За пять веков до Соломона (СИ)
Когда кто-то из ребят спросил о дальних странах, Моисей с радостью ответил. Жизнь в Египте, схватки в Нубии, путешествия по пустыне. Он не приукрашивал, он рассказывал все, как было, опуская лишь некоторые свои ошибки и оплошности. Вот и выходило, что он, Моисей, был всегда смелым, решительным, умным, хитрым, справедливым и милосердным. Аж самому понравилось, насколько добродетельным и мудрым он оказывался во всех историях. Вечером, когда улицы наполнились народом, он уже свысока посматривал не только на детей, но и на прочих жителей.
Ведь кто они на самом деле? Варвары, живущие в пустыне. Которые и знают-то всего — горы вокруг, да пару колодцев в оазисах. Никогда не видали ни моря бескрайнего, ни Нила широкого, ни песков величественных, что до самого горизонта раскинулись. Ни пирамид огромных, ни храмов божественных, ни садов зеленых. А высокие тайны сотворения мира богом Ра, правила путешествия в подземное царство Осириса или подробности схватки Сета с братом Гором — им и вовсе не ведомы. Как и строгие математические исчисления, тайная иероглифическая письменность или пути светил по тверди небесной. Не с кем здесь было поговорить об особенностях игры на арфе, красотах дворцовых комплексов или волшебном блеске драгоценных камней. Вот и чувствовал себя Моисей единственным зрячим в стране слепцов.
До того момента пока с Иофором не повстречался…
* * *Моисей раздвинул шкуры, что вход закрывали, и ступил вовнутрь шатра. Иофор церемонно ожидал в центре, рядом с горящим очагом. И осанка, и гордый взгляд выдавали мужа сильного и мудрого. Почти такого же, как Моисей. Слова первые тоже подстать были. Но только первые.
— Благодарю тебя, Моисей, из далеких земель пришедший, за то, что для меня и семьи моей сделал.
И все. Ничего больше. А где же признательность до конца дней? Где благословение до седьмого колена? Нет, это не так уж и важно было, но на взгляд Моисея совсем бы не помешало. И вообще, первосвященник варварский слишком прямо голову держал, словно ровня ему, сыну царскому!
Моисей на слова такие отвечать не стал, простым кивком ограничившись. Пусть знает вождь мадиамский место свое рядом с родственником самого фараона, а значит и богов Египетских.
А Иофор, словно и не заметил ничего, жестом пригласил гостя присесть к очагу и принялся расспрашивать Моисея о жизни. Моисей уже в десятый раз, наверное, рассказывал свою историю, и поэтому поведал обо всем без утайки. О большой любви к Мариам, о геройской победе над нубийцами, о кознях Везира, что фараоновой немилостью для Моисея обернулись, о жадности и коварстве Неферперита, что выбора Моисею не оставил. О бегстве, разбойном нападении стражников в пустыне, о том, как стойко Моисей со смертью сражался, пока до колодца не дошел. И само собою, как без раздумий на защиту Сепфоры бросился, стражников дерзких во все стороны разметав.
— А дальше что? — вдруг спросил Иофор. Моисей аж не понял. — Вот ты до страны Мадиамской добрался, как хотел. Дальше, что делать собираешься?
Смутился тут Моисей — над этим вопросом, он как-то еще не думал. Главной целью было сюда дойти, а над тем, что потом будет, он голову особо не ломал. Но, плечи для верности расправив, Моисей широко улыбнулся и снисходительно сказал:
— Посмотрю еще. Может, дальше направлюсь, а, может, и в вашей бедной земле задержусь.
— Нравишься ты мне, сын царский, — произнес Иофор задумчиво. (Уста Моисея в улыбке разошлись: ну наконец-то, а то уже боялся, что не скажет доброго слова варвар высокомерный!)
— Нравишься, и потому хочу помочь тебе, — словно не замечая ничего, продолжал Иофор. — Горит в тебе огонь, дающий возможности огромные. Но ты пока не знаешь, как с пламенем тем совладать. Вот и получается, что иногда удается его на пользу использовать, а в другой раз огонь только беды и страдания приносит.
О чем он говорит? Он что его, Моисея, поучает?
