выйти из комнаты. Он уже по ту сторону двери, толкает ее, и я с трудом остаюсь стоять на ногах. Снова раздается стук со стороны улицы. Я пропал!
Сколько я там лет прожил. Двадцать — это так ровно и красиво и чертовски мало.
Судорожно оглядываю гостиную и тут вспоминаю про ванную. Там с внутренней стороны есть довольно крепкая щеколда.
Герман снова пытается открыть дверь. Я перевожу дыхание и бегу в стороны ванны. Забегаю туда, захлопываю дверь и задвигаю щеколду. Пусть я снова заперт, но теперь и Герману до меня не добраться. Телефон со мной и это главное. Не знаю, сколько продержится эта дверь, но я должен успеть с кем-нибудь связаться.
Опускаюсь на пол рядом с дверью. Набираю полицию, нажимаю вызов, но телефон требует ввести пароль. Это уже плохо. А так, его же арестовать должны. Они его ищут, нужно только мне связаться с ними.
Дверь в ванную сотрясается от удара. Слышен злой голос Германа, а потом тихий женский голос. Снова та женщина, которая боялась, что смогу удрать. Ну что ж, я оправдал ее ожидания. Даже что-то типа гордости шевельнулось в мозгу, на время притеснив страх.
Пытаюсь позвонить брату. Его и Дениса номера я знаю наизусть. Снова требуется пароль.
Новый удар в дверь. Я как в ужастике нахожусь.
— Выходи лучше по-хорошему. — Предлагает мне Герман. — Дверь красивая, жалко ее вышибать.
Набираю номер Дениса. Пароль. Свой собственный. Пароль.
— Ну что, позвонил, куда хотел? — издевательский голос звучит практически над самым ухом. — Выходи, я тебя не трону. Все равно тебе деваться некуда.
Герман замолкает. Снова слышен женский голос. Теперь он недоволен. Герман смеется, отвечая женщине. Я поднимаюсь. Иду к единственному здесь шкафчику, открываю его. Шампунь, жидкое мыло и одноразовая безопасная бритва — ничего такого, что можно использовать для защиты. Поднимаю голову, нахожу вентиляционную решетку, но туда пролезет разве, что моя рука.
— Если я вышибу дверь, то буду очень недоволен, — доносится голос Германа, — а если я буду недоволен, то пострадаешь ты.
Подхожу к двери, зажимая в руке телефон. Страшно. Но уже все равно, что будет. Я настолько устал, что мне плевать.
— Считаю до трех. — Предупреждает снова Герман, а сам смеется.
Открываю щеколду. Все это безнадежно. Я попытался, но у меня ничего не вышло, как и ожидалось. Единственным результатом было то, что я добился для себя новых неприятностей. И, возможно, пули в лоб.
Герман слышит, как я отодвигаю щеколду, но не торопится заходить. Делаю шаг назад, когда он, наконец, открывает дверь.
— Телефон.
Он протягивает руку и ждет. Отдаю ему мобильный и через секунды стою с закрученными до боли руками. Лицом почти утыкаюсь в колени, шиплю от боли в связках. Ужасно больно. А он еще дергает меня и ударяет головой об стену.
Несколько секунд возится, а потом гремит наручниками и быстро скрепляет мои руки за спиной. Одной рукой хватает меня за волосы и с силой натягивает их. Но волосы у меня не девчачьи, их сильно не потягаешь, так что в его пальцах остается только совсем небольшая прядка.
Герман доводит меня до комнаты, швыряет прямо на пол и запирает дверь, больше не говоря ни слова. Моя голова оказывается на том месте, где недавно стояла кружка с, кажется, чаем. Теперь половина напитка на полу, а остальная половина в моих волосах.
Дыхание сбивается дышать трудно и я снова боюсь очередного приступа. Дергаюсь, поворачиваюсь на бок и утыкаюсь носом прямо в лужу из разлившегося чая. Кашель накрывает даже как-то неожиданно. Ингалятор спрятан далеко от меня. Остается только пытаться дышать правильно, как учили.
Это не из-за пыли. Из-за нервов только. Дело только в том, что нужно немного успокоиться.
Через какое-то время все это проходит.
С трудом усаживаюсь. Что-то мне подсказывает, что ненадолго меня оставили одного.
Сгибаю ноги в коленях и пропускаю руки через ноги. Так намного лучше, чем за спиной. Выжимаю чай из волос, беру один из бутербродов и начинаю жевать. Голод — сильная вещь. А без еды никак.
Больше суток меня просто не кормили, а я и не просил. А голод — зверь.
Проходит около получаса. Слышу за дверью движение, поднимаюсь с пола и подхожу ближе, прислушиваюсь. Они точно прощаются. Потом хлопает входная дверь. Мне даже кажется, как я слышу работу мотора автомобиля.
Герман направляется ко мне. Шаги грузные, тяжелые и злые. Прижимаюсь к стене прямо рядом с дверью, а когда слышу, как он открывает замок, поднимаю руки на уровень груди. В боевике видел. Пусть снова ничего не получится, так я хоть отведу душу.
Герман заходит в комнату, но не видит меня. А я рядом. Сбоку и за его спиной. Поднимаю руки и перекидываю через его голову, как будто обнимая. Притягиваю к себе. Цепь от наручников должна вгрызться ему в горло.
Почти скалюсь, когда чувствую свою силу.
Считаю про себя секунды, терпя удары Германа, хотя очень больно. На девятой секунде он замирает, я чуть-чуть ослабляю хватку, но тут же получаю втрое сильный удар по животу. Теряю контроль над своим телом и уже перестаю стягивать Герману горло. Почти падаю, но опять же руки, перекинутые через Германа, держат. Он тяжело дышит, поворачивается ко мне, все еще находясь в моих объятиях. Весьма своеобразных.