— А еще — чувствую внутри тебя давнюю слабость, которая заставляет жизненную силу тратить на то, чтобы спрятать ту ущербность поглубже и людям казаться лучше, чем ты на самом деле есть.
Какая слабость? Он, Моисей, врагов всех в прах повергший, и слабым кажется?
— В знак благодарности хочу предложить тебе, Моисей, учеником моим стать. Вместе найдем мы источник сомнения, съедающего тебя изнутри, и придумаем, что с ним делать. Станешь тогда во сто крат сильнее, чем сейчас. А я тебе всю древнюю мудрость, все тайное мадиамское знание передам. Надеюсь, что преемник у меня, наконец, появится.
Глаза Моисея широко раскрылись, а сам он тяжело задышал. Что себе позволяет Иофор? Варвар, мира не видевший, предлагает ему учеником стать? Да он сам, кого хочешь, обучить сможет!
Но совладал с собою Моисей (в гостях все-таки!) и ответил просто:
— Благодарю и я тебя, Иофор. Но знаний достаточно имею. Не думаю, что чему новому способен ты меня научить.
— О каких знаниях речь ты ведешь? — спросил вежливо Иофор, ничуть не обижаясь на отказ.
— Каких угодно. Ученым и писцам египетским ведомо все, что в этом мире происходит. И Солнце в который день на небе погаснет, и какой урожай после разлива Нила будет, и насколько Богам приношения наши любы, и как тело человека в целостности сохранить после смерти, чтобы мог он жизнью вечною в темном царстве Осириса жить…
— Да, видать, многим мудростям обучены люди египетские, — в голосе Иофора звучало искреннее почтение. — Вот только одно я в толк взять не могу: а тебе лично, что дает это знание?
— Как что? Власть над другими людьми. Над поступками их и помыслами.
— А зачем тебе власть над другими, если ты еще над собой не властвуешь? — упорствовал Иофор.
— Что значит, не властвую? Еще как властвую!
— Да? И желания обуздываешь, и цели достигаешь, и истину спрятанную видишь?
Кровь ударила в лицо Моисею, сделав его бордовым и страшным в отблесках очага. Приготовился сказать слова обидные. Как смеет Иофор, язычник мадиамский, такие вещи ему в лицо говорить? Ему, который победил полчища нубийские, спасся в дикой пустыне, Сепфору от напасти защитил, Мариам… И осекся тут Моисей, понимая, что прав Иофор. Что толку в знании, если оно не позволило девушку любимую уберечь?
Но Моисей был слишком юн и горд, чтобы открыто признавать ошибки. Потому засмеялся громким смехом, пряча неуверенность за усмешкой. Иофор взглянул на него еще раз, словно поняв, что внутри в душе происходит, и неожиданно предложил Моисею:
— А что, если мы договор заключим?
— Какой еще договор?
— Знанием, данным учителями старыми, ведомо мне, что до конца седьмого дня придешь ты за советом. Не будешь знать, как поступить следует, вот и захочешь мнение мое узнать. Во-вторых, до конца месяца прибежишь с необыкновенным вопросом, чтобы ответ правильный получить. А в третьих, еще через два месяца — будешь разрешения моего просить, для исполнения желания сокровенного.
— Не верю я тебе, Иофор. Не Бог же ты, чтобы будущее знать. Да и не собираюсь я здесь на три месяца задерживаться. После нашего разговора решил — со следующим же караваном дальше двинусь.
— И все же, если сбудется, как я сказал: за советом до недели, за ответом до месяца одного, за разрешением до трех — пойдешь ко мне в ученики? — настаивал Иофор.
— Ладно, пойду, так и быть. Но все равно не верю, что ты — пророк…
* * *Пророк, не пророк, а в одном Иофор оказался прав. Моисей совсем позабыл, что из-за сезона бурь, следующий караван только месяца через три пройдет. После недавних приключений, Моисей в пустыню в одиночку отправляться не решался. Пришлось крепко задуматься, как эти несколько месяцев прожить. Царский сын был обучен многим вещам: и как людьми управлять, и как войско в ратные походы водить, и как сложные расчеты делать. Но все эти знания оказались ни к чему у скотоводческого народа. И хотя не гнал никто, но гордость, привитая с рождения, не позволяла Моисею просто так нахлебником у людей, его приютивших, на шее сидеть.